Но не возражает, побаивается: Семеныч крут, непредсказуем. Да и в Заречье, среди боевиков, его люди имеются, в обиду Семеныча не дадут. Не резон с ними сейчас расплеваться. После победы раздадим кому что положено. А Семенычу при любом раскладе не кумовать. Ни те, ни эти не простят.
- Лады, - Семеныч снова хлопает по столу. - В тот же час, как рванет, - прорыв через мост. Демонстративный, отвлекающий. Основные силы на лодках, катерах, хоть вплавь, как хотите - через реку. И сразу брать Замок, закидать его из гранатометов. Готовьтесь, ребята.
Егерь хлопает "посошок", берет на плечо свою "ижевку" и уходит в лес.
Совещание 3 (общее, расширенное, с общественностью)
Решающий день. Если нам не поверят, я подло уйду из дела- брошу все начатое, предам товарищей по оружию, друзей, идеалы, самого себя, стало быть.
Народу, вопреки опасениям (или тайным надеждам), собралось много. Роль свою, конечно, сыграли наши начальные действия и вызванные ими всяческие слухи. Правда, хорошее начало еще не гарантия ладного конца. Гитлер вон тоже хорошо начинал...
Ребята Майора разделили на ручьи бурные людские потоки, устремившиеся в зал, разместили людей, отсекли явный избыток желающих, объяснили массам, что из зала будет вестись трансляция прямо на площадь, через динамики. Если и не все увидите, то уж услышите все.
Я вышел на край сцены, коротко представил президиум и начал свое вступительное слово:
- Граждане! Я объявил в нашем городе войну преступности...
- А кто вы такой? - взвился над головами закономерный, но не очень доброжелательный вопрос.
Ответил откровенно:
- Не знаю. Может быть, диктатор. Сейчас это не имеет значения. Но вообще-то я не против террора. Все дело в том, чьи интересы он защищает.
- Самозванец! - прозвучало с радостной, уличающей злостью. Узурпатор!
- Стало быть, так, - я добродушно поскреб макушку. - Надеюсь, вы об этом не пожалеете. - Двусмысленно получилось. И я поправился: - Еще одна истерика - и вас выбросят вон. Продолжаю. На чем я остановился? Ах да... Я объявил войну преступности. Но, как вы знаете, одними карательными мерами ее не победить. Чтобы сбить криминал с ног, поставить на колени и срубить голову, нужно прежде всего наладить в городе нормальную жизнь. Не обольщайтесь: я этого сделать не могу. Кроме вас самих, этого никто не сделает. Хватит ждать умного дядю. Вот поэтому мы собрали здесь представителей общественности. Чтобы избрать, ну, скажем, народное правительство. Из порядочных, толковых людей. Которым вы доверяете. Помогут ему сделать первые шаги, определить ближайшие задачи, выработать правильные меры, - я повернулся к президиуму, - вот эти люди: профессиональный Политик, депутат Госдумы, честный, знающий человек...
- Позвольте! - возопило из глубин зала возмущенное существо с всклокоченной, бурно лысеющей головой. Это его "позвольте" прозвучало как "не позволю". - Что вы нам навязываете со стороны? Существует общегосударственная программа экономических реформ. Она идет по стране в ногу со всем цивилизованным миром, и предлагать нам свои авантюрные планы вы не имеете права.
- А вы поднимитесь сюда, - с растерянным миролюбием предложил я. - И все, что надо, скажите людям.
- Это Кузнечик, - шепнул мне Волгин. - Профессиональный правозащитник. Зовут Наум Лазаревич. В народе, по-уличному: Наобум Лазаревич.
Лысеющий Наобум выбрался из рядов, поднялся на сцену, отважно и непримиримо сверкая очами. Но лязгать зубами я ему не дам, кусаться - тем более.
- О каких, простите, реформах вы говорите? Что-то я не понял.
- Вы будто и не знаете! - выцелил меня обличающим перстом.
- Не знаю, - признался. - Они где, скажите мне, опубликованы? Кто их разработал? Кто их видел? Вот вы, лично, где о них читали?
- Демагог! - чуть не убил он меня жестоким словом.
- Постараюсь оправдаться. - И я обратился в зал: - Граждане, кто-нибудь из вас может нам помочь? Кто-нибудь знаком с государственной реформой экономики? - Никто не откликнулся. - Жаль. - И я снова обратился к своему оппоненту: - Вы считаете, что разрушить созданное прежде и ждать, когда все само собой образуется в лучшем виде, - это реформы?
Ограбить народ ваучерами, тысячекратным повышением цен, сделать его нищим, лишить миллионы людей жилья, работы, учебы - это, по-вашему, реформы?
Разрушить промышленность, добить окончательно сельское хозяйство - это реформы?
Влезть в зарубежные долги, развязать гражданские войны, отдать всю власть преступникам - это реформы?
Из одной огромной богатой страны сделать очень много маленьких и нищих - это тоже реформы?
