Пусть остается здесь один, негодяй. Сделайте доброе дело, ага, отправьте меня в Ташкент. Там много людей, я так по людям скучаю! Без работы тоже не останусь. Привыкну и, надеюсь, заживу не хуже других. Сделайте это, агатай, не забуду вашей доброты!
Да, здесь уж ничего не поделаешь, подумал Асылжан, попробую приказать ему остаться возле отары до весны, ее же заберу с собой, а не получится, что ж! Придется подыскивать замену. Ничего не поделаешь, так решил Асылжан. Комнаты дома были открыты настежь, ключи к ним искать стало ненужным...
— Раз так, собирайся! — сказал он Марзии и вышел.
Во дворе он подозвал к себе Манабая и выдал ему по
всем статьям: избиение жены не пройдет тебе даром, сказал ему Асылжан, отдам тебя под суд, избивать человека— это безобразие, тупость и преступление, он, Манабай,— не человек, а байско-феодальный пережиток, а жена его совершенно права, с таким кровопийцей жить невозможно и опасно, однако он, Манабай, пока ему не найдут замену, должен хоть умереть, а быть рядом с отарой. Сказав так, Асылжан подозвал женщину:
— Садись в машину, поедешь с нами, нельзя оставлять тебя у такого негодяя.
Марзия с ребенком на руках, волоча за собой небольшой сундучок, неловко усаживалась в машину, но тут неожиданно молчун Аспанбай выскочил из кабины и удивил Асылжана.
— Я ее никуда не повезу! — выкрикнул он.
— Что это значит? Как это — не повезу?
— А так! Если она уедет, Манабай этого не переживет. Пусть сами решают свою судьбу, вдвоем. Они должны или вместе ехать, или вместе остаться.
— Что несет этот идиот! — вспылил Асылжан.— Правду говорят, в тихом омуте черти водятся. Оставайся здесь, негодяй, и отдай ключи от машины!
— Не дам!
От гнева Асылжан побагровел.
— Что-о-о?! Отдай ключ! — сам не свой крикнул он, подошел вплотную к шоферу и протянул руку.
— Не отдам!
Асылжан хотел вырвать ключ силой, но у него ничего не вышло. Тогда он ударил Аспанбая по щеке, а тот, испуганно глядя ему в глаза, заломил руки Асылжана за спину и оттолкнул его от себя. Директор понял, что парня одолеть не удастся; боясь уронить себя в глазах подчиненных, подошел к женщине и дрожащим голосом сказал:
— Моя хорошая, останься до завтра. Я пришлю за тобой другого шофера.
До аула директор и его шофер не сказали друг другу ни слова. На следующий день Аспанбай подал заявление об уходе.
Абдулла был зол на людей и на саму жизнь. Случилось это вот почему. Еще в родительском доме в нем воспитали привычку считать себя выше окружающих, стремление во что бы то ни стало подчинять других людей своей воле. С возрастом это стремление стало настоящей болезнью Абдуллы. Когда Абдулла устроился на службу в одно из учреждений района, болезнь усилилась, он подумал: начало положено; прошло немного времени — и Абдулла дорос до заместителя директора этого учреждения и, совсем не удивившись, сказал себе: так, все идет нормально; двигаясь вперед и вперед, Абдулла занял должность директора совхоза, что опять же ничуть не удивило его, он знал: иначе быть не могло. К тому времени Абдулла стал относиться к фортуне как к безотказной любовнице. Он не сомневался, что и должность директора совхоза для него не предел, однако дальше все пошло не так гладко: мчались годы, а Абдулла с места не двигался. И вот однажды Аб-
дул л а (поскольку всегда был нечист на руку), попал в неприятную историю, еле-еле удалось спасти свою шкуру. Тут он понял, как подло изменила ему любовница-фортуна, и решил мстить людям жестоко и беспощадно. Теперь для него самым страшным ударом было известие о чьем-то назначении, росте, удаче. Об Абдулле поползли слухи, что он — составитель некоторых анонимных писем, правда, слухи эти были верны лишь частично: Абдулла никогда не писал писем сам, к этому он привлекал бойких людей из своего рода. А среди руководителей района Абдулла прославился как «заводила во всех дрязгах» и «любитель чужими руками жар загребать».
Хотя Абдулла и обижался на свою любовницу-фортуну, она все же относилась к нему нежно, нет-нет да вспоминала; Абдулла молодел, процветал.
Не повезло вот только с дочерью Райгуль. Не думал Абдулла, что она такая глупая, ведь он считал ее разумной, похожей па себя. Когда она рассказала о своем будущем муже, когда Абдулла узнал, что зять у него будет без роду и племени, сирота, он возмутился. «Да лучше я сам ее собственными руками задушу, чем отдам неизвестному проходимцу!» — орал он. Но делать нечего, дочь уперлась, и, пометавшись первые дни, Абдулла вынужден был согласиться.
