Может быть, даже удастся услышать, как проректор Вольф усаживал в
экипаж именно у своего дома порученных его попечению и выросших на его г
лазах русских мальчишек перед отправкой их во Фрейберг и его нравоучени
я. А может быть, и последние слова, которые он говорил своему ученику Михай
ле, когда отправлял его уже в Россию. Именно Вольфу Академия переслала де
ньги на дорогу Ломоносову. Честный и порядочный человек. Это немало. Жаль,
что на доме нет еще и другой надписи: «Вольфу Ц благодарная Россия».
В маршрут подготовки лекции не вошел еще один важный адрес: Universitatstrasse, 62/1. По нем
у когда-то проживал кумир юного Пастернака Герман Коген. Философия Ц са
мая безжалостная из всех наук или искусств, как кому заблагорассудится с
читать. Здесь выживают только сильнейшие и открыватели. И как ни в какой д
ругой науке быстро исчезают эпигоны и толкователи. Кто там у нас в мирово
й философии работал в одно время с Когеном? Пожалуйста: Кассирер, Риккерт,
Гуссарль, Ясперс, Эдмонд Видельбанд, Макс Авенариус. В этой компании нетр
удно и затеряться. Вот философии Авенариуса еще один русский гений посвя
тил целую монографию. А кто у нас писал о Когене?
Вот так-то, а ведь Коген гремел, имел популярность, учеников. Даже соблазн
ял заняться философией одного из будущих литературных нобелевских лау
реатов. В его философии сейчас разобраться не возьмусь. Возможно, перево
ды Когена у нас есть. По крайней мере, один из профессоров Литературного и
нститута, мой приятель, таскающий меня по театральным премьерам, а в антр
актах знакомящий с окололитературными сплетнями, написал о нем статью, н
о особых открытий в ней я не обнаружил, да и скучно было читать. Но Бог с ним
, с Когеном, пусть спит на своем спокойном еврейском кладбище. Жаль, что до
его дома не добрался. Сохранился ли вообще этот номер? А было бы интересно
заглянуть туда, обойти, извиняясь за вторжение, все комнаты. Где же происх
одили знаменитые воскресные когеновские обеды? Описаний нет. Может быть
, жив еще кто-нибудь из потомков?
Сам Пастернак, ставший со временем любимцем Когена, на этот обед, как уже и
звестно, так и не попал, а приглашен, это тоже известно, был. Обед почти совп
ал с его импульсивной поездкой вслед за сестрами Высоцкими в Берлин. Он о
чень красочно описал в «Охранной грамоте», как, вернувшись из Берлина, по
лучил сразу два письма: одно от двоюродной сестры Ольги Фрейденберг, кот
орая проездом остановилась во Франкфурте, а второе от Когена Ц с пригла
шением. (Письмо уже было приведено, простим профессорские повторы, но пов
торение это мать учения) И на глазах оторопевшей хозяйки решил на обед не
ходить. Во Франкфурт! Но не промалывает ли профессор все по второму кругу?

В «Охранной грамоте» Коген описан очень сочувственно, хотя надо отметит
ь, что сам словесный портрет сделан скорее по рисунку отца, нежели по памя
ти сына. Отец в истории обучения сына у Когена сыграл свою роль. Первонача
льно Коген принял молодого человека из России не очень дружелюбно. Скоре
е всего, как всех, как обычного ученика. Но ведь не совсем обычным наш поэт
хотел быть с детства Ц композитором, как Скрябин или Глиэр, пианистом, ка
к Исайя Добровейн. Какое счастье, что кто-то из них раскритиковал его сона
ту!
В Марбург он, как известно, приехал в конце первой декады мая , а уже 8 июня у
отца и сына завязывается переписка по поводу портрета, который хотел бы
сделать с профессора Когена русский академик живописи. Согласимся, что з
десь есть какая-то излишняя торопливость. Кого: отца, сына или посредницы
некой г-жи Рубинштейн, сын которой состоял в учениках и был одним из любим
цев профессора. Такое намерение появилось у отца, привыкшего делать порт
реты с известных людей. С натуры и по документальным свидетельствам. Воз
ьмем хотя бы замечательный портрет Лермонтова написанный сепией в 1891-м г
оду Леонидом Осиповичем. Расхлебывал за намерение отца и общую несоглас
ованность сын. Младший Пастернак пишет о реакции Когена: «Он был удивлен
и шокирован этим «навязываемым ему заказом», тем более, что не знал твоег
о имени и нашей национальности. Теперь, когда Коген узнал….., что ты Ц знам
енитость и что еврейство твое вполне безупречно…» Дальше идут очень инт
ересные подробности, связанные с экономической стороной предприятия, с
видетельствующие в том числе о том, что молодой Пастернак уже хорошо раз
бирался в материальной и нравственной сути дела. К сожалению, всё так сло
жилось, что ученики и поклонники Когена заказали «одному художнику-евре
ю за плату рисунок с него»… Услуги старшего Пастернака оказались не нужн
ы. Жаль. Впрочем, в том рисунке с натуры, который старший Пастернак, будучи
проездом в Марбурге сделал с Когена, есть еще одна фигура Ц собственног
о сына. И это одно из драгоценнейших свидетельств молодости поэта.
