Они молча ждали. Принц изучал их довольно долго и наконец спросил:
— Неужели это действительно было необходимо?
— Да, — ответил лорд Джеймс. — Каждый из них с легкостью солгал бы, что готов служить верой и правдой. Когда у тебя из-под ног выбивают ящик, ты родную мать продашь. Но из всех осужденных на смерть этим шестерым можно больше всего доверять.
Никлас еще раз вгляделся в лица заключенных:
— Я по-прежнему не вижу необходимости в этом спектакле на эшафоте. Это было излишне жестоко.
— Прошу прощения, сир, но теперь эти люди официально мертвы. И я достаточно хорошо вбил им это в головы. Они знают, что мы можем привести приговор в исполнение в любую минуту, и отчаянно хотят остаться в живых, — сказал де Лонгвиль.
— А что насчет кешийца? — спросил принц.
— Это несколько особый случай, но моя жена чувствует, что кешиец понадобится, — ответил Джеймс.
Принц откинулся назад и шумно вздохнул.
— Меня с трудом уговорили сесть на престол, пока принц Патрик не подрастет и не займет его. Еще три года, и я с облегчением вернусь в море. Я моряк, черт побери. За двадцать лет я не провел в порту и месяца. Это правление…
Глаза лорда Джеймса весело блеснули, и на мгновение он показался моложе, чем был.
— Ты говоришь совсем как Амос, — улыбнулся он.
Принц покачал головой, и легкая улыбка тронула его губы.
— Еще бы. Амос научил меня всему, что должен уметь моряк. — Он поглядел на заключенных. — Им уже сказали?
— Сир, для этого их сюда привели, — ответил Робер де Лонгвиль.
Принц кивнул лорду Джеймсу, и тот начал:
— Каждому из вас дается маленький шанс. Слушайте внимательно, чтобы уяснить себе ставку. По милости и великодушию его высочества вы получили отсрочку. Вы не помилованы, и наказание вам не смягчено. Это понятно? — вставил де Лонгвиль.
Заключенные, переглянувшись, кивнули.
— Вы все умрете. Вопрос только, как и когда, — сказал Джеймс.
— В интересах Королевства требуется кое-что сделать. Для этого нам нужны отчаянные люди, и с этой целью мы поставили вас на край смерти, а теперь предлагаем вам этот шанс, — опять заговорил Робер де Лонгвиль. — Любой, кто в душе готов предстать перед Богиней Смерти, может сказать об этом прямо сейчас, и его немедленно отведут на виселицу и повесят. Если кто-то хочет избавиться от забот — прошу. — Он оглядел заключенных, но ни один из них, даже набожный Бигго, ничего не сказал. — Отлично. После того как вы пройдете необходимую подготовку, мы с вами обогнем полсвета и попадем в такие места, где бывали немногие, а вернуться посчастливилось вообще единицам. И там, и по пути туда у вас будет немало поводов чертовски пожалеть, что сегодня вы не выбрали виселицу. Но если нам каким-то образом удастся пройти через все, что нас ожидает, и вернуться в Крондор…
— Ваши приговоры пересмотрят, и вы будете либо помилованы, либо условно освобождены, в зависимости от того, какие рекомендации представит мне лорд Джеймс, — сказал Никлас.
— А это, в свою очередь, будет зависеть от рекомендаций, данных вашими начальниками, — добавил лорд Джеймс. — Поэтому если вы питаете надежды в один прекрасный день вновь обрести свободу, делайте то, что вам прикажут.
Принц кивнул, подтверждая его слова, и де Лонгвиль скомандовал:
— Кругом!
Заключенные повернулись, и де Лонгвиль повел их из комнаты. Но вместо камеры их привели во дворик, где уже стояла крытая повозка. Из небольших ворот выехал кавалерийский отряд, и де Лонгвиль приказал заключенным:
— Залезайте!
