Вот она — «Молитва учителя»:
«Дай мне простоту ума и дай мне глубину; избавь мой ежедневный урок от сложности и пустоты; Дай мне
оторвать глаза от ран на собственной груди, когда я вхожу в школу по утрам. Садясь за свой рабочий стол, я отброшу мои мелкие материальные заботы, мои ничтожные ежечасные страдания... Пусть порыв моего энту-виазма, как пламя, согреет бедные классы, пустые коридоры».
Фабр тоже стремится в преподавании к простоте и глубине, тоже хочет согреть «бедные классы и пустые коридоры». Но рассчитывать на помощь и совет старших коллег нечего. Школой заведует аббат, бесстрашно читающий курс физики, хотя ему ни за что не удается напомнить, как там обстоят дела с концами трубки коленчатого барометра: который из них — верхний или нижний? — открыт, а который запаян...
Подобно большинству учителей, Анри живет при школе, в комнате, похожей на келью. Столуется у принципала, а его стряпуха не жалеет воды на утренний, обеденный и вечерний супы.
Проходит месяц за месяцем, и вдруг неожиданное событие: классы разделяют на группы, преподавателю дают помещение для работы с начинающими. Появляются даже парты!
Анри назначен в группу старших и наиболее способных. Пока для них еще не присланы из министерства узаконенные инструкции и программы, можно действовать по-своему.
Курс физики занят директором. Ладно! Возьмемся за химию. Многие школьники вернутся в деревню, им полезно узнать, что такое почва, как питается растение. Другие станут кожевниками, винокурами, засольщиками рыбы. Их следует познакомить с перегонным кубом, солением, с дубильными веществами.
Как вести предмет, которого не знаешь? Нет ничего проще: изучить его. Откуда, однако, раздобыть оборудование? При коллеже есть лаборатория, но открыта она только для химика и его учеников, готовящихся к экзамену. Профану из начальной школы никто не даст сюда и носа сунуть. Попросить кое-что из лаборатории на время?
— Это помогло бы увеличить число учеников, повысило бы доходы школы,— уверяет Анри директора.
Аббат сдается.
С помощью добровольца из числа учеников приборы
доставлены в подвал. Здесь-то и будут проходить занятия.
План действий продуман и уточнен по книгам. Прежде всего Анри получит кислород, проведя тот самый опыт, который на глазах у него кончился неудачей.
Но для начала пришлось по книгам же выяснить причину взрыва там, в лаборатории Сен-Марциала, да еще разузнать, как такой конфуз предотвратить. Теперь за работу! Удача любит смелых. Смелых и предусмотрительных: во время опыта пусть никто не вздумает приближаться к столу. В худшем случае пострадает один преподаватель.
Настает намеченный день. Сгущая краски, говорит Анри, как опасен опыт, и предупреждает:
— Начинаем...
Ребята жадно следят за его манипуляциями, и вскоре в напряженной тишине отчетливо слышится бульканье пузырьков газа. Они поднимаются и, вытесняя воду, заполняют стакан. Но Анри не совсем спокоен: в самом ли деле это кислород? Он зажигает свечу, гасит ее и, пока конец фитиля еще светится последней раскаленной точкой, вводит свечу на проволоке в стакан. Фитиль вспыхивает ярким язычком. Сомненья прочь: кислород!
Аудитория очарована, учитель тоже. А когда в сосуд с газом вводится стальная пружина из старых часов с кусочком тлеющего трута на конце, возникает фейерверк. Треск, искры, ржавый дым... От горящей спирали отделяются красные капли. Пройдя сквозь слой воды в сосуде, они впиваются в стекло на дне.
Увидев эти жаркие слезы металла, ребята кричат, бьют в ладоши, стучат ногами.Относя после уроков оборудование в лабораторию, Анри чувствует, что вырос на голову. Он вызвал к жизни явление, которое два часа назад ему было известно только по книгам. Значит, можно продолжать!
В амбразуре окна устроен склад химических веществ. Учитель покупает их на свои гроши. В печке, оборудован тигелек; бутыль из-под засахаренного миндаля служит ретортой, банка из-под горчицы — сосудом, для кислот. Анри проверяет дома звенья следующего опыта.
Теперь черед водорода, взрыв гремучей смеси; даль-ше—фосфор, натрий, хлор, углерод. Их свойства, соединения...
Слух об уроках расходится по округе. В класс приходят новые ученики, и аббат-директор, больше озабоченный доходами школы, чем прогрессом обучения, поздравляет Анри.
