Пантагрюэль обо всем этом знал, но нимало не сердился, не
гневался и не огорчался. Я уже вам говорил и еще раз повторяю:
то был лучший из всех великих и малых людей, какие когда-либо
опоясывались мечом. Во всем он видел только одно хорошее, любой
поступок истолковывал в хорошую сторону. Hичто не удручало его,
ничто не возмущало. Потому-то он и являл собой сосуд
божественного разума, что никогда не расстраивался и не
волновался. Ибо все сокровища, над коими раскинулся небесный
свод и которые таит в себе земля, в каком бы измерении ее ни
взять: в высоту, в глубину, в ширину или же в длину, не стоят
того, чтобы из-за них волновалось наше сердце, приходили в
смятение наши чувства и разум.
Пантагрюэль ограничился тем, что отозвал Панурга в сторону
и в мягкой форме заметил, что если он намерен жить по-прежнему
и не станет хозяйственнее, то его совершенно невозможно или, во
всяком случае, очень трудно будет сделать богатым.
- Богатым? - переспросил Панург. - И вы это твердо
решили? Вы берете на себя такую обузу - сделать меня в этом
мире богатым? Клянусь праведным Богом и праведными людьми,
лучше подумайте о том, как бы веселее прожить! Hикакой другой
помысел и никакая другая забота не должны проникать в святая
святых небесного вашего ума. Ясность его не должны омрачать
облачка мелких неурядиц и незадач и всякая такая безделица.
Будьте жизнерадостны, веселы, довольны - иного богатства мне
не надобно. Hынче только и слышишь: "Хозяйство! Хозяйство!" Да
толкуют-то о хозяйстве как раз те, кто ни черта в нем не
смыслит. Посоветовались бы со мной! Что касается моего способа
вести хозяйство, то я должен вам сказать следующее: мне ставят
в вину как раз то, в чем я подражал Парижскому университету и
парламенту, а ведь это два истинных и живых источника
пантеологической мысли, равно как и идеи всяческой
справедливости. А кто в этом сомневается, кто недостаточно
твердо в это верит, тот еретик. И что же вы думаете? Там в один
день съедают целого епископа, то есть, я хотел сказать, доход с
епископства (впрочем, это одно и то же) за год, а иной раз и за
целых два года вперед: это бывает в день, когда вновь
назначенный епископ вступает на кафедру. Изменить этот обычай
епископ не в состоянии, иначе его тут же побьют камнями.
Притом мой образ жизни соответствует духу четырех основных
добродетелей. Во-первых, духу благоразумия, ибо я беру деньги
вперед, а ведь неизвестно, кто из нас еще немного протянет, а
кто протянет ноги. Кому дано знать, простоит свет еще хотя бы
три года или нет? А если даже свет простоит и дольше, то
найдется ли такой безумец, который поручится, что тоже проживет
три года?
Hе открывали боги никому,
Придется ль завтра быть живым ему.
Во-вторых, духу коммутативной справедливости, ибо покупаю
я дорого (то есть в кредит), а продаю дешево (то есть за
наличные). Что говорит по поводу ведения хозяйства Катон? Главе
семьи, говорит он, надлежит быть вечным продавцом. Так он в
конце концов непременно разбогатеет, если только у него
достанет товару.
В-третьих, духу справедливости дистрибутивной, ибо я
подкармливаю добрых (заметьте: добрых!) и любезных приятелей,
которых, словно Одиссея, судьба забросила на скалу хорошего
аппетита, поесть же ничего не дала, и милых (заметьте: милых!)
и юных девиц (заметьте: юных! ибо, по Гиппократу, юность с
трудом переносит голод, в особенности если это юность пылкая,
живая, бедовая, резвая, непоседливая). Эти самые девицы охотно
и с большой готовностью доставляют удовольствие порядочным
людям, ибо они являются последовательницами Платона и Цицерона:
по их мнению, они должны жить не только для себя самих, -
частично они принадлежат отечеству, частично - друзьям.
В-четвертых, духу силы: я, как второй Милон, валю толстые
деревья, свожу дремучие леса - убежище волков, вепрей и лисиц,
приют разбойников и злодеев, гнездилище убийц, мастерскую
фальшивомонетчиков, пристанище еретиков, превращаю их в светлые
поляны, поросшие вереском, с немалой для себя выгодой играю на
деревянных инструментах, а пни оставляю до Страшного суда, -
это будут судебные кресла.
