https://wodolei.ru/catalog/accessories/podstavka-dlya-zubnykh-shhetok/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

По дороге в зал Большого Совета Аластер ввел его в курс дела, но только в общих чертах, и Шовелен не знал, что теперь и думать. Очень тяжело обычному человеку, привыкшему к определенному порядку и мироустройству, узнать вдруг, что все старые легенды не только оказались правдой, но еще и вторглись в сегодняшний день. Мало того, персонаж мифа угрожает жизни множества людей, и как его остановить – практически неизвестно. К тому же Шовелен тяжело переживал гибель императрицы, хотя и не ожидал от себя подобной глубины чувств. Он вообще не понимал, зачем пригласили его, а не кого-нибудь другого.
Император поразил графа своим спокойствием, сдержанностью и тем, как он осунулся и побледнел всего за полдня. С тех пор, как его видели в последний раз, молодой человек повзрослел лет на десять-пятнадцать, виски у него засеребрились, а в углах рта пролегли жесткие, глубокие морщины, не портившие его природную, красоту, но придававшие ей совершенно иной оттенок.
– Ортон, ты понимаешь, что хочешь сделать? – спросил Аластер.
– Конечно, мой друг и учитель. Для меня сейчас самое главное, чтобы ты уверился в том, что я не рвусь на Бангалоры осуществлять личную месть. Если ты заподозришь во мне хоть тень подобного чувства, я откажусь от своей идеи. Я доверяю тебе полностью, понимая, что сам могу и не видеть себя со стороны таким, какой я есть. Когда не хочешь чего-либо замечать, то искренне не замечаешь, и даже можешь присягнуть, что и в мыслях не держал того, что очевидно всякому, кто на тебя смотрит.
– Ты рассуждаешь очень здраво, – заговорил Теобальд. – Не слишком ли здраво, мальчик мой? Ты потерял любимую, и я не понимаю, как ты находишь в себе силы быть столь рассудительным и спокойным.
– Мне когда-то рассказывали одну историю про доблестного воина, потерявшего близкое ему существо, но простившего убийцу. Этот воин сказал, что всякая душа заслуживает право на прощение. Ты не знаешь, кем был тот рассудительный рыцарь, Теобальд?
– Это серьезный аргумент, – закусил губу граф Ойротский.
– Вот что я скажу всем вам, друзья мои, – молвил Ортон. – Если у Далихаджара нашлось достаточно сил, чтобы заставить Арианну умереть, значит, он уже могущественнее, нежели мы предполагали. И значит, когда наш флот доберется до Бангалоров, может быть поздно. Я уверен, что мы остановим Далихаджара и во второй раз, но я не могу быть уверенным в том, что мир снова не заплатит за это страшную цену.
Я говорю следующее, твердо зная, что у вас достаточно возможностей проверить, насколько я искренен с вами и с самим собой: я чувствую силу Далихаджара. Враг Лунггара призывает меня, чтобы сразиться с ним, и я хочу принять его вызов. Хочу хотя бы потому, что почти уверен, что мне удастся вести этот поединок иначе, чем он может себе вообразить. Я не собираюсь разжигать пожар новой войны. Я достаточно могуществен теперь, чтобы остановить его раз и навсегда. Я жду вашего приговора. В зале воцарилось молчание.
Гвардейцы размышляли довольно долго, пока Аластер наконец не решился.
– Что же, друзья мои. Мы все любили императрицу Арианну, и более других – как никто – любил ее наш повелитель Ортон. И если у него хватило мужества, чтобы не жалеть себя и не скорбеть о своей потере, а прийти в зал Совета, чтобы сказать нам о том, что он осознал себя монхиганом и чувствует возможность защитить свою страну и народ, я не вправе не верить ему. Такое мужество само по себе заслуживает уважения. И если император готов вступить в бой со своим противником, то я помогу ему. Что скажете, господа?
– Я поддерживаю герцога, – поднялся Теобальд. – Я действительно ощущаю сознательную силу государя Ортона Агилольфинга. Если раньше он только знал о том, что когда-нибудь сможет стать таким же, как его предки, то теперь он напоминает мне императора Брагана. И я думаю, что горе, которое он перенес, – как бы жестоко это ни звучало – поможет ему сделать правильный выбор. Пусть государь объявляет войну Далихаджару. Я буду с ним.
Шовелен смотрел на Теобальда широко раскрытыми глазами. То, что этот великолепный вельможа так запросто упомянул об императоре Брагане, будто знал его лично, потрясло графа до глубины души. У него возник один нелепый, на первый взгляд, вопрос, но Шовелен так и не решился его задать.
– Не нарушит ли Его величество император закон Брагана? – негромко спросил Лекс.
– Я уже допустил, чтобы невинная душа моей возлюбленной супруги расплатилась за ошибку, допущенную мной, потомком Агилольфингов, и за преступление, совершенное также Агилольфингом, – сурово ответил Ортон. – Это и есть то, чего боялся император Браган, не так ли? Теперь я просто обязан не допустить дальнейшего развития событий. В скором времени, если мы не примем меры, жертвам не будет числа.