Тоже мне зять, горевал Абдулла, самый бесхребетный из всех бесхребетных! С каким трудом удалось уговорить директора, чтобы он взял его к себе шофером. И что же, негодный Аспанбай уволился с работы. А ведь водить машину руководителя — это вам не баран чихнул, это значит занимать привилегированное положение. Люди уважают, да и Абдулле удобнее следить за каждым шагом директора.
Когда зять угрюмо переступил порог дома и сообщил новость, Абдулла вышел из себя; он топал ногами, кричал, захлебываясь слюной, на идиота зятя, у которого все из рук валится и которому не жениться, а в сумасшедшем доме сидеть!..
Абдулла хлопнул дверью, подошел к своему «Москвичу», пыхтя от злобы, уселся за руль и укатил в соседний аул к родичам. Так он делал всегда, если ему надо было принять какое-нибудь важное решение.
Через три дня он вернулся, обдумав свои дальнейшие действия. Дочь моя Райгуль оказалась пустоцветом, думал Абдулла, единственная надежда теперь на Самбета, его-то
никак нельзя выпускать из рук: нужно подыскать родовитую невесту и заслать сватов. Дом, жаль, записан на Райгуль, теперь надо ставить дом и Самбету; это, конечно, должен быть самый видный дом в ауле, например, такой, как у свояченицы Казимаш из Сары-агача. А недоумка Аспанбая, если уж он такой хороший строитель, придется определить в бригаду Битана. Битан — свой человек, с ним легко найти общий язык.
Сказано —сделано. Абдулла устроил зятя в бригаду, с Битаном нашел общий язык, и бригадир свалил во дворе Абдуллы целую машину совхозного теса, под условным названием «неизвестно чьего», но Аспанбай прознал о махинациях тестя и в стройбригаду не пошел. Мир в доме был нарушен. Самбет стал на сторону Аспанбая, Райгуль с матерью не знали, к кому примкнуть; так по вине Аспанбая выпал первый кирпич из прочного строения. Абдулла с расстройства даже слег. Он свернулся калачиком, накрылся одеялом с головой и приказал его не трогать, а отлежавшись, встретился с директором совхоза и долго совещался с ним; результатом этого совещания было назначение Аспанбая чабаном в отару Манабая; получив в напарники такого же «босяка», как сам, Аспанбай отправился в Кызылкумы.
Райгуль горевала, ее удручало то, что между отцом и мужем не установилось взаимопонимания; со слезами на глазах она уговаривала отца быть снисходительнее к причудам Аспанбая, просила мужа: «Потерпи, дада, потерпи...» Но отец только отмахивался от нее, гневно сверкая глазами, а муж отвечал своей неизменной улыбкой и бормотал неопределенно: «Да чего там ждать от людей?.. Люди, они странные...» Эти рассуждения о людях нравились Райгуль все меньше и меньше; они перестали смешить, как было раньше, до замужества; эти рассуждения стали пугать ее.
Узнав, что Аспанбай едет в пески, она согласилась, примирилась с предстоящей разлукой, молча отпустила, но, когда прощались, увидела на лице мужа мечтательное и отчужденное выражение; ей показалось, что она теряет своего дада. Райгуль испугалась, стала плакать, вздыхать, но было уже поздно: Аспанбай уехал. Молодая женщина не находила себе места, рыдала день и ночь. Однако в конце концов ей пришлось утешиться и вытереть слезы: мать шепнула, что вечно красные глаза и нос Райгуль раздражают отца. Райгуль смирилась, стала покорно ждать возвращения Аспанбая, начала привыкать, что его нет рядом; такая жизнь, врозь, перестала казаться ей неестественной. Абдулла был доволен, что вновь обрел свою примерную и молчаливую дочь, мать качала головой и вздыхала: ну вот и хорошо, отец знает, что делает... Только Самбет, младший брат Райгуль, неодобрительно посматривал на сестру, не понимая, как это можно позволять так издеваться над собой; ему было странно и поведение зятя Аспанбая, который покорно, словно овца, потащился в пустыню, хотя это ему совершенно не нужно...
У Райгуль было немного подруг; ее сверстница Гульмайран, с которой она ездила в Алма-Ату, вскоре после свадьбы Райгуль тоже вышла замуж и переехала в Ташкент; теперь, оставшись одна, Райгуль частенько болтала о том о сем с совхозной учетчицей Кулпаш, высокой грузной женщиной, недавно разведенной с мужем. При своей полноте и монументальности Кулпаш имела маленькую головку и ясное личико с беспомощным, детским выражением. Мягкую и ласковую Кулпаш многие любили; она говорила тихим, певучим голосом, умела жаловаться, вызывать сострадание, завораживать; люди не понимали и сами, как незаметно попадали под ее влияние.
Кулпаш познакомила Райгуль с законами канцелярской работы, и не только с ними, с законами самой жизни.