Они подчинились, и стражники быстро приковали каждого к железным кольцам под сиденьями. Де Лонгвиль вскочил на лошадь и дал приказ отправляться. Повозка в сопровождении конвоя выехала за пределы дворца и покатила по городу. Подковы звонко били по мостовой, лошади весело фыркали. Эрик поглядел на солнце; было уже далеко за полдень, а казалось, совсем недавно он смотрел в рассветное небо. Как много событий случилось за эти часы!
Солнце разогнало утренний туман, и погожий осенний день был в полном разгаре. Теплые лучи ласкали Эрику щеки; свежий бриз, пахнущий солью, доносил до него крики чаек.
Внезапно к Эрику вернулся тот панический ужас, который охватил его, когда грубые руки поставили его под петлю; он почувствовал, что задыхается, и неожиданно, потеряв контроль над собой, зарыдал.
Ру взглянул на него и кивнул; по его лицу тоже текли слезы, но ни один человек в повозке — ни солдаты, ни заключенные — не проронил ни слова. Через несколько минут Эрик взял себя в руки и, подставив мокрое лицо океанскому ветру, дал себе клятву никогда больше так не пугаться.
Глава 9. ЗАКАЛКА
Эрик охнул.
Скользя и оступаясь, он волок вверх по склону мешок со щебнем. Шестеро заключенных уже насыпали целый курган щебенки, но конца этой работе не было видно.
Дойдя до вершины, Эрик тяжело перевел дыхание, сбросил мешок с плеча и отер пот, струящийся по лицу. Нагнувшись, он перевернул мешок, и снизу раздался взрыв ругани: щебень посыпался на тех, кто шел за ним, заставляя их уворачиваться.
На вершине заключенным позволялось немного передохнуть, и Эрик оглядел окрестности. Насыпь возвышалась в центре военного лагеря. Эрик никогда раньше их не видел, но догадывался, что этот лагерь отличается от других. Лагерь был обнесен деревянными стенами, на которых стояли часовые; с внешней стороны стен по всему периметру было вырублено сотни три ярдов леса, чтобы никто не мог приблизиться к лагерю незамеченным. Посередине лагеря стояли три больших бревенчатых барака, а вдоль северной стены — десять больших палаток, каждая на шесть человек. До Эрика донеслись знакомые звуки, и он взглянул в направлении южной стены, где находились арсенал, шорная мастерская и кухня.
— Фон Даркмур! — окрикнул его стражник, и Эрик понял, что замечтался. Окрик был первым предупреждением; в качестве второго использовалась стрела для битья птиц — с круглым свинцовым наконечником, обтянутым кожей. Попав в руку, такая стрела запросто могла сломать кость. Но обычно она просто сбивала человека с насыпи, и он, обдирая кожу, скатывался вниз, где на него выливал ушат брани сержант де Лонгвиль.
Сейчас де Лонгвиль стоял неподалеку, негромко беседуя о чем-то с капралом по фамилии Фостер. Они то и дело тыкали пальцами в заключенных, тащивших по склону камни.
— Осталось еще две или три ходки, — сказал Ру, проходя мимо Эрика.
В Даркмуре Ру никогда не слыл хорошим работником, но, находясь в лагере неделю, он каким-то образом умудрялся не отставать от остальных. Эрик понимал, что немалую роль в этом играет пища: такой сытной и обильной еды никто из шестерых заключенных никогда в жизни не видел. И если их поднимали с зарей, то и спать они ложились достаточно рано, чтобы успеть хорошо отдохнуть.
Эрик чувствовал, что прежняя сила вернулась к нему — и даже, пожалуй, за последнюю неделю он окреп еще больше. Они с Бигто, как самые сильные, старались брать на себя основную тяжесть работы, но стражники и де Лонгвиль бдительно следили, чтобы каждый заключенный втащил наверх свою долю камней.