Из чувства столь модной ныне политкорректности предыдущий эпизод можн
о было бы и опустить. Но, интересуясь и Марбургом, и Германией, я наткнулся
как-то на газетную фотографию. Она сделана была пару лет назад, недавно, н
о в печальную дату «хрустальной ночи»? значит? 9 или 10 ноября: группка людей
в Марбурге столпилась на небольшой площади в центре, где раньше стояла г
ородская синагога. Напомню, что Марбург в войну не бомбили.
Ну, а как же Коген, как же его вспыхнувшая доброжелательность по отношени
ю к умному юноше из России? Учитель всегда шире и добрее ученика. Он, правд
а, не всегда знает, что тому делать с его призванием. А потом Пастернак, да, в
прочем, и его отец, были по воспитанию и общению людьми скорее русским, а з
начит и с вполне русскими целями. В том же письме есть и еще одно признание
на этот счет. Сын отцу: «Ни ты, ни я Ц мы не евреи. Хотя мы не только добровол
ьно и без всякой тени мученичества несем всё, на что нас обязывает это сча
стье…, не только несем, но я буду нести и считаю избавление от этого низост
ью; но нисколько от этого мне не ближе еврейство».
Так вот, Коген всё-таки встретил своего русского ученика. Но какая проза,
как точны детали! И кого интересует, было так или все же было по другом? В ве
чности осталось все так, как это нарисовал поэт. «Охранная грамота» Ц до
чего же опасно и в собственной лекции, и потом в собственном романе приво
дить такие цитаты. Чтобы всем стало ясно, как писал прозу небожитель и что
приблизиться к подобному сегодня не получается, невозможно?
«…сады пластом лежали на кузнечном зное, и только стебли роз, точно сейча
с с наковальни, горделиво гнулись на синем медленном огне. Я мечтал о пере
улочке, круто спускавшемся вниз за одной из таких вилл. Там была тень. Я эт
о знал. Я решил свернуть в него и немного отдышаться. Каково же было мое из
умление, когда в том же обалденьи, в каком я собирался в нем расположиться
, я в нем увидел профессора Германа Когена … Его интересовали мои планы. Он
их не одобрил. По его мнению, следовало остаться у них до докторского экза
мена, сдать его и лишь после того возвращаться домой для сдачи государст
венного, с таким расчетом, чтобы, может быть, впоследствии вернуться на За
пад и там обосноваться. Я благодарил его со всей пылкостью за это гостепр
иимство».
О лукавство художника. Ему было не разойтись с Россией. Ну, прощай, философ
ия!

Глава девятая

Лекцию перенесли. Позвонила моя старая приятельница Барбара, ведающая з
десь, как я уже писал, славистикой. Но славистов и людей, занимающихся руси
стикой и русской литературой, в Марбурге довольно мало, зато много эмигр
антов, для которых очень важен человек, только что приехавший с родины. По
этому-то лекцию из университетской аудитории перенесли в кафе «Корона»
возле ратуши. Не по времени, а по месту. Демократичная Барбара посоветова
ла мне не волноваться, у них это обычная практика. Её студенты-русисты обя
зательно все придут, будет человек двадцать. Всем удобно: те, кто приедут п
рямо с работы, заодно и закусят.
Никакого волнения, тем более ущемления моего достоинства я не учувствов
ал. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Я уже давно
перестал думать, что наука и нормальное научное общение происходят толь
ко в больших аудиториях. Потом мелькнула мысль и о политической подоплек
е. Что немцам наши Ломоносов и Пастернак, эти имена лишь кое-что прибавляю
т к славе города. В конце концов и Джордано Бруно читал лекции здесь по пут
и из Лондона в Италию. Город, магистрат и университет, которым город живет
, заботятся об эмигрантах предыдущей волны, не потерявших еще связь с рус
ской культурой, и о совсем новых своих гражданах. Валяйте, валяйте, кафе та
к кафе.
Меня только одно при этой перемене забеспокоило. Серафима с ее внезапным
звонком из Берлина. Сколько же ей лет, бодрая, значит старуха, если собрал
ась приехать. Удивительно, ее утренний звонок сидел в моем сознании, как г
воздь. Значит все время я хожу с тремя гвоздями в голове: лекция, Саломея, С
ерафима…
Барбара будто почувствовала мою озабоченность: «Если ты, Алексей… Ц ска
зала она по-русски, и совершенная немецкая техника сохранила все оберто
ны ее голоса. Говорит Барбара почти без акцента, как и положено ученице зн
аменитого Фасмера. Ц Если ты кого-нибудь пригласил на лекцию, то мы в уни
верситете везде развесили объявления, куда ее перенесли. Найдут!»