Кулпаш объяснила подруге, что канцелярия — опора современности, если не будет контор, люди станут неуправляемы, старшие не будут любить младших и заботиться о них, младшие уважать старших; подчиненные не будут знать своего начальства, начальство не сумеет руководить подчиненными. Богатства общества создаются руками людей, говорила Кулпаш, не будь канцелярий, как учитывать, как не разбазарить эти богатства? Да. Не будь канцелярий, каждый тянул бы в свою сторону; канцелярия объединяет людей, указывает им правильное направление, придает силы, помогает осуществить задуманное. Райгуль, слушая эти «истины», произносимые Кулпаш, прилежно кивала головой, поражаясь уму подруги и ее знанию жизни.
Кто же управляет канцелярией, тем временем продолжала Кулпаш,— человек. Канцелярия повышает авторитет начальника, начальник укрепляет авторитет канцелярии; начальник и его канцелярия существуют во взаимодействии; обязанность же секретаря — хранить этот авторитет начальника и канцелярии, не разрешать случайным людям хозяйничать здесь, не пускать к директору кого попало и без времени. Если люди уважают канцелярию, то они уважают и руководителя, если люди уважают руководителя, то это залог успеха всего дела.
Кулпаш рассказала своей молодой подруге следующее. Оказывается, все восемьсот рабочих, что трудятся в колхозе, зависят от директора, многоуважаемого Асылжана, он решает их общую судьбу и судьбу каждого в отдельности; Асылжан умеет для одного быть отцом, для другого — братом, для третьего — сыном. Никогда еще Асылжан никого не обидел. Райгуль слушала Кулпаш и кивала. Асылжан оправдывает свое имя; ведь «Асыл» в переводе с казахского значит кристальный, чистый, ясный, а «жан» — душа. Асылжан красивейший среди красивых, талантливейший среди одаренных, оратор среди острословов, мудрец среди мудрецов... Словом, он настоящий мужчина, имеющий много сверкающих граней и одну надежную основу. Любая женщина сочла бы за счастье, если бы Асылжан только взглянул в ее сторону, но для него не существует женщин, кроме жены — красавицы Сании.
Постепенно Райгуль привыкла к работе; начальник относился к ней не очень строго; можно было и чуть-чуть опоздать, и чуть-чуть раньше уйти домой; если среди дня отлучишься, тоже большого греха в этом нет. Асылжан как мог опекал свою молодую секретаршу, баловал, даже телефон провел в ее дом, чтобы она могла в любую минуту связаться с начальником.
Перед Новым годом Асылжан подарил Райгуль флакон дорогих духов...
Есть такая птица — дятел; без инструментов, одним лишь клювом она выдалбливает в твердом дереве глубокое гнездо; секрет мастерства дятла неизвестен; современная техника, вооруженная лазерными лучами, не выдерживает с ним никакого сравнения...
Наступил февраль. Райгуль ходила рассеянная; в ее голове кружили отрывочные мысли; она никак не могла сосредоточиться. С ней бывало так и раньше, давно, когда
она еще училась в школе. Стоя у доски, Райгуль вдруг забывала какую-нибудь дату или историческое событие, силилась вспомнить, но никак не могла, мысли разбегались, в голову лезли воспоминания, совсем не относящиеся к предмету.
Райгуль очень подружилась с Кулпаш; они стали неразлучны; делились сокровенными тайнами, их мнения о жизни все более и более становились похожи. Восьмого марта девушки решили поехать в Ташкент, сходить в театр. Это их женский праздник, они должны отметить его как следует. За день до праздника прибыли в Сарыагач, где жила тетка Райгуль, переночевали у нее, а назавтра к обеду были уже в Ташкенте.
Побродив по городу, усталые и голодные, девушки в три часа дня стояли в очереди, выстроившейся у драматического театра, чтобы купить билеты на вечер. Вдруг глаза Кулпаш округлились от удивления и она произнесла:
— Вот э-т-та да! Смотри, стоит «Волга» Асылжаиа- ага!..
— Фу-ты! Перепугала совсем! — сердито сказала Райгуль.— Я уж думала, невесть что случилось. Иу и что, Асылжан-ага здесь, нам-то какое дело!
В это время из машины вышел сам директор совхоза и направился к девушкам. Асылжан вообще одевался аккуратно и модно, но сегодня костюм его был прямо-таки изыскан.
— Вот это встреча! — широко улыбнулся он, и его лицо приняло одновременно радостное и удивленное выражение.— Откуда здесь наши девушки? Что они тут делают?
Кулпаш и Райгуль ответили ему.
— Раз так, подождите...— Асылжан вошел в здание театра и довольно быстро появился вновь, держа в руках билеты.— А теперь куда путь держите? — поинтересовался он.
— Да мы проголодались... Перекусить хотели, а потом уж и в театр можно,— ответила Кулпаш.
— Ну тогда я вынужден вести вас в ресторан, иначе какой я кавалер?
Асылжан сам вел машину. Он загнал ее во двор ближайшего ресторана и препоручил заботам знакомого вахтера.
Райгуль была рада, что попала в ресторан, ей хотелось есть, к тому же она любила праздничную обстановку;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66