Парня допросили, обстоятельства разобрали что-то не вяжется одно с одним.
- Что именно?
- Первое: забрался в квартиру, когда там находилась граждан ка Пеладзе, супруга хозяина. Она - на кухне, он, значит, по углам шарит. Второе: следов взлома нет, ключей и отмычек у подозреваемого - тоже нет.
- Как объясняет?
- Просто: дернул дверь наудачу, а она не заперта. В наше-то время! Но третье, вот главное, он в домашних туфлях хозяина был. Пояснил: разулся, чтобы не топать, а потом, в панике, свою обувь с хозяйской перепутал, когда тот в неурочный час домой вернулся.
Вот именно. В неурочный час.
- Ты говоришь, грузин пожилой?
- Пожилой. Но в соку еще.
- А супруга?
- Молода, красива.
- А жулик?
- Молод. Но красив ли, сейчас сказать трудно. По причине побоев.
- Понятно.
- Но ведь парень сознался. Признал, что намеревался совершить кражу. И доказательства налицо.
- Какие?
- Вещи ценные успел в чемоданчик собрать.
- Какие вещи, хозяйкины небось?
- Ну правильно догадался: лифчики красивые, колечки золотые и с камушками, сережки, косметичка, костюмчик ненадеванный.
- Давай-ка его сюда. И вдвоем нас оставь...
Да, не знаю, был ли этот парень красив, но больше красивым никогда уже не будет - усердно грузинище постарался.
- Доигрался? - спросил я сразу.
- Я вас не понимаю.
- А я твою любимую не понимаю. Ей - сохраненная честь, тебе - тюрьма.
Парень помолчал.
- А вы как бы поступили на моем месте?
- Я по чужим женам не ходок, своих хватает.
- Я не мог по-другому. Он бы ее убил, если бы догадался, очень ревнивый. Мы бежать хотели.
Это я понял, по чемоданчику с лифчиками.
- Что делать будем? Тебе хороший срок светит. А по моему Закону о неприкосновенности жилища - вообще высшая мера.
- Чистосердечное признание, - он с трудом улыбнулся разбитыми губами, - суд его, надеюсь, примет во внимание.
- Глупо. Я не могу этого допустить.
- Другого выхода нет. Вам трупы нужны?
- Давай так. Я тебя отправлю в какой-нибудь подшефный колхоз, поживешь там. Может, за это время твоя любимая догадается мирно с грузином разойтись. Без ревности, понимаешь: ну любит она грузинскую постель, да не любит грузинской кухни. А потом вдруг встретит тебя, и вы поженитесь... Но я бы с ней судьбу свою не стал связывать. Об этом подумай. Договорились?
- А мужу что скажете, он же будет интересоваться?
- Скажу, что расстрелял тебя. Пусть его совесть помучает. А что он тебя отлупил, что ж, то его право. Хотя он об этом и не знает...
Вот я и говорю: каждый должен быть на своем месте - муж на своем, любовник - на своем.
Выходя из Горотдела, увидел подъезжающий автобус, набитый задержанными парнями.
- Откуда дровишки? - спросил я Волгина.
- Из леса, вестимо. Рэкетмены сельские. По нашей схеме крестьяне сработали. Двоих "парламентеров" прищучили, вся банда карать явилась. А мы их уже ждали.
- Неужели сдались без боя? - усмехнулся я.
- Сдались. Да еще вопили: "Дяденьки, не бейте! Больше не будем!"
- Не будут...
Я вернулся в Замок.
- Давай мне Пилипюка, - это Ляльке, сидевшей за столом в приемной.
- А он уже заходил, я велела, чтоб попозже. - И в дверь за моей спиной: - Входи, тебя полковник ждут-с!
- Мне сапер-минер хороший нужен, - сказал я Пилипюку,- есть у тебя?
- Васька Ламбада.
- Что у вас за страсть к блатным кликухам?
- Та ни, Митрич, он вже к нам с ней прийшол.
- Веди сюда.
Василий на вид оказался простоватым парнем из старой деревни русоволосый, голубоглазый, плечистый.
Я протянул ему коробочку с кнопкой, что отдала мне Юлька.
Он шарахнулся от нее, как рыжий Бакс от мышки.
- Осторожно, товарищ полковник! Где у вас к ней другая деталь?
- Другой не было, только эта.
Он взял у меня коробку, легонько вскрыл, что-то вынул - и только тогда задышал нормально. Пояснил:
- Это само ВУ, товарищ полковник, а к нему должен быть замедлитель, на тридцать минут. Они вот так вот соединяются и все- через тридцать минут реле сработает и ударит по кнопочке. - И улыбнулся добродушно: - Холодно стало, товарищ полковник?
Не пойму даже, может, и жарко. Я ведь это ВУ полдня в кармане таскал. А Юлька! Везучие мы с ней. Но я ей об этой Ваниной подлости не скажу - она у него последняя, гад буду!..
Так, с этим все, пора, стало быть в командировку, в подполье, точнее. Юлька свое дело "сделала", мне свое делать.