– Насколько я понимаю, – заговорил Ульрих, – Эрлтон Пересмешник, ученик токе, заподозрил неладное и двинулся на Бангалоры, чтобы остановить своего брата. И я уверен в том, что он погиб в неравном поединке с тем, кто уже очень давно перестал быть Эрлтоном Серебряным и стал Далихаджаром. Это говорит о том, что наш противник стал сильнее токе, а сильнее токе на этой планете только Аббон Флерийский и еще император Ортон в том состоянии, в котором он пребывает сейчас, осознав всю степень своего могущества и получив доступ к самым глубоким тайникам своей души и разума. Если мы дадим Далихаджару еще немного времени, кто знает, не превзойдет ли он и этих соперников? И кто его сможет остановить тогда? Лично я тоже согласен с государем. Эту битву нужно начинать немедленно, пока еще не поздно. Возможно, государыне Арианне нужно было умереть, чтобы мы осознали всю степень опасности, которая угрожает не только нам, но и целому миру.
– А что скажете вы, Шовелен? – спросил внезапно герцог.
– Что я могу сказать по такому сложному и щекотливому доводу? – пожал плечами тот. – И почему вы спрашиваете меня?
– Очевидно, потому, что вы, с одной стороны, посвящены в перипетии событий, а с другой – думаете иначе, чем мы. Вы в состоянии взглянуть со стороны на этот вопрос, поэтому я и пригласил вас сюда в надежде на то, что из нас всех вы будете самым здравым и рассудительным.
– Это для меня великая честь, но и огромная ответственность, – вздохнул граф. – Тяжелая ваша милость, дорогой герцог.
– А у таких людей, как вы, Шовелен, легких дней не бывает. Для этого вы слишком разумны и ответственны. Говорите, граф. Мы нуждаемся в вашем совете.
Шовелен увидел, что все ожидают, что он скажет. Заставлять себя упрашивать было бы невежливо, особенно по отношению к императору, который должен был испытывать сильнейшую душевную боль, хоть и не выказывал этого.
– Ваше величество, – обратился граф к Ортону. – Позвольте задать вам один совершенно необходимый вопрос.
– Конечно задавайте.
– Чего вы сейчас хотите больше всего?
Император задумался.
– Умереть? Нет, это было бы проявлением слабости, безволия. Арианна не была бы довольна, подобный ответ ее наверняка опечалил бы. Наверное, тишины, граф. Просто тишины и темноты на долгое время, чтобы можно было никого не видеть и не слышать… – Он обернулся к своим друзьям, виновато улыбнувшись. – Простите меня за эти слова.
– Вы чувствуете ненависть к Далихаджару, Ваше величество? – задал Шовелен следующий вопрос.
– Очевидно, нет, граф. Мне так больно, и я настолько не могу привыкнуть к мысли о том, что больше ее не увижу… На ненависть у меня просто не хватает сил. Места в душе не хватает…
– Что ж, господа, – постановил старый вельможа. – Мне кажется, что Его величество должен исполнить то, что считает своим долгом. Я уверен, что это не неистовый порыв, а разумное и взвешенное решение. К тому же я присоединяюсь к мнению остальных: кто-то же должен остановить Далихаджара. Ее величество Арианна была очаровательной, нежной и невинной, а он убил ее ни за что. На ее месте могла оказаться любая другая, и ее так же убили бы – словно сняли с доски фигуру. Это самый страшный вид убийства, и такого человека нужно рассматривать не как простого преступника. Я благословляю вас, Ваше величество, если благословление старого чудака может хоть чуточку света пролить на вашу скорбную и истерзанную душу.
С этими словами граф подошел к императору, опустился на одно колено и почтительно поцеловал ему руку.
– Благодарю вас, друг мой, – сказал Ортон. – Вы помогли мне и укрепили меня в моей решимости покончить с Далихаджаром. А теперь идите отдыхать. Мы с вами встретимся завтра.
Шовелен хотел было задать вопрос, каким образом это получится, но решил не отягощать жизнь своего нового повелителя дополнительными проблемами, здраво рассудив, что если ему будет положено знать эти тайны, то Аластер посвятит его в них.
Он сделал общий поклон и вышел в указанную дверь. В коридоре его встретили двое гвардейцев, которые повели графа под руки в кромешной тьме. Он насчитал более двадцати поворотов, прежде чем снова увидел свет.
Сивард странно чувствовал себя в черном. Этот цвет он никогда не любил и даже после смерти родителей не носил траур. Теперь из уважения к скорби своего государя одноглазый сменил наряд и плащ огненного цвета на накидку мрачнее ночи и все время одергивал одежду, словно она была с чужого плеча.
