Другие кабинеты были закрыты, свет в них потушен.
Затаив дыхание, Митч сунул ключ в скважину замка. Ручка двери поддалась под его пальцами, он очутился внутри. Зажег свет, прошел к небольшому столу для заседаний, за которым они вместе с Эйвери просидели весь день и большую часть ночи. Вокруг кресел стопками высились сложенные на полу папки. По всему кабинету разбросаны бумаги. Справочники и регистрационные книги Налогового управления лежали одна на другой.
Митч уселся за стол и вновь погрузился в папку Кэппса. По данным ФБР выходило, что Кэппс, на протяжении восьми лет пользовавшийся услугами фирмы, являлся обыкновенным законопослушным бизнесменом. Людей Войлса он не интересовал.
Где-то через час голос в конце коридора смолк, Миллиган вышел из кабинета и закрыл дверь на ключ. Он спустился по лестнице, даже не попрощавшись. Поднявшись, Митч бегом проверил все кабинеты сначала на четвертом этаже, затем и на третьем. Никого. Было почти три часа ночи.
Сбоку от книжных полок в офисе Эйвери стояли четыре солидных, дубового дерева стеллажа, заполненных папками. На протяжении месяцев Митчу не приходилось видеть, чтобы Эйвери хоть раз подходил к ним. Все папки, с которыми он имел дело, хранились в трех металлических этажерках, стоявших рядом с окном. В них обычно копались секретарши, а Эйвери что-то вечно кричал на них. Закрыв за собой дверь на ключ, Митч подошел к дубовым стеллажам. Дверцы их тоже оказались на замке. На кольце Митч отобрал два небольших ключика, не более дюйма в длину каждый. Первый же из них подошел к первому стеллажу.
Из составленной Тэмми описи Митч запомнил множество названий кайманских компаний, способствовавших отмыванию грязных денег. Он быстро прошелся по папкам в верхнем ящике стеллажа, перед его глазами замелькали уже знакомые имена: “Данн Лэйн”, “Истпойнт лтд.”, “Вирджин Бэй лтд.”, “Инлэнд Контрэкторс”, “Галф-Саут”. Еще больше таких названий он нашел во втором и третьем ящиках. В папках были документы о займах, предоставленных кайманскими банками, банковские квитанции о переводе денег, акты о поручительстве, договоры об аренде, закладные, тысячи других бумаг. В первую очередь Митча интересовало все, что имело какое-то отношение к “Данн Лэйн” и “Галф-Саут”. У Тэмми уже была хорошая подборка материалов по этим двум компаниям.
Он взял в руки папку, полную квитанций о переводах денег и заемных обязательств “Королевского Банка” Монреаля. С папкой в руках он вышел в коридор и приблизился к стоящей посередине этажа копировальной машине. Посмотрел по сторонам, пока она разогревалась. Все спокойно. Поднял голову к потолку – никаких телекамер, как уже неоднократно он в этом убеждался. Загорелась надпись “НОМЕР ДОПУСКА”. Митч набрал на клавишах машины номер дела некоей миссис Летти Планк. Ее почти законченная налоговая декларация лежала на его столе на втором этаже, ничего страшного не произойдет, если он поставит ей в счет несколько дополнительных копий. Положил документы в автозагрузчик и через три минуты получил нужные ему копии, сто двадцать восемь листов, которые оплатит из своего кармана миссис Летти Планк. Вернулся к стеллажу за новой папкой по “Галф-Саут”. На этот раз набрал номер “Гринмарк Партнере”, компании по торговле недвижимостью из Бартлетта, штат Теннесси. Тоже вполне респектабельная компания декларацию которой он уже подготовил и кто тоже в состоянии оплатить несколько лишних ксерокопий. Девяносто одну, точнее говоря.
В кабинете Митча на его столе лежали восемнадцать законченных или почти законченных налоговых деклараций: их оставалось только подписать. Со своими клиентами он закончил за шесть дней до срока. И всем восемнадцати в счет автоматически будет вставлена оплата копий документов, относящихся к “Данн Лэйн” и “Галф-Саут”. Их номера он записал на листочке бумаги и положил у себя перед глазами рядом с ксероксом. Использовав их все, он позаимствовал три номера из папок Ламара и три номера из папок Кэппса.
Через небольшое отверстие в стене от копировальной машины бежал тоненький проводок, который в неприметном шкафчике соединялся с другими такими же проводками, тянувшимися от трех остальных ксероксов, располагавшихся на четвертом этаже. Ставший уже чуть толще, проводок спускался сквозь потолок на третий этаж и входил в стоящий в отдельном помещении компьютер, который ведал учетом и оценкой копий, сделанных на находящихся в здании фирмы ксероксах. Невинного вида серая проволочка, выходящая из компьютера, поднималась по стене вверх, проходила через весь четвертый этаж и устремлялась на пятый, где заканчивала свой путь в чреве другого компьютера, который запоминал номер допуска, количество сделанных копий и номер аппарата, сделавшего каждую копию.