И я сказал Ляльке:
- Полковник Сергеев срочно заболел. Дня на два. Можете давать по радио бюллетень о состоянии его здоровья. Но не увлекайтесь - результаты анализов не сообщать, только температуру, пульс и давление.
- Сухпай, батарейки, спальные мешки?
- Откуда ты знаешь?
Вернувшись в терем, Надежда сообщила Ване Заике хорошие новости.
Во-первых, подтвердила факт строительства оборонительных сооружений вдоль берега реки и оборудования пулеметных гнезд, а также обучения добровольцев из числа горожан (не густо, знать, у Серого с бойцами).
Во-вторых, куда-то исчезла Юлька. Последние следы ее обнаруживались в доме у Натальи, откуда они вместе, по непроверенным данным, отправились в Замок. Из Замка Наталья вернулась одна и отвечать на скромные, случайные вопросы Надежды решительно отказалась.
- А что Сергеев? Что о нем слышно? - спросил Ваня о главном.
- Ничего не удалось узнать, - огорченно повинилась Надежда. Разговоры идут такие, что он вроде заболел. А толком ничего не известно.
- Понятно, - улыбнулся Ваня. - Триппер подхватил.
И отправился с докладом о проделанной работе в Куровское, к Сидору Большому.
Вернувшись инкогнито из экскурсии с юным проводником по подземным галереям, я снова вызвал Ваську Ламбаду, поставил ему задачу, показал точки на схеме.
- Все понял?
- Все, товарищ полковник. Теперь на местности надо посмотреть, руками потрогать. Ну и прикинуть - сколько чего и как.
Явился Прохор, встревоженный и несколько смущенный, как нашкодивший посреди комнаты щенок.
Обменялись новостями, мнениями.
- Что будем делать, командир?
- Сражаться. До победы.
- Тогда поднимай красный флаг, - как-то жестко, будто в этом было что-то личное, сказал Прохор.
- Что вы меня все в большевики записываете?
- Ты уроки истории любишь... А знаешь плохо. Ни при чем тут большевики. - И пояснил снисходительно к моей серости:- В давние годы пираты Карибского моря, идя на абордаж, поднимали на грот-мачте красный флаг в знак того, что пощады никому не будет.
- У нас грот-мачты нет.
- На "Беспощадном" поднимем. У него антенна длинная.
- Ну разве что... Как личная жизнь?
- А ты уже знаешь?
- Что именно? Неужели счастливым отцом готовишься стать? - И упредил: - Невыносим, прости.
- Не в этом дело, Леша. Похоже, ты опять прав. Наташа ушла...
- К другому? Или, точнее, к другим? - Я не собирался жалеть его.
Но Прохор и не нуждался в этом. При всех его моральных фантазиях он был человеком неприлично честным.
- Можешь расстрелять меня, - глухо молвил, - но я был преступно откровенен с ней. Она очень многое знала о наших делах и планах. От меня.
- Твое счастье, что ты знал не очень много. А очень многое из того, что ты знал, не соответствовало действительности.
- Ты использовал меня для дезинформации противника! - он выкинул вперед обличающий перст, коим едва не попал мне в глаз. - Тебе должно быть стыдно! - Палец принял вертикальное положение.
- Вот еще! Ты делал свое дело, я - свое. Спрячь кулачки. Я тебе медаль дам. Или в Сибирь за подругой пойдешь?
Прохор посопел угрожающе, выпустил гневный воздух (хорошо, что через ноздри) и подвел черту:
- Ты опять прав: проститутка и блядь - суть категории различные.
Ну, положим, так витиевато я сказать не мог...
И опять Серый ушел в подполье, по болезни. Вместе с Василием по псевдониму Ламбада.
- А чего ты себе такую иностранную фамилию взял? - поинтересовался я, когда мы углубились в холодные недра горы.
- Да батька, дурак старый, наградил, - охотно пояснил Василий. Приехал ко мне в часть, еще по первому году, вечером в солдатском клубе стали телевизор смотреть. А там танцы казали, конкурс. Ну и эту самую ламбаду.
Батька и заржал во весь бас. Во, говорит, Васька, а я и не знал, что это дело ламбадой зовется. Мы эту самую ламбаду еще когда с твоей мамкой бацали, на ее крыльце, как стемнеет. Тебя так и сламбадили. Токо у нас это по-другому называлось.
Ну, ребята и подхватили. Так прилипла эта ламбада, что меня старшина два раза в ведомость под ней заносил, ровно фамилию. И куда ни переведут, даже в другую часть - она за мной. Натерпелся. А потом привык. Теперь нравится, - заключил с гордостью. - Ни у кого такой нет.
За интересным разговором вышли на "развилку". Василий облазил все три выхода из Пещер; действительно, все камни руками потрогал, бормоча под нос какие-то новые для меня слова вроде той же ламбады.
- Теперь совсем все ясно, товарищ полковник. Сколько вы мне людей дадите?
- Сколько скажешь.
- От срока зависит.
- Сутки.
- Сделаем. А вообще, не люблю я эти горы рвать. С домами, к примеру, проще. А тут никогда не знаешь, что получится. Да еще река рядом. Рванешь чуть не так, воду поднимешь...