А я по своей наивности полагал, что реформы - это когда из плохого делают лучшее, из хорошего - отличное. Когда растет промышленность, развивается сельское производство, когда людям становится все лучше жить тогда я понимаю, что это реформы. Что вы молчите? - И я снова обратился в зал: - Сразу же хочу предупредить: кто пришел сюда погорлопанить, кто рассчитывал, что здесь будет митинг, - могут быть свободны.
- Я доложу куда следует, - прошипел Наобум Лазаревич.
А что он мог еще прошипеть?
- Доложите, - согласился я, - обязательно. Но несколько позже. - Когда будет совсем поздно. - А с этой минуты - вы под домашним арестом. Ведите себя хорошо, это в ваших интересах.
Вот это он понял. И даже не пробурчал под нос про произвольный беспредел. То есть наоборот: беспредельный произвол.
- Вернемся к нашим делам. Сегодня, повторяю, вы должны сформировать наше правительство из людей, которым вы доверяете. В помощь вам рекомендую квалифицированных консультантов, - широкий жест в сторону президиума, - по вопросам политики, экономики, законности.
А со своей стороны займусь нашей главной болевой точкойискоренением преступности. Чтобы создать людям нормальные условия для жизни. Как видите, эти две проблемы взаимосвязаны. Не разгоним бандюков не будем жить нормально. И наоборот. Потому что все наши добрые дела будут поглощаться жадной трясиной криминала. Этот узел распутать невозможно. Поэтому я буду его рубить. Сообщаю: меры к преступникам будут применяться не суровые... А жестокие. Впрочем, добропорядочных и законопослушных граждан это никак не должно беспокоить. Я объявляю всех преступников вне Закона. Гуманности к ним больше не будет. Гуманность будет к пострадавшим. Жестокость во имя гуманности. Ненависть во имя любви. Все поняли? Сейчас новый начальник городской милиции расскажет вам о том, что уже сделано.
Волгин коротко сообщил: сформирован новый личный состав Горотдела, намечены и введены в действие решительные меры по борьбе со всенародным врагом. Из города выдворены все недобросовестные лица неславянского происхождения, изгнаны и блокированы руководители и боевики преступных формирований, арестованы и готовятся к ответу скомпрометировавшие себя представители городской администрации и правоохранительных органов, наложен арест на все имущество увеселительных заведений, изъято значительное количество наркотиков и оружия, проводится следственная работа по злоупотреблениям прежних городских властей, организован приют для бездомных и т.д.
Слушали заинтересованно, я бы сказал, с надеждой. Вопросы задавали прямые, по существу. Некоторые представлялись:
- Профессор Кусакин. - Далее с ехидцей. - Слушать вас приятно, не скрою. Однако для города, где среди бела дня режут на куски молодых женщин, ваши речи звучат не слишком ли самонадеянно?
- Уже не режут, профессор. Преступник задержан, сейчас проходит судебно-психиатрическую экспертизу.
- На вменяемость? - уточнил дотошный профессор с собачьей фамилией. И саркастически добавил: - И если он будет признан вменяемым в отношении инкриминируемых ему деяний, вы, конечно, его...
- Расстреляем, - завершил его сарказм Волгин недрогнувшим голосом. Во всеобщей тишине.
Но профессор Кусакин не зря так прозывался, хватка бульдожья.
- А если он будет признан невменяемым, то спокойно продолжит свое кровавое пиршество? После отдыха в лечебнице. Ведь так, согласитесь?
Волгин расчетливо выдержал паузу.
- На этот вопрос я пока не могу ответить. Мы еще не решили. В одном могу заверить твердо: он больше никогда не будет опасен.
- Руки отрубите? - хмыкнул профессор, садясь на место.
- Возможно, - вполголоса согласился Волгин.
По залу пронесся общий вздох - не то облегчения, не то возмущения. Будущее покажет.
На этом интересном месте я покинул собрание. Лялька уже дергала меня за рукав и показывала стволом автомата на выход.
Мы вышли из здания и с трудом пробились через толпу. Нас узнавали, на меня смотрели, Ляльку хотели потрогать, но побоялись. Над площадью гремел из динамиков голос Волгина: "...беспощадно. Особенно если таковыми окажутся лица, облеченные властью или серьезными служебными полномочиями..."
Мы вышли на Лесную и направились к Замку. Улица была совершенно пуста. Но "сопровождающих" от заботливого Майора я не заметил. Наверное, тоже Ляльки испугались, которая конвоиром шла в двух шагах позади меня, с автоматом на тонкой шейке, с револьвером на тонкой талии, в прекрасном камуфляже "белая ночь".
- Вам, наверное, скоро памятник поставят, Алексей Дмитриевич, говорила она под стук наших шагов в уличном безмолвии. - Во весь рост. Как Феликсу.
- Думаю, не очень скоро. Даже надеюсь на это, - скорректировал я Лялькины мечты.
- Здрасте! Что подумали, - фыркнула, как кошка на зарвавшегося Полкана. - Я имею в виду - при жизни. Как народному герою.
- Уже позавидовала?
- Вот еще! Я вами горжусь.
За этим милым трепом мы благополучно достигли Замка. В воротах нам честь отдали.