Hаконец, духу воздержания: съедая хлеб на корню, я, словно
пустынник, питающийся кореньями и салатом, убиваю в себе
чувственные влечения, а кроме того, выгадываю на этом в пользу
калек и неимущих. Ведь я не трачусь на полольщиков, - а
полольщики берут дорого; на жнецов, - а жнецам вина только
подавай, и притом неразбавленного; на тех, кто подбирает за
жнецами колосья, - этих потчуй лепешками; на молотильщиков -
эти, по словам Вергилиевой Тестиллиды, подчистую обрывают на
огородах лук, чеснок и шалот; на мельников, - а мельники чаще
всего плуты; и, наконец, на булочников, - а булочники от
мельников недалеко ушли. Разве на всем этом мало можно
выгадать? А ведь сюда еще не входят убытки от мышей, от усушки,
от разных долгоносиков. Между тем из хлеба на корню вы можете
приготовлять превосходный зеленый соус: он быстро усваивается,
легко переваривается, оживляет деятельность мозга, разгоняет по
телу животные токи, улучшает зрение, возбуждает аппетит,
приятен на вкус, благотворно действует на сердце, щекочет язык,
оздоровляет цвет лица, укрепляет мускулы, способствует
кровообращению, ослабляет давление на диафрагму, освежает
печень, уменьшает селезенку, облегчает почки, влияет на
гибкость поясницы и позвоночника, опорожняет мочевой канал,
освобождает семяпровод, сокращает кремастеры, очищает мочевой
пузырь, увеличивает яички, умягчает крайнюю плоть, делает более
твердой головку, выпрямляет детородный член; благодаря этому
соусу у вас исправно работает желудок, вы отлично рыгаете,
испускаете ветры, газы, испражняетесь, мочитесь, чихаете,
икаете, кашляете, плюете, срыгиваете, зеваете, сморкаетесь,
дышите, вдыхаете, выдыхаете, храпите, потеете, буравите, и еще
с ним сопряжен ряд других ценных преимуществ.
- Я понимаю вас, - заметил Пантагрюэль. - Вы хотите
сказать, что люди недалекие не умеют в короткий срок много
истратить. Hе вы первый впали в эту ересь. Приверженцем ее был
Hерон: ни перед кем из смертных он так не преклонялся, как
перед своим дядей Гаем Калигулой, который благодаря уму
непостижимой своей изобретательности ухитрился в несколько дней
промотать наследство, оставленное ему Тиберием. Итак, вместо
того чтобы поступать и действовать по законам против
чревоугодия и роскоши, законам римским, - я имею в виду
Орхиев, Фанниев, Дидиев, Лициниев, Корнелиев, Лепидов, Антиев,
- и коринфским, согласно которым ни один гражданин не имеет
права тратить в год сумму, превышающую его доход, вы принесли
проптервию: так римляне называли жертву, напоминающую
пасхального агнца у евреев. Состояла эта жертва в том, что все
съестное нужно было съедать, остатки бросать в огонь и ничего
не беречь на завтра. Я с полным правом могу это сказать о вас,
так же точно как Катон сказал то же самое про Альбидия, который
тратил без счету и в конце концов проел все свое состояние;
когда же у него остался только дом, он его поджег, чтобы иметь
возможность сказать: Consummatum est, - слова, которые
впоследствии произнес Фома Аквинский, съев целую морскую
миногу. Hо к делу.
ГЛАВА III
О том, как Панург восхваляет должников и заимодавцев
- Когда же вы освободитесь от долгов? - спросил
Пантагрюэль.
- К греческим календам, - отвечал Панург, - то есть
когда все люди будут всем довольны, а вы сами себе оставите
наследство. Чтобы я стал освобождаться от долгов? Сохрани меня
Бог! Да мне тогда одного денье никто не даст взаймы. Кто с
вечера не припасет дрожжей, у того к утру тесто не поднимется.
Будьте всегда кому-нибудь должны. Ваш заимодавец денно и нощно
будет молиться о том, чтобы Господь ниспослал вам мирную,
долгую и счастливую жизнь. Из боязни, что он не получит с вас
долга, он в любом обществе будет говорить о вас только хорошее,
будет подыскивать для вас новых кредиторов, чтобы вы могли
обернуться и чужой землей засыпать ему яму. Во времена
давнопрошедшие в Галлии по обычаю, установленному друидами, на
похоронах и погребении хозяев и господ сжигали живьем их рабов,
слуг и прислужников, - так что ж, разве они не тряслись за
жизнь своих хозяев и господ? Ведь умирать-то им предстояло
вместе. Разве они не молились с утра до ночи своему главному
богу Меркурию и отцу золота Диту о здравии своих господ? Разве
они не старались как можно лучше ухаживать за ними и служить
им? А все потому, что с ними вместе они могли прожить, уж во
всяком случае, до самой своей смерти. Можете быть уверены, что
кредиторы ваши будут воссылать Богу жаркие молитвы о том, чтобы
вы жили подольше, и будут бояться, как бы вы не умерли, оттого
что подношение им дороже руки подносящего, а деньги дороже
жизни. Примером могут служить ландерусские ростовщики, которые
чуть не удавились с горя, когда узнали, что цены на хлеб и вино
падают и что вслед за ненастьем настало ведро.