- Э, Василий, уж делай с гарантией. Мне не надо, чтоб ты город затопил.
- Да я понимаю, товарищ полковник, что вам надо. А вот что получится...
Кокетничает Васька своим умельством. Я ведь видел, как чутко он мужицкими пальцами каждый камешек изучил. Каж дую трещинку в монолите скалы проверил. И даже цветными мелками что-то пометил.
Раздав срочные распоряжения, я закрылся в кабинете. Наедине с собой.
Была нужда перед решающим днем мысли собрать, чувства обновить, что-то позади оставить, что-то впереди засветить - это как перед боем, по обычаю, рубаху на чистую сменить.
Что ж, кое-что, однако, сделано.
Экономическую базу преступности я подорвал, в городе в основном наладилось производство, искоренены все криминальные и полукриминальные виды бизнеса. Организованную преступность днями окончательно добью. Проституцию - это социально-криминальное зло - истребил. Милиция моя, очистившись от всякой скверны, работает по петровскому принципу: "В службе - честь!" Горожане активно включились в поддержание общественного порядка. Развернулась работа с молодежью. Городская власть - под контролем трудящихся. Да и не нужен ей этот контроль, порядочные люди в нем не нуждаются.
Да, вот еще. На днях проверил, как функционируют мои "подведомственные" пенитенциарные учреждения.
Там, конечно, нам с начальством повезло. Опять же Петр I: "Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые, веселые".
Теперь зона работала дифференцированно: на перевоспитание одних и наказание других. Идея раздельного содержания осужденных за насильственные и ненасильственные преступления, отделения молодежи, изоляции рецидивистов и "законников" себя полностью оправдала.
Медики и психологи выделили группу осужденных с врожденными преступными наклонностями - их еще более надежно изолировали, мягко говоря.
Да и общее впечатление было неплохое: заработал Завод сельхозмашин - выпускал сеялки-веялки, вошли в строй столярный и инструментальный цеха, где осужденная молодежь приобретала мирные специальности и привычку к труду, велось строительство дополнительных бытовых помещений.
Приемлемый быт, питание - как в пионерлагерях далеких лет, хорошее медобслуживание. Разбили приличный огородик, даже теплички поставили. Крольчатник и курятник завели. Строили свинарник и коровник. Но все это для тех, кто честно работал.
Кстати, когда отделили "законников" от общей массы, они быстро завяли. Без "мужиков" вору не прожить. Попробовали было еще двое качать права, объявили голодовку. Но голодали не долго. Никто их не подкармливал нечем было, никто их не уговаривал - незачем. Сделали вывод: лучше сдохнуть от работы, чем от голода.
Была, правда, спонтанная и нерешительная попытка бунта, но ее подавили расчетливо, решительно и жестоко.
Словом, воры начали работать - их стали кормить. По принципу: что наработал, то и поел. И заинтересованность в труде появилась, выработка стала расти. Как странно, да?..
Оставались, конечно, и нерешенные вопросы. Что удивительного? Их ведь двести пятьдесят.
Один из них - проблема пьянства и алкоголизма. Своей волей я решил восстановить упраздненные властью ЛТП, но нового типа - тюремного, по опыту наших предков. Но руки пока до этого не дошли.
Но все, что сделано, что начато - это день вчерашний. А вот будет ли у этих дел день завтрашний - кто знает? Уроки истории убедительно говорят, что многие прекрасные начинания так и канули в Лету, не доведенные до конца. В отдельно взятой стране...
В этот самый момент моего душевного смятения верная Лялька забарабанила каблуками в дверь.
- Что опять?
- Товарищ полковник, - официально почему-то, - к вам руководитель Контрольной группы.
Сердце упало - давно уже не тревожила меня Алевтина своими кляузами. Неужели ее девчонки опять какого врага ненасытного обнаружили в моем строю?
- Что у тебя, Алечка?
Не приняла дружеский тон. Плохо.
- Докладная, Алексей Дмитриевич.
Ну вот, не зря сердце падало.
- В двух словах.
- О необходимости упразднения Контрольной группы.
Вот это номер!
- Обоснование.
- В докладной об этом подробно говорится. Со ссылкой на анализ изменившейся обстановки. Динамику точно не помню, прочтете, но примерно так: в первую неделю мы выявили троих недобросовестных сотрудников - это еще отрыжка прежних кадровых подходов и застарелой коррупции; затем - еще двоих, эти лица проникли к нам из преступной среды с определенными целями. Потом пошли какие-то мелочи, вы помните, я докладывала. И вот уже довольно значительный срок - ни одного человека, злоупотребившего служебным положением, опорочившего звание работника милиции.
- Чем ты это объясняешь?
Алевтина ткнула папиросу в пепельницу, пожала плечами, тряхнула седой головой.
- Людям нравится работать честно. Условия для этого созданы.
Ну что ж, это бывает. И гораздо чаще, чем мы думаем.
- А что с девчонками будем делать?
Алевтина улыбнулась.
- За них не беспокойся. Они все замуж выходят, за твоих парней.
- Ты их для этого сюда и привезла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51