А во дворе стайка молодых женщин окружила словно наседку женщину пожилую. С седой головой, ясными глазами и папиросой во рту. Все сидели на чемоданах.
Нас они не заметили. Потому что с интересом наблюдали Пилипюка.
Он, натужившись изо всех сил, держал в охапку белую голую мраморную девушку, пытаясь ее, непослушную, передвинуть.
- Куда потащил? - тут же заорала на него Лялька. - Жинке твоей сообщу, охальник.
- На место хочу приладить, - пыхтя, оправдался хозяйственный Пилипюк, не чуждый эстетических наклонностей. - Вон, дивись, цемент вже развел, кивнул на стоящее у постамента ведро.
Я подошел к приезжим:
- Здравствуй, Алечка. Давно здесь?
Пожилая женщина встала, стряхнув с себя, как листву, двух миленьких особ.
- Здравствуй, Серый. Заждались немного.
- Добрались нормально?
- Все хорошо. Твои ребята нас встретили, на автобусе довезли. Принимай пополнение.
- Вот и славно. - Я окликнул Ляльку.
- Не могу, - отозвалась она из-за статуи. - Я шедевр придерживаю.
- Скоро уже, Алексей Дмитриевич, - подал голос и Пилипюк, размазывая раствор по постаменту. - Хай трошки схватится.
- Интересные у вас дела, - усмехнулась Алевтина. И девочки вслед за ней послушно захихикали.
- Обживаемся, - улыбнулся и я. - Что в столице о нас слышно?
- Пока ничего, слава богу. Но все дырки ты все равно не заткнешь.
- Месячишко продержаться - потом не страшно.
- А сейчас боишься? - угадала она меня.
- Боюсь. Чем больше делаем, тем больше новых дел появляется. Одна надежда - на соратников.
- Мы тебя не бросим. Мы - одной крови.
- Тем и живу. Тем и воюю.
К нам шла Лялька, довольно оглядываясь на возведенный монумент. Едва не налетела на нас.
- Очнись, ваятель, - сказал я. - Забирай девушек. Устраивай, корми, проинформируй. Потом зайдешь ко мне.
Девушки дружно взялись за чемоданы и сумки.
- Отставить! - рявкнула Лялька генеральским басом. - Старшина Пилипюк, обеспечить эскорт и сопровождение.
Это, по ее разумению, разные, стало быть, понятия.
По команде Пилипюка из парадных дверей Замка высыпалась дежурная смена. Ребята подхватили - кто чемоданы, а кто и девушек (кому чемоданов не хватило), понесли в дом.
Мы с Алевтиной прошли в кабинет. На пороге она осмотрелась, хмыкнула:
- Обживаешься?
- А чего скромничать? Я здесь пока самый главный.
Немереными стараниями Ляльки рабочий кабинет по своему интерьеру приблизился к небольшому залу исторического музея. Прежний владелец Замка собрал неплохую коллекцию рыцарской атрибутики. Лихие боевики частью растащили ее, частью попортили, а частью свалили в подвал. Но Ляльке хватило и того, что осталось.
На стену за моим рабочим столом она заставила Пилипюка повесить в качестве символа настоящий щит, обтянутый черной кожей и схваченный стальными завитушками, и настоящий меч, сверкающий карающим лезвием. А в углу, рядом с кофейным столиком, ребята поставили по ее же указанию средневекового рыцаря с подносом в железных руках. На подносе, естественно, бутылки - что же еще?
Здесь мы и расположились - Лялька не забыла даже свежий кипяток в термос залить для кофе.
- Завтра я тебя представлю своим бравым ментам. Как главного кадровика. Девчат разбросаешь по основным службам, Лялька в этом поможет она нужную работу уже провела.
- Какие-то исходные данные на этот счет есть?
- Кое-что я тебе подготовил, личные соображения. Сама решишь.
- Твоих ребят тоже проверять?
- Может, ты и меня проверишь?
- Обязательно, - серьезно сказала Алевтина. - Через полгодика. Медные трубы - они, знаешь...
- Знаю. Завтра в восемь жду здесь, вместе в отдел пойдем. А сейчас отдыхать.
Надо ли говорить, что тут же вошла Лялька?
- Познакомься, - сказал я ей.
- Лялька, - сказала она и сделала книксен.
- Алька, - усмехнулась Алевтина.
- Ознакомь Алевтину Яковлевну со списочным составом.
- Сначала ужин, а потом дела. А к вам опять Русаков пытается пробраться. Запускать?
- Запускай.
Прохор доложил, что формирование нового Правительства свершилось и оно уже приступило к работе. В частности, утвердило Волгина в должности начальника милиции, а Майора - в должности командующего нашими вооруженными силами.
- А тебя?
- Утвердили председателем Комиссии по информации населения.
- Поздравляю. Чем недоволен?
- Могли бы и Комитетом обозвать, посолиднее. Авторитетнее как-то.
- Авторитет заработаешь. Словом правды и добра.
- Ты изменился за эти дни. Еще нахальнее стал.
- Это естественный рост. В приоритетном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51