Скорее по привычке, чем по необходимости (Джон инстинктивно знал, где он и куда направляется) он сверился с инерциальной навигационной системой. Удовлетворенный увиденным, Джон установил неспешный курс на Жаровню: глубина сорок семь километров, давление шестьсот земных атмосфер. Область высокого давления даже по земным стандартам.
Джон взглянул на новый индикатор. Текущая глубина: пять с половиной километров. Давление: восемьдесят шесть атмосфер.
Он выслал вперед один из свободноплавающих источников света, или попросту плывунов, и включил его. Вода была менее прозрачна, чем во время его последнего вояжа. Либо уровень апвеллинга здесь был выше, либо больше мусора выплавлялась и падало со дна ледяного слоя наверху. Так происходило и на Земле – в Северном Ледовитом океане. Но здесь имелось одно колоссальное отличие. Мутность европейской воды могла обусловливаться присутствием любых видов неорганических соединений, однако в нее не вносил свой вклад завораживающий, невероятно разнообразный детрит живых существ – смесь, благодаря которой каждый отбор пробы земной воды становился экспериментом, в результате которого можно было обнаружить ранее неклассифицированные формы жизни.
Джон хотел исследовать как можно больший участок океанского дна по пути до Жаровни. Он позволял «Капле» падать, пока не оказался в тридцати метрах от дна и не смог с легкостью увидеть в прозрачной воде неровные контуры океанского ложа. Остроконечные каменные выступы подобно сине-черным зубам акулы угрожающе выпирали в сторону прозрачного корпуса его судна. Маршрут проносил Джона мимо северной подводной оконечности горы Арарат. Он обогнул плоское каменное плато, которое, согласно картам, местами поднималась почти через весь ледяной слой примерно до двухсот метров от поверхности Европы.
Расплавить ледяное покрывало, и оно обратится в воду, которая составит лишь девять десятых первоначального объема. Тогда уровень поверхности упадет – быть может, достаточно глубоко, чтобы это каменное плато обнажилось.
Джон подумал о термоядерном проекте Мобилиуса. Успех этого проекта обратил бы близкие к поверхности подводные шельфы вроде этого в превосходные места для заселения их изобильной жизнью, подобной колониям кораллов на подводных шельфах Земли.
И если это случится, смогут ли аборигенные формы жизни соперничать? Даже учитывая минимальное тепло и свет, земные формы жизни были энергичными, агрессивными, бескомпромиссными. Европейская жизнь могла сохраниться только под защитой недоступности, изолированная пятьюдесятью километрами океана.
Глубина: девятнадцать километров. Давление: двести шестьдесят атмосфер.
От термоядерного проекта мысли Джона перешли к Камилле. Ее прибытие на Европу с благословения Мобилиуса, ее странное исчезновение и новое появление привлекли на спутник всех остальных. Теперь они удалились на Ганимед, оставляя у Джона неловкое чувство, будто он упустил из вида что-то важное.
Это напомнило ему другой его опыт, двумя годами раньше. Работая на склонах Тихоантарктического гребня в «Капле», он следовал за светящимися желто-зелеными огнями огромной колонии спирул, особого вида каракатиц, курсируя от километровой глубины до всего лишь пары сотен метров от поверхности океана. Из-за того, что Джон двое суток находился без связи с поверхностью, он ничего не слышал о солитоне. Гигантская изолированная волна, более пятидесяти метров в вышину и тысячу километров в длину, проносилась тогда по всей южной части Тихого океана, и курс ее не прервался массивами суши. Пока Джон наблюдал за спирулами, главный гребень солитона прошел как раз над ним.
Хотя одинокая волна несла в себе неисчислимые гигаватты энергии, Джон и «Капля» находились в полной безопасности. Солитон был настолько широк, что даже плавучие базы на открытой поверхности с легкостью поднимались все выше и выше, а затем с такой же легкостью опускались.
И только встроенное в Джона чувство абсолютной ориентации уловило необъяснимый подъем и опускание «Капли». Еще раньше, чем приборы подтвердили перемещение и изменение давления, волоски у него на спине встали дыбом. Было что-то чудовищно тревожное в присутствии незримой силы, которая могла прибыть без предупреждения, сделать свою титаническую работу и так же безмолвно и загадочно исчезнуть.
Но почему он подумал об этом сейчас, причем не в связи с Европейским океаном, а с событиями на базе «Гора Арарат»? Потому что Джона на какой-то миг переполнило ощущение присутствия тех же самых великих сил, направленных на производство колоссальных эффектов. Однако, подобно солитону, эти силы двигались дальше, их энергии рассеивались, не оставляя за собой ни следа. Не оставляя совсем ничего, кроме этого чувства неловкости, чудовищной мощи, вышедшей из-под контроля...