Впрочем, успех завоеван не одной химией, но и землемерной практикой — геометрией в открытом поле.Правда, для таких занятий оборудования в коллеже пет, а учителю не по карману. Приходя в табачный киоск— надо же чем-нибудь набить трубку, когда, сидишь, готовясь к занятиям! — Анри не раз извинялся, что забыл деньги. И все же землемерную цепь, вехи, колышки, отвес и компас пришлось купить самому. Крохотный графометр размером с ладонь нашли в школе. Начиная с мая учитель с ребятами раз в неделю покидает тесный класс, уходит в поля. Какая это радость, шагать со связкой колышков через плечо! Они пересекают город, чувствуя себя на вершине славы. Да и учитель, чего скрывать, гордится тем, что несет самый деликатный и самый дорогой прибор: графометр ценою
в сто су.Участок для занятий— пустошь. На ней — ни куста, ни живой изгороди. Равнина, покрытая камнями, среди которых цветет тимьян, служит полигоном для нарезки трапеций и треугольников, а старая голубятня вдали— вертикаль. Все идет гладко. Но странная вещь! Кто бы ни пошел к дальнему колышку, по дороге обязательно остановится и, нагнувшись, чего-то ищет. Другой вместо колышка тайком подбирает камень. Третий возвращается с соломинкой во рту. В чем дело, в конце
концов?Ребята довольны: наконец-то и они могут кое-чему научить учителя. На камнях пустыря гнёзда большой черной пчелы. В них мед, его-то молодые землемеры и высасывают. Он терпковат, но вполне приемлем.
Так Анри впервые встретился с пчелой-каменщи-цей — халикодомой Реомюра. Это перепончатокрылое в черном бархатном одеянии, с темно-фиолетовыми крыльями показалось ему великолепным. Анри дол-жен узнать о пчеле больше, чем могут сообщить воспитанники, умеющие только опустошать ячеи.
Как раз в то время в книжной лавке Карпантра появилась новинка: сочинение де Кастельно, Бланшара и Люка о насекомых. Во введении к первому тому профессор зоологии Брюле из Дижона излагал основы ана-томии и физиологии членистоногих. Последний, только что вышедший том, в котором Анри тут же, у прилавка, нашел сведения о своей новой знакомой, составлен одним Эмилем Бланшаром из Музея естественной истории в Париже, членом энтомологического общества Франции, сотрудником Всемирной энциклопедии естественных наук. Книга состоит из тысячи заметок, и в каждой сказано, кто, где и когда впервые описал данное насекомое, сообщены его приметы. В конце — подробный алфавитный указатель. А сколько отличных рисунков! Гравюры на стали, «отпечатана в Париже у Терзуоло, улица Мадам, 30».
Все заманчиво в этих трех томах по полтысячи страниц каждый. Но цена! Бюджет Анри не выдержит подобного удара, если даже он возьмет один лишь третий том. Впрочем, неужели о пропитании ума можно заботиться меньше, чем о прокормлении тела?!
Покупка сделана. На книгу истрачено месячное жалованье. Потребуется чудо бережливости и экономии, чтобы как-нибудь покрыть непозволительный расход. Толстенное сочинение проглочено одним дыханием. Анри впервые прочитал о нравах насекомых, впервые встретил сразу заблиставшие в его глазах имена Реомюра, Губера, Леона Дюфура... И в то время, как он листал книгу, еще и еще пробегая взволновавшие, его заметки, узнавая в описаниях множество до сих пор безымянных знакомых — жучка величиной с вишневую косточку, мраморного хруща с великолепными антеннами, бабочку с крыльями, украшенными орнаментом, шпанских мушек,— внутренний голос — он признается в этом — внятно шептал.
— Ты тоже должен стать Тацитом, открывающим тайны этого мира, стать историком насекомых...
Позже в руки Анри попал том Туссенеля, который познакомил его с азами науки о поведении животных. Сколько ни пришлось ему потом полемизировать с автором, он очень полюбил книгу и до конца жизни хранил ее в своей библиотеке.
Одно время Фабр стрелял птиц. Глаз у него был меткий. А охота — тоже средство получать знания, выяснять, чем птицы питаются, как устроены их внутренние органы.
Заняться бы Анри всерьез животными, растениями! Но он учитель, и ему давно пора распрощаться с низ-шей, перейти в среднюю школу. К сожалению, естест-веиной истории и здесь нет в программах. Взять хи-мию и физику? Чтобы совершенствоваться в них, тре-уется оборудование, нужна лаборатория.
Ладно, начнем с математики. Из Эколь Нормаль вынесен более чем скромный багаж. И Анри один, без руководителя, без советчиков, вгрызается в новый курс. Он пробирает себя за малейшую слабость, не позволяет отвлечься, отворачивается от каждой новой травинки, от неизвестного жучка. Книги по ботанике и зоологии, драгоценный томик Бланшара — все отставлено. Надо штудировать алгебру. Уже одно название дисциплины вызывает смесь уважения и страха.
В то время Анри уже считался в Карпантра педагогом, умеющим расшевелить самых косных, именуемых здесь «сухарями». Его выпускники зачислены в Эколь Нормаль, в ремесленное училище в Эксе (городок этот увековечен Золя под именем Плассана).
