Ко мне в полдвенадцатого кое-кто придет.— К этому времени меня тут уже не будет.Я подождал, пока она закроет за собой дверь, включил видик и перемотал пленку до того места, где кончался первый кусок «Грязной дюжины».Элейн вернулась без чего-то одиннадцать, почти через час после того, как ушла. За это время я успел просмотреть фильм два раза. Он шел полчаса, но во второй раз я пропускал целые куски, и понадобилось вдвое меньше времени. Когда Элейн вошла, я уже перемотал пленку обратно и стоял у окна.— Книг накупила на целую сотню, — сказала она. —И это меньше половины того, что есть в списке.— А дешевых изданий, в бумажной обложке, не было?— Это и есть дешевые, в бумажной обложке. Не знаю, когда у меня будет время все это прочитать.Она вывернула сумку на диван, взяла из кучи какую-то книжку, полистала и швырнула обратно.— По крайней мере, все на английском, — сказала она. — И на том спасибо, я ведь ни испанского, ни португальского не знаю. А можно получить представление о книге, когда читаешь ее в переводе?— Если перевод хороший.— Наверное, да. Но это не то же самое, что смотреть фильм с субтитрами? Ведь там написано не то, что они говорят. Как, просмотрел свою пленку?— Угу.— Ну? Это он?— По-моему, да, — ответил я. — Мне было бы легче его узнать, если бы на нем не было этого чертова капюшона. Должно быть, он совсем запарился в резиновом комбинезоне, да еще с резиновым капюшоном.— Может, когда есть разрез в паху, не так жарко.— Мне кажется, это он, — сказал я. — Меня навел на эту мысль один жест — его рука на голове у мальчика. Но были и другие совпадения. Как он держался, как двигался — всего этого не изменить переодеванием. Кисти рук, по-моему, те же самые. Этот жест — когда он приглаживал мальчику волосы — в точности такой же, — я нахмурился. — И девица, по-моему, та же.— Какая девица? Ты не говорил ни про какую девицу. Его соучастница, та, что с маленькими грудями?— По-моему, девица с плакатом — это она и была. Та, что обходила ринг в перерывах между раундами с плакатом, где было написано, какой раунд следующий.— Ну, вряд ли она была вся в коже.Я мотнул головой:— В купальнике. И довольно-таки открытом. Я ее особенно не разглядывал.— Ну да.— Нет, правда. Мне показалось, что я ее где-то видел, но в лицо ей я не вглядывался.— Конечно, на ее задницу смотреть было интереснее. — Она дотронулась до моей руки. — Я с удовольствием послушала бы тебя еще…— Но к тебе сейчас придут. Ухожу. Не возражаешь, если я оставлю пленку у тебя? Не хочу ходить с ней весь день, а чтобы где-то ее оставить, придется делать крюк.— Пожалуйста. И я вовсе тебя не выпроваживаю, только…Я поцеловал ее на прощанье и ушел.Когда я вышел на улицу, у меня мелькнула мысль — не затаиться ли в подъезде, чтобы посмотреть, кто к ней явится. Она не сказала напрямик, что у нее встреча с клиентом, но и не отрицала этого, а расспрашивать я нарочно не стал. С другой стороны, мне не очень-то хотелось прятаться за углом, подсматривать, с кем она встречается, и размышлять о том, что ей придется проделать, чтобы вернуть деньги, потраченные на все эти переводы с испанского и португальского.Иногда мне от этого становилось не по себе, иногда — ничего, а время от времени приходило в голову, что это должно волновать меня либо больше, либо меньше, чем волнует на самом деле. «Как-нибудь надо будет во всем этом разобраться», — подумал я уже не в первый раз.