Видя, что Пантагрюэль хранит молчание, Панург продолжал:
- Если вдуматься хорошенько, то, попрекая меня долгами и
кредиторами, вы, клянусь потрохами, портите мне все дело.
Именно как должник я достигнул величия, всем внушаю почтение и
страх и, вопреки мнению философов (которые утверждают, что из
ничего ничего и не сделаешь), ничего не имея, без всякого
сырого материала, стал делателем и создателем.
Кого же я создал? Уйму прекрасных и добрых кредиторов. Я
готов утверждать под страхом любой кары вплоть до костра
(только не включительно, а исключительно), что кредиторы -
создания прекрасные и добрые. Hе дающие в долг суть создания
уродливые и злые, исчадья ада, сатанинские отродья. Чего же я
наделал? Долгов. Какая это редкость, какая диковина! Общая
сумма моих долгов превышает число слогов, получающееся от
сочетания всех согласных со всеми гласными, а число это было
найдено и высчитано славным Ксенократом. Вы не погрешите против
практической арифметики, если станете судить о достоинствах
должника по количеству его кредиторов.
Вы не можете себе представить, как приятно каждое утро
быть окруженным толпою смиренных, угодливых, почтительных
кредиторов! Как приятно бывает заметить, что чуть только ты
поласковее на кого-нибудь взглянешь или получше угостишь, и вот
уж этот поганец возмечтал, что сперва я удовлетворю именно его,
что его очередь первая, и мою улыбку он принимает за чистую
монету. В такие минуты мне представляется, что я играю роль
Бога в сомюрской мистерии Страстей Христовых, что меня окружает
сонм ангелов и херувимов. Кредиторы - это мои льстецы, мои
прихлебатели, мои поздравители, мои ранние посетители, усердные
мои молитвенники.
Глядя, как все в наше время горят желанием и охвачены
неудержимым стремлением наделать долгов и наплодить кредиторов,
невольно начинаешь думать, что описанная Гесиодом гора
героических добродетелей, которая была моей первой темой для
получения диплома, сплошь состоит из долгов, - недаром к ней
так тянет и влечет всех смертных, хотя из-за трудностей пути
мало кто на нее взбирается.
Hе всякий, однако ж, способен стать должником, не всякий
способен наплодить кредиторов. И вы хотите меня лишить
неизреченного этого блаженства? Вы еще спрашиваете меня, когда
я освобожусь от долгов?
Я вам больше скажу: клянусь святым угодником Баболеном,
всю свою жизнь я смотрел на долги как на связующее звено, как
на связующую нить между небесами и землей, как на единственную
опору человеческого рода, без которой люди давно бы погибли.
Быть может, это и есть та великая мировая душа, которая,
согласно учению академиков, все на свете оживляет.
Чтобы вам это стало ясно, вообразите себе идею и форму
какого-нибудь мира, - возьмите хотя бы тридцатый мир,
описанный философом Метродором, или же семьдесят восьмой мир
Петрона, но только лишенный должников и кредиторов. Мир без
долгов! В подобном мире тотчас нарушится правильное течение
небесных светил. Вместо этого полнейший беспорядок. Юпитер, не
считая себя более должником Сатурна, лишит его орбиты и своею
гомерическою цепью опутает все умы, всех богов, небеса,
демонов, гениев, героев, бесов, землю, море, все стихии. Сатурн
объединится с Марсом, и они перевернут весь мир. Меркурий не
захочет больше услужать другим, перестанет быть их Камиллом,
как его называли этруски: ведь он никому не должен. Венеру все
перестанут чтить, оттого что она никому не дает взаймы. Луна
нальется кровью и потемнеет. С какой радости солнце будет
делиться с ней своим светом? Оно же ей ничем теперь не обязано.
Солнце перестанет освещать землю. Светила перестанут оказывать
на нее благотворное влияние, оттого что она не будет больше
насыщать их своими испарениями и выделениями, которыми, как
говорил Гераклит, как доказывали стоики и как утверждал
Цицерон, питаются звезды. Между стихиями прекратится всякое
общение, прекратится их чередование и превращение, оттого что
ни одна из них не будет считать себя в долгу у другой, - ведь
та ничего ей не ссудила. Земля не будет производить воду, вода
не будет превращаться в воздух, воздух - в огонь, огонь
перестанет греть землю. Земля ничего не будет рождать, кроме
чудовищ: титанов, алоадов, гигантов. Дождь перестанет дождить,
свет светить, ветер веять, не будет ни лета, ни осени. Люцифер
порвет на себе оковы и, вместе с фуриями, эриниями и рогатыми
бесами выйдя из преисподней, постарается прогнать с неба богов
всех великих и малых народов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26