Барбара всё-таки удивительный человек. Такую любовь к предмету своего в
ожделения я видел только у пьяниц, если те любят, то любят. Не было русског
о, специально приезжавшего в Марбург или коротко транзитом его проезжаю
щего, которого бы она не приветила. Собственно, поэтому она знает всю моск
овскую литературную элиту, а кто из писателей или поэтов не стремится за
вернуть в Марбург! В её истории есть некий до конца не познанный мною нюан
с: в свое время, видимо, вместе с родителями, она эмигрировала из Риги. А вот
университет заканчивала в Берлине и слушала того самого Фасмера, профес
сора Санкт-Петербургского университета, который в Германии выпустил «Э
тимологический словарь русского языка». Такого словаря у нас в то время
и в помине не было.
Ц Барбара, ты будешь переводить или мне строить выступление по-немецки?
Ц Спросил на всякий случай, ответ знал заранее.
Ц Нет-нет, не по-немецки. Русским студенты владеют, для них это будет и до
полнительная практика. Для новых эмигрантов требует только русский. Мэр
у я буду шептать перевод на ушко, если он, конечно, придет.
Кафе «Корона» на рыночной площади, напротив фонтана со скульптурой свят
ого Георгия, я нашел быстро. Полюбовался еще раз на ратушу Ц петух на часа
х с позолоченным циферблатом запоет и захлопает жестяными крыльями ров
но в шесть, когда я начну лекцию. Немцы точны, как швейцарские часы. И площа
дь, хоть и маленькая, и ратуша замечательны. Круг почти замкнулся: дом фрау
Урф Ц Barfusserstrasse Ц где, по семейным преданиям, Ломоносов познакомился с будущ
ей женой, в двух минутах ходьбы, и здесь же «когтистые крыши», под которыми
жили и Мартин Лютер, и братья Гримм. Площадь чуть скошена с подъемом от ра
туши к фонтану и дальше, к итальянскому ресторану. Еще выше Ц замок, но эт
о уже атмосфера Кафки.
Всё вылизано, чистенько, никаких машин, классический булыжник. Возле сам
ой ратуши, с одной стороны кафе с летней террасой, с другой Ц магазин нему
дреных сувениров. По воскресеньям здесь, конечно, традиционный маленьки
й базар: пяток фургонов с продуктами Ц мясо и мясные полуфабрикаты, колб
асы, сосиски и ветчина, Ц всё такое чистое и привлекательное, что, кажетс
я, сделано из пластмассы, не в коптильном цехе и колбасной, а в мастерской
художника. Палатки и корзины с овощами и фруктами. Здесь, на площади, в Ден
ь города ставят огромные бочки с пивом, и сам бургомистр и обер-бургомист
р наливают желающим пиво. Это я видел по телевизору в рекламном ролике к м
естным выборам. Уже потом рассказали: ни одна из нескольких сотен пивных
кружек, которые привозят к этому случаю на площадь, не пропадает и не быва
ет разбита.
Ну, об аккуратности немцев мы все наслышаны. Если бы не она, мы многого бы и
не узнали. Некоторые бумажки, связанные с годами ученичества и Ломоносов
а, и Пастернака, сохранились только благодаря педантичной старательнос
ти людей, через чьи руки они проходили. И тут я с благодарностью взглянул в
сторону ратуши. Хотелось бы также мысленно пронзить стоящие вокруг дома
и послать благодарный взгляд и в сторону Государственного архива. Сколь
ко там еще хранится русских бумаг! Ведь архив-то Гессенский, это понятие м
ного говорит русскому историку.
Мягко звякнул колокольчик. Кафе с дверью, выходящей на площадь, довольно
большое, чуть темноватое: или стилизованное под старину, или просто стар
ое, и дизайнер постарался несколько его осовременить. Это два зала с темн
ыми потолками, тяжелая, из прошлого или позапрошлого века, мебель Ц стол
ы и лавки Ц по стенам старые гравюры и предметы старинного быта. Мы-то, ру
сские, в свое время рубили тяжелые славянские шкафы с массивными тумбочк
ами, сдавали в переплавку через «Вторсырье» бабушкины чугунные и работа
ющие на древесном угле утюги и дедушкины сохи и однолемешные плуги, а бер
ежливые немцы всё хранили по чердакам и подвалам и сейчас выставили в св
оих кафе и лавках антиквариата. Где наши дуги над тройками лошадей, распи
сные прялки, старые дубовые лавки, резные ендовы, вышитые петухами полот
енца, санные полсти из овчины, расшитые поверху разноцветным сукном? Куд
а всё это, русское, делось? Немцы, как я сказал, сохранили. Может быть, хозяин
у кафе не пришлось даже лазить по антикварным магазинам, и он просто поко
пался в деревенском бабушки и деда?
В первом зале Ц массивная стойка с арсеналом выпивки и набором питейных
принадлежностей все мрачно сверкало, как сверкает инструмент в камере п
ыточных дел мастера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35