Тем временем я дошел до Мэдисон-авеню, сел на автобус и проехал кварталов тридцать от центра. Галерея Чанса находилась на втором этаже, над магазином дорогой детской одежды. Витрина у него оформлена в виде сцены из мультика, и все звери одеты в самые модные костюмы из тех, что продаются в магазине. Зеленый джемпер на крысе стоил, наверное, столько же, сколько целый шкаф современной латиноамериканской литературы.На медной пластинке у входа было написано: «Л. ЧАНС КОУЛТЕР — АФРИКАНСКОЕ ИСКУССТВО».Я поднялся по лестнице, устланной ковром. На двери черными с золотом буквами было написано то же самое и добавлено: «Прием только по предварительной договоренности». Никакой договоренности у меня не было, но я подумал, что обойдусь. Я позвонил, и через секунду дверь мне открыл Кид Баском. На нем был костюм-тройка, и, увидев меня, он широко улыбнулся.— Мистер Скаддер! — сказал он. — Рад вас видеть. Мистер Коултер вас ждет?— Нет, если только он не ясновидящий. Я просто заглянул в надежде, что его застану.— Он будет рад вас видеть. Сейчас он говорит по телефону, но заходите, мистер Скаддер, и устраивайтесь, как дома. Я скажу ему, что вы пришли.Я прошелся по комнате, разглядывая маски и статуэтки. Я не специалист в этой области, но не нужно быть большим специалистом, чтобы оценить качество выставленных там вещей. Я стоял перед маской, этикетка под которой гласила, что это культура сенуфо с Берега Слоновой Кости, когда Кид вернулся и сказал, что Чанс примет меня через минуту.— Он говорит с господином из Антверпена, — сказал он. — По-моему, это в Бельгии.— По-моему, тоже. Я не знал, что ты работаешь здесь, Кид.— И уже довольно давно, мистер Скаддер. — Накануне вечером в Маспете я сказал, что он может называть меня Мэтт, но я зря старался. — Вы знаете, я бросил бокс. Ничего у меня не получалось.— Мне кажется, у тебя отлично получалось.Он усмехнулся:— Понимаете, мне попались подряд три человека, у которых получалось лучше. Я бросил и стал присматривать себе работу, а мистер Чанс спросил, не хочу ли поработать у него. То есть мистер Коултер.Его оговорка была вполне понятна. Когда я впервые познакомился с Чансом, никто его иначе и не звал — инициал и фамилия появились у него только тогда, когда он занялся торговлей произведениями искусства.— Ну и как тебе тут нравится?— Лучше, чем все время получать по морде. Да, очень нравится. Я много чему научился. Каждый день узнаю что-то новое.— Жаль, что не могу сказать того же про себя, — сказал вошедший Чанс. — Давно пора вам ко мне заглянуть, Мэттью. Я думал, вчера вы пойдете с нами — вы и ваш друг. Мы все отправились к Элдону в раздевалку, а когда я обернулся, чтобы вас представить, вас уже не было.— Мы решили не задерживаться допоздна.— А мы засиделись. Вы все еще любите хороший кофе?— У тебя еще остался тот особый сорт?— «Блю Маунтин» с Ямайки. Стоит, конечно, бешеных денег, но вы посмотрите вокруг. — Он показал на маски и статуэтки. — Здесь все стоит бешеных денег. Вам черного, да? Артур, принеси-ка нам кофе. А потом займешься счетами.Впервые он угостил меня этим кофе с Ямайки у себя дома, в перестроенном пожарном депо на тихой улочке в Гринпойнте. Его соседи-поляки были убеждены, что дом принадлежит престарелому врачу по фамилии Левандовски, который по дряхлости не показывается на улице, а Чанс — его помощник по хозяйству и шофер. На самом деле Чанс жил один, а в доме был прекрасно оборудованный спортзал и огромный бильярд, и все стены были увешаны такими произведениями африканского искусства, что хоть сейчас в музей.Я спросил его, живет ли он все еще в пожарном депо.— Мне очень не хотелось оттуда съезжать, — ответил он. — Я думал, придется его продать, чтобы открыть дело, но обошлось без этого. В конце концов закупать товар мне не понадобилось. У меня был его полон дом.