Однажды пришел к Анри юноша, он собирается поступать в училище строителей мостов и дорог. У него туго с алгеброй, а экзамен, говорят, строгий. Много он заплатить не в состоянии, но, может, господин Фабр выкроит время?
Господин Фабр в тот же вечер берет тайком из чужого шкафа фолиант толщиной в три пальца, листает его. Взгляд останавливается на разделе «Бином Ньютона». Какое звучное название! Что это за бином и почему он Ньютона? При чем тут англичанин, положивший начало небесной механике?
Локти на стол, концы пальцев в уши. Весь мир исчез из чувств и мыслей, весь — кроме этих строчек. И вдруг его охватывает радостное изумление. Вот оно что! Понятно! Скорее к бумаге!
Он приводит, перемещает, группирует... Просто чудесно, если и остальное в этой доселе страшноватой алгебре не труднее...
В будущем он избавится от сладкого самооболыце-ния, но сейчас на его пути никаких препятствий. Неза-
метно бежит время за упражнениями. В семь утра звонок к утреннему супу у принципала, и Фабр спускается по лестнице торжествуя. Пышная свита из всех этих А, В, С, похоже, сопровождает его.
Назавтра урок. Черная доска и мел на месте. Этого не скажешь о сердце. Однако Анри храбро заводит речь о биноме. Ученику и в голову не приходит, что репетитор начинает с того, чем полагается кончать. Вполне удовлетворенный, расстается он с учителем, почти ровесником.
Легкая победа над биномом вскружила Фабру голову, и он решает, вернувшись к началу, за три-четыре дня одолеть алгебру. Не тут-то было! Со сложением и вычитанием все шло гладко, но дальше следовало умножение, и здесь нечто ужасное: минус на минус дает, оказывается, плюс. Напрасно читал он и перечитывал текст, раздумывал, проверяя каждое звено в цепи размышлений. Парадокс оставался парадоксом.
Так впервые открылась для Фабра слабость рядового учебника. Кажется, иногда лишь словечка не хватает, чтоб выбраться, но именно его-то и нет в тексте.
В. будущем, когда он сам будет писать книги для детей и юношей, посвятит этому много лет, личный опыт поможет делать пособие доходчивым, живым, способным будить и среди учащихся, и среди учащих самые сонные, головы. Но когда еще появятся в школах его учебники. А сейчас ему предстоит провести урок и объяснить то, что самому неясно.
А когда темно для учителя, каково ученику? Тем не менее Анри произносит:
— Вам понятно?
Пустой вопрос. В сущности, попытка выиграть время.
— Попробуем по-другому!
И Анри снова возвращается к загадке. Но вот глаза ученика вспыхивают. Они вместе столько искали, что эффект умножения минуса на минус открывается сразу обоим.
Все приходит к благополучному концу. Ученик выдержал экзамен, без спросу взятая книга возвращена на место, известность молодого педагога растет.
После алгебры — очередь геометрии. С ней Анри немного знаком по курсу в Эколь Нормаль. Благородная дисциплина! Отправляясь от ясного, постепенно погружаешься в неизвестное, а оно, в свою очередь проясняясь, становится исходным для. дальнейших шагов вперед. Кажется, нет лучшей гимнастики для ума, нет более строгой школы логического мышления.
«Если мне вообще удались несколько понятных страниц, которые прочитываются без слишком большого напряжения,— написал Фабр в «Воспоминаниях»,— то я немало обязан этим геометрии, воспитывающей искусство руководить мышлением».
Забившись в уголок, часами сидит он с листком бумаги на колене, постигая свойства окружности, пирамиды, конуса.
Молодому человеку посостязаться бы в прыжках, размяться на гимнастических снарядах. Он видит вокруг многих, кто, упражняя одну поясницу, преуспел в жизни куда больше, нежели поклонники наук. Но нет, он продолжает свое.
Вскоре Анри настолько освоил начала геометрии, что без труда мог определить объем ствола дерева, измерить емкость сосудов, найти расстояние до точки, которой нельзя достичь, которую только видишь... Случай помог ему понять, что это еще только подступы к главному. В роли случая выступил его товарищ по коллежу, унтер-офицер, который, устав от муштры, подался в преподаватели и мечтал о дипломе бакалавра по математике.
— Спинной мозг усох в полку,— огрызался он, объясняя, почему уже дважды провалился на экзаменах.
Неудачи не расхолодили упрямца, он продолжал заниматься. Не то чтоб его восхищали красоты математики. Здесь говорили больше амбиция и выучка: повторять артикул с ружьем до тех пор, пока не отпустит
ротный.Два педагога заключили союз, объединив знания и пыл молодости.Однако в те годы получить право на сдачу экзаменов по математике можно было только тому, кто имел ученое звание по литературе. Анри проклинал инструкцию, которая требовала жертвоприношения из латыни и греческого, прежде чем открыть доступ к синусам и котангенсам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39