Глубина: сорок пять километров. Давление: пятьсот семьдесят атмосфер.
Острые зазубренные скалы уже закончились, сменившись гладкой, рассыпчатой поверхностью – снежным полем бледной голубизны, что простиралось так далеко, насколько огни «Капли» могли уследить. Ни один человек еще не проникал так глубоко в чистый жидкий шар Европейского океана. Жаровня предположительно располагалась двумя километрами глубже, и, согласно поступающим к Джону данным, отдушина находилась менее чем в одном километре впереди. Однако голубая равнина перед ним была абсолютно гладкой.
Что-то должно было измениться. Джон переключился на ультразвуковое получение изображений и заметил первые признаки перемены. Впереди, не так далеко от погружаемого аппарата, в равнине показалась трещина, узкая, ровная и прямая, как будто проведенная по линейке черта. Джон снизил скорость и осторожно двинул «Каплю» вперед.
Две минуты спустя он уже парил над кромкой расщелины с острыми краями, менее трехсот метров в ширину. Температура наружной воды составляла экстраординарные для Европы двадцать градусов Цельсия. Комнатная температура. Это был верх Жаровни, самой теплой из известных отдушин Европы. На дне должно было быть еще горячей.
Джон выслал вперед плывунов, настроив их на пульсирующую работу лазеров, и перешел в режим получения изображений высокого разрешения. Краткие вспышки света вырывали из темноты голые вертикальные стены, что ныряли к незримому океанскому ложу. Джон установил «Каплю» на сохранение постоянной дистанции в пятнадцать метров от стены и принялся курсировать взад-вперед километров на пять, медленно опускаясь.
Очень долго Джон ничего такого не замечал. После первого часа ему стало казаться, что весь этот поиск просто нелеп. Он пытался выполнить невозможное. Надеяться найти изолированную точечку жизни на двадцати пяти квадратных километрах дна Европейского океана...
Если не считать того, что «Капля» следовала по курсу, проложенному незримой указкой теплового потока. Погружаемый аппарат шел по температурному градиенту, вдоль и вниз по расщелине. Наружные показания непрерывно росли. До тридцати градусов Цельсия. До сорока. По европейским понятиям тепло внутри этой скалистой расщелины было просто невероятным, выше нормальной температуры тела. И приборы Джона показывали, что состав окружающей воды и подводного утеса идеален для развития жизни: карбонаты, сера, фосфаты, магний. Все ингредиенты имелись здесь в изобилии.
Хотя, конечно, жизнь требовала нечто гораздо большего, чем просто нужные ингредиенты. Быть может, Шелли Солбурн просто нашла эти элементы и по их наличию в определенной пропорции ошибочно заключила, что все это автоматически определяет присутствие в Европейском океане живых организмов?
Джон двигался дальше, моргая через определенные промежутки времени, чтобы избежать пропуска регулярных вспышек освещения.
И совершенно внезапно, в конце третьего часа, искомое доказательство появилось.
Джон остановил погружаемый аппарат. В одном из световых импульсов от плывунов он заметил несколько липнущих к стене зернистых наростов, бледно-голубых и округлых. Тонкие, как волоски, усики, тянувшиеся из центров наростов, шевелились в теплой воде, нежно покачиваясь, пока они просеивали идущие вверх потоки.
Шелли Солбурн не ошиблась.
Жизнь!
Наросты были совсем крошечные – самый большой составлял не более половины сантиметра в поперечнике. Но Джона это не беспокоило. Размер ничего не значил. Людям на Земле случилось быть гигантами, однако почти все остальные формы жизни на планете оставались на миллиметровом уровне или еще мельче.
Джон воспользовался манипуляторами с дистанционным управлением «Капли», чтобы отцепить от скалы и пристроить на хранение с полдюжины маленьких округлых ракушек. Этого было более чем достаточно, чтобы обеспечить те данные, за которыми он сюда явился, и Джон не хотел нарушать предположительно хрупкое местное равновесие.
Он продолжал опускаться, пока муть апвеллинга не превратила всю воду вокруг «Капли» в густой суп, сквозь который огни плывунов пробивались всего лишь на метр-другой. Ультразвуковые датчики показывали, что расщелина сужается до такой точки, где погружаемый аппарат уже не способен был пройти. Температура воды стабилизировалась около сорока трех градусов Цельсия. А сама вода была богата минералами.