— А твоя коллекция еще цела?— Еще лучше стала. В каком-то смысле все это — моя коллекция, а в другом смысле все, что у меня есть, продается, так что вся она — товар. Помните ту бронзовую вещь из Бенина? Голову царицы?— Со всеми ожерельями.— Я переплатил за нее на аукционе, и каждые три месяца, что она стояла непроданная, повышал цену. В конце концов она стала такая дорогая, что кто-то не устоял перед искушением. Мне жаль было с ней расставаться, но я получил за нее хорошие деньги и купил кое-что еще. — Он взял меня под руку. — Сейчас покажу. Этой весной я на месяц ездил в Африку. Две недели провел в Мали, в стране догонов. Прелестный первобытный народец — хижины точь-в-точь как у племени анасази на плато Меса Верде. Вот эта вещь — оттуда. Вместо глаз — квадратные дырки, все очень непосредственно, никаких лишних красот.— Ты далеко пошел, — сказал я.— Ого, — отозвался он. — И в самом деле, правда? Когда я впервые познакомился с Чансом, он тоже преуспевал, но совсем по другой части. Он был сутенером, хоть и непохожим на обычных представителей этой профессии, которые разъезжают на розовых «кадиллаках» и носят лиловые широкополые шляпы. Он тогда нанял меня, чтобы найти человека, который убил одну из его девиц.— Всем этим я обязан вам, — сказал он. — Из-за вас я тогда бросил свое дело.В каком-то смысле это была правда. К тому времени, как я выполнил его задание, убили еще одну его девицу, а остальные разбежались.— Тебе так или иначе пора было менять профессию, — сказал я. — У тебя начинался критический возраст — полжизни ты уже прожил.— Да нет, я тогда был еще слишком молод. Я все еще слишком молод. Послушайте, Мэттью, ведь вы пришли не просто для того, чтобы со мной поболтать?— Нет.— Или выпить чашку кофе?— И не для этого. Вчера вечером я кое-кого видел на боксе. И подумал — может, ты мне скажешь, кто это.— Кого-то из тех, что сидели со мной? Из угла Рашида?Я отрицательно покачал головой.— Он сидел в первом ряду, у самого ринга, в центральном секторе. — Я нарисовал пальцем в воздухе схему. — Вот ринг, вот где сидел ты — у самого синего угла. Вот где сидели мы с Баллу. А тот тип, который меня интересует, сидел примерно вот здесь.— Как он выглядел?— Белый, с залысинами, рост — приблизительно метр восемьдесят, вес — что-нибудь около восьмидесяти пяти.— Тяжеловес. Как был одет?— Голубой блейзер, серые брюки. Светло-голубой галстук в крупный горошек.— Ах, галстук? Остальное в точности, как у всех. Я бы его, наверное, заметил, только что-то такого не помню.— С ним был мальчик. Лет пятнадцати, светло-каштановые волосы, возможно, его сын.— А, видел я их, — сказал Чанс. — Во всяком случае какого-то отца с сыном в первом ряду, только не смог бы описать, как они выглядели. Да и заметил их только потому, что это был, пожалуй, единственный ребенок во всем зале.— Но ты знаешь, о ком я говорю.— Да, но кто он, сказать не могу. — Он прикрыл глаза. — Я почти могу себе его представить, понимаете? Почти вижу, как он там сидит, — но если бы вы попросили меня его описать, я бы не смог, а только пересказал бы ваши же слова. А что он сделал?— Сделал?— Ведь он замешан в какое-то дело, верно? Я думал, вы пришли в Маспет только посмотреть на бокс, а вы, наверно, были там по делу, да?Я был там совсем по другому делу, но вдаваться в такие подробности было незачем.— Да, по делу, — сказал я.— И этот тип в него замешан, но вы не знаете, кто он.— Возможно, и замешан. Чтобы знать точно, мне надо выяснить, кто он.