Пятнадцатого апреля рабочий день в фирме “Бендини, Ламберт энд Лок” закончился в семнадцать часов. К шести часам вечера на стоянке не осталось ни одного автомобиля: все они, или почти все, оказались в двух милях от здания фирмы, у известного ресторана, специализировавшегося на блюдах из даров моря и называвшегося по имени владельца “Андертон”. Для ежегодного празднования был зарезервирован небольшой банкетный зал. Присутствовали все работающие в фирме партнеры и сотрудники, а также одиннадцать партеров, уже отошедших отдел. Пенсионеры все как один были загорелыми и в хорошей форме, работавшие же выглядели замученными и уставшими. Однако настрой у тех и у других был радостным, все предвкушали только приятное. На этот вечер забывались строгие правила и всяческое воздержание, в силу вступало новое для Митча уложение: шестнадцатого апреля никто из занятых в фирме людей не имел права показываться на работе.
На столах, расставленных вдоль стен, уже стояли блюда с охлажденными вареными креветками, вазы с устрицами. Собравшихся ожидал огромный бочонок, набитый льдом и бутылками с отменным шампанским. Бутылки стояли и в ящике позади бочонка. Рузвельт извлекал из них пробки с удивительным для его лет проворством. Позже, уже ночью, он напьется так же, как и все присутствующие, и Оливер Ламберт вызовет такси, которое отвезет Рузвельта домой, к его Джесси. Это уже стало ритуалом.
Двоюродный брат Рузвельта, известный по прозвищу Малыш Бобби Любитель Блюзов, сидел у рояля и наигрывал что-то печальное. Просто так, пока люди собирались. Позже он будет не нужен.
Не обращая никакого внимания на еду, Митч подхватил со стола ледяную зеленую бутылку с пивом и направился к другому, небольшому столу, стоявшему рядом с роялем. Положив на тарелку фунта два креветок, за ним проследовал Ламар. Оттуда они наблюдали за тем, как их коллеги сбрасывали с себя верхнюю одежду и с воодушевлением направлялись к шампанскому.
– Все закончил? – обратился к Митчу Ламар, не забывая о креветках.
– Да, – протянул в ответ Митч, – свои дела я подбил еще вчера. По Сонни Кэппсу мы с Эйвери работали до пяти вечера. Все.
– И сколько у вас получилось? – Четверть миллиона.
– Ого. – Ламар отпил прямо из горлышка. – Столько ему платить еще не приходилось, а?
– Ни разу, и поэтому-то он в ярости. Я не совсем его понимаю. Он заработал на различных сделках шесть миллионов, а теперь сходит с ума из-за того, что должен заплатить каких-то пять процентов налогов.
– А как Эйвери?
– Он несколько волнуется. На прошлой неделе Кэппс вынудил его слетать в Хьюстон, и там все прошло не так гладко. Вылетел он на “Лире” в полночь. По возвращении рассказал мне, что Кэппс сидел у себя в офисе в четыре часа утра и ждал его над кучей налоговых справок вне себя от гнева. Он во всем обвинил Эйвери. Грозился, что найдет себе другую фирму.
– По-моему, он все время так говорит. Пиво будешь? – Ламар отошел на мгновение и тут же вернулся с четырьмя маленькими пивными бутылками. – Как дела у матери Эбби?
Митч взял с тарелки креветку, очистил.
– Пока неплохо. Ей удалили легкое.
– А сама Эбби? – Прекратив жевать, Ламар смотрел на друга.
Митч открыл бутылку с пивом.
– С ней все в порядке.
– Послушай, Митч, ведь наши ребята ходят в ее школу. Ни для кого не секрет, что она взяла отпуск за свой счет. Уже две недели, как ее нет. Мы знаем об этом, и всех нас это тревожит.
– Все устроится. Ей нужно на время сменить обстановку. В этом нет ничего страшного.
– Брось, Митч. По-моему, страшно, когда жена уходит из дома и неизвестно, когда ее ждать назад. Нечто в этом роде она, по крайней мере, заявила директору школы.
– Она сказала правду. Она и в самом деле не знает, когда вернется. Может, через месяц или около этого. Нагрузка в школе у нее была немалая.
Когда все были в сборе и пересчитаны по головам, Рузвельт закрыл дверь. Шум в зале сразу же стал слышнее. Бобби Любитель Блюзов принимал заказы.
– Ты не думаешь сбросить немного обороты? – задал Ламар новый вопрос.
– Нет. А с какой это стати?
– Митч, мы с тобой друзья, ведь так? Я беспокоюсь о тебе. Все равно это невозможно – за первый же год заработать миллион.