Императора он видеть не хотел: боялся. Боялся его молчаливой скорби, потухшего взгляда. Боялся мертвой тишины, царящей во дворце, где даже не траур соблюдали, а просто все погасли, будто в душе каждого внезапно задули маленькую яркую свечу. Боялся Сивард и тех слов, которые он, по идее, должен сказать в утешение и соболезнование – а чем тут утешишь? Такое горе утихает только со временем, и времени должно пройти очень и очень много, судя по тому, как счастливы были супруги. И промолчать было неприлично. Поэтому Сивард даже радовался втайне, что навалилось много текущих дел.
Словно в нору, забился он в свой кабинет в здании Тайной службы и с головой зарылся в бумаги. Джералдин, осунувшийся, с темными кругами под глазами, сидел на диване, напротив него, почти все время молчал и раскрывал рот только тогда, когда одноглазый его о чем-то спрашивал.
Поэтому Сивард даже вздрогнул, когда секретарь сам с ним заговорил:
– Маркиз…
– А?!
– Маркиз, когда похороны императрицы?
– Не знаю, никто ничего еще не говорил. По-моему, государь принял какое-то решение, но со мной никто не делился, а придумывать не хочу.
– Он же не успеет добраться до Бангалор.
– Почему?
– Неужели вы думаете, маркиз, что там не узнают, что по направлению к архипелагу движется императорский флот? И если бы вы были на месте Далихаджара, неужели бы вы не убежали или не приготовились к сражению?
– Я и сам волнуюсь, – признался одноглазый. – Конечно, мы с младых ногтей пребываем в полной уверенности, что армия Великого Роана непобедима, что мы защищены от всех напастей и бед, однако жизнь показала, что даже свою обожаемую государыню уберечь не удалось, что уж говорить об остальном? Не спрашивай меня, Джералдин. У меня нет ответа ни на один из твоих вопросов.
Секретарь обхватил голову руками и снова застыл в неудобной позе. Сивард не стал его окликать. Ему и самому было так муторно, так тошно, что он даже обрадовался, когда на пороге появился один из его переполошенных подчиненных и сказал:
– Господин, к вам курьер со срочным сообщением от герцога Аластера Дембийского.
– Приглашай быстрее! – рявкнул начальник Тайной службы, и подчиненный прыснул за дверь. В таком настроении Сиварду старались под руку не попадаться.
Курьер молча возник в дверном проеме, загородив собой все пространство от пола до притолоки. Одноглазый удивился его размерам, а после вяло отметил про себя, что пора бы уже перестать удивляться – сколько же можно. Он полагал, что записка содержит в себе сведения относительно церемонии похорон, и читать ее не хотел, но избежать этого все равно не мог. Поэтому Сивард медленно сломал печать, развернул свернутый в трубку пергамент и поднес его к глазам.
Приближалась ночь, а в кабинете горела всего одна свеча, и буквы сливались в одну сплошную полосу. Наконец он догадался подойти поближе к свету и, вглядевшись, сумел прочитать:
«Через два часа на Драконьей поляне. Аластер».
Почерк действительно принадлежал герцогу, однако сама записка, напоминавшая больше приглашение на свидание, немного удивила Сиварда. Такой таинственностью были окружены, пожалуй, лишь Ночные Советы да личность самого императора.
«Что бы это могло быть?» – подумал одноглазый, пожимая плечами.
А вслух сказал:
– Спасибо, ответа не будет.
Курьер поклонился и исчез.
– Что-то случилось? – спросил Джералдин. Сивард хотел было ответить, что худшего, пожалуй, случиться не может, но благоразумно смолчал. Судьба бывает капризной и мстительной и может наказать за такую самонадеянность еще горшими потерями.
– Просто нынче ночью мне нужно во дворец, на Драконью поляну.
– А-а…
Здесь необходимо упомянуть о том, что Драконьей поляной издавна называлось довольно странное сооружение, расположенное между двумя центральными башнями императорского дворцового комплекса. Сивард давно гадал, что именно имел в виду архитектор, устраивая на огромной высоте обширную площадь, вымощенную гладкими белыми плитами. При желании здесь можно было разместить человек двести – двести пятьдесят всадников, только что им там было делать?
Придворным церемониймейстеру и главному советнику по хозяйственным вопросам это пустующее пространство постоянно не давало покоя, и они засыпали императора, Аббона Сгорбленного и всех прочих, причастных и непричастных к решению этой проблемы, разнообразными предложениями. Встречались среди них как безумные, так и действительно интересные проекты: разбить там зимний сад, чтобы он парил над столицей в облаках, устроить место для танцев на свежем воздухе или установить столы и кресла для пирующих; и даже – перенести туда зверинец. Однако все эти предложения неизменно бывали отклонены твердо и решительно.
Предполагалось, что во время осады на этой площадке будут установлены метательные орудия и сигнальные башни, однако те, кто был знаком с этим объяснением, только плечами пожимали в недоумении:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62


А-П

П-Я