— Понял. — Чанс задумался. — Он сидел прямо у ринга. Видимо, заядлый болельщик. Может быть, постоянно туда ходит. Я чуть не сказал, что ни разу не видел его в Медисон-Сквер-Гарден или где-нибудь еще, но, по совести говоря, я начал более или менее регулярно ходить на бокс только после того, как вложил деньги в Рашида.— И много ты в него вложил?— Очень мало, можно сказать, минимально возможную долю. Он вам все еще нравится? Вчера вечером вы сказали, что да.— Производит хорошее впечатление. Только пропустил слишком много ударов правой.— Знаю. Кид сказал то же самое. Но у этого Домингеса очень резкий удар правой.— Да, неожиданный.— В самом деле. А потом он вдруг скис. — Чанс улыбнулся. — Люблю бокс.— Я тоже.— Жестокий, варварский спорт, я его не оправдываю. Но мне на это наплевать. Люблю его, и все тут.— Знаю. А в Маспете ты раньше бывал. Чанс?Он покачал головой:— Это же черт знает где. Правда, не так уж и далеко от того места, где я живу, — от Гринпойнта, только я ехал туда не из Гринпойнта и оттуда не в Гринпойнт, так что это не играло никакой роли. Я поехал туда только потому, что у нас там был бой.— Ты будешь там еще?— Если нам снова назначат там бой и если мне не понадобится быть где-нибудь еще. Следующий бой у нас через три недели, считая с будущего вторника, в Атлантик-Сити. — Он улыбнулся. — В зале Дональда Трампа — надеюсь, это не такая дыра, как «Нью-Маспет».Он рассказал мне, с кем предстоит драться Рашиду, и сказал, что надо бы и мне приехать. Я ответил, что постараюсь. Еще он сказал, что по их плану Рашид должен драться каждые три недели, но пока что получается примерно раз в месяц.— Жаль, что не смог вам помочь, — сказал он. — Я могу порасспросить кое-кого, если хотите. Эти ребята из нашего угла — они все время ходят на бокс. Вы все еще живете в том отеле?— Да.— Если я что-нибудь услышу…— Буду благодарен. Чанс. И, знаешь, я рад, что у тебя все хорошо.— Спасибо.Уже в дверях я сказал:— Да, чуть не забыл. Ты что-нибудь знаешь о той девице с плакатом?— О какой?— Ну, о той, что скакала по рингу и показывала номер следующего раунда.— Сказал бы, если бы что-нибудь знал. Но знаю только, что ноги у нее длинные.— Это я тоже заметил.— И тело красивое. Помнится, его довольно много было видно. Но боюсь, что больше о ней ничего не знаю. Благодаря вам, Мэттью, я этими делами уже не занимаюсь.— «Этими делами»? По-твоему, она похожа на девушку, которая этим занимается?— Что вы, нет, конечно, — сказал он. — По-моему, она вылитая монашка. 8 На Шестой авеню, наискосок от башни из стекла и стали, где помещается штаб-квартира Эф-би-си-эс, есть бар, который называется «Хэрли». Много лет его постоянными посетителями были сотрудники Эн-би-си, а прославил бар Джонни Карсон Карсон Джонни — американский тележурналист, который с 1962 г. вел программы встреч с интересными личностями.

, когда вел свои прямые передачи из Нью-Йорка: с этим заведением были связаны все шуточки его персонажа Эда Макмэхена, когда тот немного выпьет. «Хэрли» до сих пор находится на прежнем месте — в одном из немногих старых домов, еще сохранившихся на этом отрезке Шестой авеню. Телевизионщики и сейчас ходят сюда, чтобы скоротать свободный час или свободные полдня, и одним из таких постоянных посетителей был Ричард Термен. Он часто заглядывал в «Хэрли» после работы и выпивал рюмку-другую, прежде чем ехать домой.Чтобы узнать все это, не нужно быть великим детективом, потому что об этом говорилось в деле, которое дал мне почитать Джо Деркин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36