Возвращаясь туда, куда щебень вываливали из телег, Эрик увидел, что Робер де Лонгвиль машет рукой, подзывая к себе заключенных. Когда все шестеро выстроились перед ним неровной шеренгой, сержант с дружеской улыбкой на лице поинтересовался:
— Устали?
Заключенные забормотали, что да, они устали, и де Лонгвиль понимающе покивал.
— Готов спорить, — сказал он, — что вы ни разу в жизни так не уставали.
Ответом ему опять было согласное бормотание. Де Лонгвиль покачался с каблуков на носки и вдруг заорал:
— А что вы будете делать, если враг нападет на вас, усталых?
Кто-то внезапно навалился на Эрика сзади, и он упал, а, перекатившись на спину, увидел над собой какого-то человека в черном. Остальные заключенные тоже валялись на земле — кроме Шо Пи, который ловко отпрыгнул в сторону, и вместо него в грязь упал человек, одетый в черное.
— Ого! Как это тебе удалось? — сказал де Лонгвиль.
— Просто я ни на миг не допускаю, что мне ничто не угрожает, сержант, — ответил Шо Пи.
Де Лонгвиль кивнул, вскинув бровь, и с ноткой уважения в голосе сказал:
— Вот такой подход мне по душе. — Он не спеша подошел к Шо Пи. — Вы мудро поступите, — сказал он, обращаясь к остальным, — если будете брать с него пример. — И тут же, без всякого предупреждения, резко ударил Шо Пи по колену.
Но изаланец искусно уклонился и, внезапно взорвавшись серией быстрых движений, покрыл грудь и лицо де Лонгвиля градом ударов; потом он присел и, крутанувшись на месте, подсек ему ноги.
Де Лонгвиль упал; заключенные, уже успевшие подняться, захохотали, но их смех оборвался, когда подбежали стражники с арбалетами и оттеснили Шо Пи от сержанта.
Де Лонгвиль сел, потряс головой, потом вскочил на ноги.
— Вы думаете, это было смешно?
Заключенные молчали.
— Я спросил — вы думаете, что это было смешно?
— Нет, сержант! — дружно прокричали заключенные.
Де Лонгвиль внимательно осмотрел каждого и тихо сказал:
— Сейчас я покажу вам кое-что действительно смешное. — И неожиданно рявкнул:
— Эту кучу камней вы сыпали не туда! — Эрик едва подавил стон, понимая, что за этим последует. — Вы разберете ее и перенесете сюда! — Де Лонгвиль указал на новое место. — А если я потом передумаю, вы перетащите их опять. Ясно?
— Да, сэр! — не задумываясь крикнул Эрик.
— За работу!
Не оглядываясь на остальных, Эрик закинул на плечо мешок и побрел к куче. Но едва он наклонился, чтобы поднять первый камень, его остановил голос де Лонгвиля:
— Сверху вниз, фон Даркмур! Вы должны разобрать ее сверху!
Эрик вздрогнул, но промолчал и начал подниматься по щебню. У него за спиной Билли Гудвин пробормотал:
— Дорого бы я дал, чтобы хоть раз хорошенько врезать этому ублюдку.
Бигго, который шел чуть ниже, на это заметил:
— Ты у нас такой везунчик, что наверняка угодишь ему прямо в сердце и сломаешь ногу, потому что оно у него каменное.
Эрик не смог удержаться от смеха и внезапно осознал, что после смерти Стефана смеется первый раз. В этот момент он поскользнулся и, поднимаясь, проклял тот день, когда неделю назад впервые попал в этот лагерь.
В пяти милях к востоку от Крондора повозка, в которой везли заключенных, свернула с широкого тракта между Крондором и Даркмуром и покатила к югу — но не к Долине Грез и кешийской границе. Заброшенный проселок уперся в маленькое озерцо, на берегу которого, как подумал Эрик, раньше была крестьянская деревенька. Теперь эти места, очевидно, принадлежали короне, поскольку по дороге они миновали несколько застав; повозку трижды останавливали, и Робер де Лонгвиль предъявлял документы. Учитывая, что конвой был в мундирах личной гвардии принца, такая бдительность показалась Эрику странной.