Запросто, подумал Митч. Миллион я заработал на прошлой неделе. Всего десять секунд потребовалось на то, чтобы мизерный счет на десять тысяч во Фрипорте увеличился до одного миллиона десяти тысяч. А через пятнадцать минут после этого счет был закрыт, а деньги покоились уже в недосягаемых сейфах швейцарских банков. Вот что такое современный банковский перевод. И благодаря этому уже заработанному им миллиону сегодняшний день будет его первым и последним пятнадцатым апреля в короткой, но отмеченной столькими событиями карьере служащего юридической фирмы. А лучший его друг, которого столь волнует сейчас вопрос счастливой семейной жизни Митча, окажется вскоре, по-видимому, за решеткой. Как и все остальные, присутствующие в этом зале. Кроме Рузвельта. Черт побери, а ведь у Тарранса хватит ума, чтобы посадить и Рузвельта имеете с Джесси – так, для веселья.
Потом начнутся судебные заседания. “Я, Митчел И. Макдир, торжественно клянусь говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. И да поможет мне Господь”. И ему придется сидеть на скамье свидетеля обвинения и указывать пальцем на своего доброго друга Ламара Куина. А в первом ряду будут сидеть его дети и его жена, Кэй, тихо плакать и рассчитывать на снисхождение суда.
Он допил вторую бутылку гота и принялся за третью.
– Я знаю это, Ламар, но снижать темпы не вижу никакой необходимости: Эбби привыкнет. Все войдет в свою колею.
– Как знаешь. Кэй приглашает тебя завтра на бифштекс. Будем жарить его в гриле и есть во внутреннем дворике. Как? Придешь?
– Да, но с одним условием. Про Эбби ни слова. Она поехала домой навестить мать и скоро вернется. Договорились?
– Конечно. Отлично!
Напротив них за столик уселся Эйвери с полной тарелкой креветок. Принялся чистить их.
– Мы с Митчем только что говорили о Кэппсе, – обратился к нему Ламар.
– Не самая приятная тема для разговора, – буркнул Эйвери.
Митч смотрел, как он чистит креветки, и терпеливо ждал, пока на столе не образовалась маленькая кучка – штук шесть. Тогда быстрым движением руки он сгреб их со стола и отправил себе в рот.
Эйвери смотрел на Митча усталым печальным взглядом. Глаза его были красными. Он пытался как-то отреагировать на эту проделку, но тут же махнул на это рукой и просто принялся пожирать неочищенные креветки.
– Жаль, что они без голов. С головами гораздо вкуснее, – проговорил он с набитым ртом.
Митч тут же подхватил с тарелки пригоршню и тоже захрустел.
– А мне больше по вкусу хвосты. Всегда ел с хвостами.
Ламар замер с бутылкой пива у рта и вылупился на них.
– Да вы шутите.
– Ничего подобного, – отозвался Эйвери. – Помню, когда я был еще мальчишкой и жил в Эль-Пасо, мы заходили недалеко в реку и забрасывали сети, и в них всегда была куча креветок. Мы пожирали их тут же, они еще бегали. – Панцири креветок так и хрустели на его крепких зубах; он остановился, чтобы перевести дух. – Голова – это самое вкусное, в ней же все соки, которые питают мозг.
– Креветки в Эль-Пасо?
– Да, Рио-Гранде полна ими.
Ламар вновь отправился за пивом. Усталость, волнения, переживания, страхи – все это, да еще замешанное на изрядной доле алкоголя, быстро развязывало людям языки, в помещении становилось все оживленнее. Малыш Бобби наигрывал одну из композиций “Степпенволфа”. Даже Натан Лок сидел, улыбаясь и вставляя в общую беседу время от времени громкие фразы. Прямо-таки свой в доску парень. Рузвельт принес еще пива, положил на лед.
В десять вечера все решили спеть. На стул возле рояля взгромоздился Уолли Хадсон и, сорвав с себя галстук-бабочку, принялся руководить хором, затянувшим довольно воинственно звучавшую австралийскую застольную песню. Ресторан к этому времени уже закрылся для публики, так что ничье присутствие им не мешало. Следующим выступить решил Кендалл Махан. Когда-то в молодые годы он играл в регби в Корнелльском университете, с тех времен в его репертуар вошли весьма забористые песенки. Ему вторило голосов пятьдесят – пьяных и бесталанных, но совершенно счастливых.
Митч извинился и вышел в туалет. Какой-то мальчик из прислуги открыл заднюю дверь, и он оказался прямо на стоянке. На таком расстоянии в доносившемся до его слуха пении было даже нечто приятное. Направившись к своей машине, Митч на полпути передумал и подошел к окну. Стоя в темноте у угла здания, он наблюдал и слушал. За клавишами сидел Кендалл, аккомпанируя хору, который с воодушевлением выводил полный непристойностей куплет.
Веселые голоса счастливых и богатых людей. Взгляд Митча неторопливо скользил с одного лица на другое. Многие уже раскраснелись, глаза у людей начали приобретать не совсем трезвый блеск. Вот сидят перед ним его друзья и коллеги – семейные положительные мужчины, у каждого дома жена и дети, – и каждый из них является участником чудовищного преступного сговора.
В прошлом году в этот же день Джо Ходж и Марти Козински пели вместе со всеми.
В прошлом году в это самое время он был в числе лучших гарвардских выпускников, и на него так и сыпались предложения о приеме на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50