Джон подвел «Каплю» на расстояние в несколько метров от другой стены и слегка увеличил плавучесть. Погружаемый аппарат начал дрейфовать вверх. Но полпути к краю бледно-голубой равнины Джон снова помедлил. Гладкая поверхность утеса уступила место множеству изломанных пластов, чьи неровные края образовывали ряд горизонтальных трещин. Каждая из сформированных таким образом полок была покрыта массой жирных червей, самые крупные из которых были толще руки Джона. Эти существа были яркими, в желто-голубую полоску, подобные гигантским цветным пиявкам, и они пульсировали в ленивом ритме расширения и сокращения, таком медленном, что требовалось несколько минут наблюдать, чтобы заметить движение.
Так что имелись у Европы и собственные гиганты. Джон еще раз воспользовался манипуляторами, чтобы аккуратно разделить корчащиеся связки и поместить с полдюжины чудовищных кольчатых червей на хранение в герметичные, поддерживающие нужное давление контейнеры «Капли». Там они будут в безопасности, даже когда он вернется на поверхность и примется их анализировать.
Быть может, именно с этой проблемой столкнулась Шелли Солбурн, когда обнаружила на Европе аборигенные формы жизни? Без герметичного хранения под давлением находки могли распадаться и терять всякую ценность, когда их поднимали. Тогда почему она не попыталась снова, изготовив свои собственные герметичные контейнеры? Сам Джон определенно бы это проделал.
Наконец Джон перестал строить догадки о мотивах Шелли. Ему было прекрасно известно, насколько эта дамочка испорчена. Так или иначе, он уже переходил к собственному ликованию. Жизнь на Европе! Здесь могла быть сотня, даже тысяча гидротермальных отдушин, и каждая со своими собственными формами жизни.
А если брать шире, вполне могла существовать далекая, потаенная жизнь, прячущаяся внутри ледяных шаров облака Оорта или на подобных Земле мирах, кружащих на орбите эты Кассиопеи. Могли даже существовать формы жизни открытого космоса, не привязанные ни к одному из материнских миров.
Однако Джон был первым человеком, которому предстояло доказать, что существует аборигенная жизнь на другой планете, и пронаблюдать за ней в непосредственной близости. Он станет первым, кто добудет эти формы для научного исследования, первым, кто их назовет, установит их таксономию и тщательно их изучит.
И внезапно проводимое им в глубоком океане время перестало казаться удовольствием. Джону захотелось поскорее начать исследование. «Капля» была чудесным судном, однако возможности для анализа, которыми она располагала, были весьма ограниченны. Они не позволяли Джону установить клеточную структуру или исследовать химию клеток. Он не мог запротоколировать главные органические функции – от пищеварения до размножения. Не мог взглянуть на темпы роста или на механизмы получения энергии. Для этого ему нужны были микроскопы, геномеры, низкоэнергетичные лазеры, рестриктаза. Джону требовалась «Гора Арарат», а также четко определенная и контролируемая окружающая среда герметичной лаборатории.
Но прежде чем он мог начать этот детальный анализ, следовало сделать объявление об открытии. Джон установил «Каплю» на максимальную скорость автоматического маршрута обратно к Вентилю, а сам тем временем, чувствуя приток адреналина, устроился поудобнее, чтобы составить сообщение, которое он пошлет, когда окажется на станции и доберется до открытого коммуникационного канала.
Это должно было быть что-то интригующее, что-то впечатляющее. Причем с таким заголовком, который захватил бы даже людей, которые обычно не интересовались научными результатами.
«Открытие: мы не одни». Нет – недостаточно конкретно.
«Открытие: существование инопланетных форм жизни подтверждено в Европейском океане». Именно что-то в таком роде, согласно Нелл, заставляло миллионы людей выключать свои телевизоры, не дожидаясь подробностей. «Пойми, Джон, людям нужны ужас, секс и насилие. И если они не могут получить всего этого в собственной жизни, лучше видео им ничего не найти».
Ладно. А как насчет такого: «Ужасные гигантские полосатые пиявки с Европы. Фотографии прилагаются»?
Джон ухмыльнулся, представив себе, как такое сообщение буквально прожигает себе дорогу по всем информационным каналам Солнечной системы. Затем он припомнил кое-что еще, сказанное ему Нелл, и ухмылка мигом исчезла. Во время просмотра записи его шоу еще там, на Земле, Нелл в одном месте кивнула на экран и сказала: «В основном все у тебя в порядке. Ты предстаешь трезвым, серьезным ученым, причем того сорта, которому люди доверяют. Но я то и дело вижу в тебе громадный шмат окорока, силящийся выбраться наружу. Ни в коем случае этого не допускай».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52