Удивление его возросло еще больше, когда он увидел солдат, охранявших лагерь. Все как один — побывавшие во многих боях, покрытые шрамами ветераны. И у всех была разная форма: на одних — черные с золотым орлом мундиры Бас-Тайры, на других — коричневые с золотой чайкой, герцогства Крайдского.
Сержант, начальник караула, знал де Лонгвиля в лицо, несколько раз назвал его по имени, но тем не менее внимательно проверил его документы Когда повозка вкатилась в ворота, Эрик увидал двенадцать мужчин в черных рубашках и таких же штанах — они стреляли из луков по деревянным мишеням, а когда ворота закрылись, он заметил еще шестерых, которые упражнялись в верховой езде. Рассмотреть их получше Эрику не удалось: ему и остальным приказали вылезать из повозки и строиться у главного барака. Там их расковали, и де Лонгвиль ушел в барак.
Вернулся он только через час с лишним в сопровождении человека, похожего на лекаря, который осмотрел заключенных и сделал несколько непонятных замечаний относительно их состояния. Эрик чувствовал себя лошадью, выставленной на продажу, особенно когда заключенным приказали проделать несколько странных упражнений и промаршировать по кругу, а люди в черном, столпившись вокруг, смеялись и отпускали грубые шуточки.
Потом их отвели во второй деревянный барак, который оказался столовой. Вместе с ними обедали и люди в черном, но свободного места за столами все равно оставалось изрядно. Юноши, одетые в ливреи слуг принца Крондорского, метались между столами, и еды было в таком изобилии, о котором Эрик не мог и мечтать. Горячие хлебцы, истекающие маслом, кувшины холодного молока, подносы с сыром и фруктами, горы мяса — цыплята, говядина и свинина — с гарниром из разнообразных овощей.
Оголодавший Эрик набросился на еду, переел и всю ночь мучился животом, а утром начались тренировки, и им приказали соорудить эту насыпь.
Мысли Эрика прервал голос Шо Пи:
— Прошу простить меня.
Эрик опустился на колени и, начав наполнять мешок, спросил:
— За что?
— Я позволил гневу взять верх надо мной. Если бы я дал де Лонгвилю сбить меня с ног, мы бы уже закончили насыпать холм и отдыхали.
Эрик взвалил на плечи тяжелый мешок.
— Он все равно нашел бы другой повод.
Шо Пи принялся наполнять свой мешок, а Эрик, перед тем как начать осторожный спуск, добавил:
— Это стоит того, чтобы полюбоваться, как он шлепнулся на задницу.
— Я надеюсь, друг Эрик, что и завтра ты будешь думать так же.
Несмотря на ноющие плечи и синяки на всем теле, Эрик в этом не сомневался.
***
— Подъем, падаль!
Еще не проснувшись как следует, заключенные вскочили со своих деревянных топчанов и замерли по стойке смирно. Капрал Фостер придирчиво оглядел их. Билли Гудвин, Бигго и Луи располагались на одной стороне палатки, а Эрик, Ру и Шо Пи занимали другую сторону.
Начинался третий день, считая от того, когда де Лонгвиль приказал им перетащить кучу камней на новое место, и если это утро будет таким же, как всегда, до завтрака им предстоит час работы. В столовой шестерым заключенным отвели отдельный стол и запретили разговаривать с остальными живущими в лагере. Впрочем, одетые в черное солдаты сами не проявляли склонности беседовать с новичками.
В том, что это были солдаты, Эрик абсолютно не сомневался, поскольку с утра до вечера эти люди тренировались взбираться на отвесные стены, штурмовать баррикады, ездить верхом и владеть всеми видами оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61