Магазинчик «Александерс» располагался в довольно тусклом с виду, похожем на бункер, домике с низкими бетонными стенами и плоской крышей. Окна были закованы в железные решетки, над дверью мигала вывеска «ПИВО», поочередно загораясь то розовыми, то голубыми буквами. На крошечной автостоянке перед магазином, прямо возле дороги, стояла лишь одна машина – черный, заляпанный грязью джип.Я проехал мимо, затем развернулся.Футах в ста от магазина я приметил оранжерею; она была закрыта на уик-энд. Я подъехал к ней и припарковал свой пикап носом к улице, чтобы облегчить себе бегство.По другой стороне шоссе тянулся решетчатый забор с натянутой над ним в два ряда колючей проволокой. Вдалеке я разглядел диспетчерскую вышку и луч прожектора, который медленно бороздил вечернее небо. Вдоль взлетных полос мерцали красные и зеленые огоньки.Я выбрался из машины и, обойдя ее, откинул задний борт. В багажнике, с самого края, лежал чемодан Джекоба; его я загрузил последним, когда вывозил вещи брата из квартиры. Я быстро открыл крышку и, запустив руку в чемодан, начал ощупывать банные полотенца, бритвенный прибор, бейсбольные рукавицы, пока не коснулся холодного металлического лезвия мачете.Я осторожно вытащил нож и положил его на крышу багажника. Потом начал шарить по коробкам. В первой я отыскал лыжную маску Джекоба, во второй – спортивный свитер с капюшоном.Я быстро переоделся, скинув куртку и облачившись в этот свитер. Он оказался мне слишком велик – рукава доходили до кончиков пальцев, а капюшон, подобно монашескому клобуку, почти полностью прикрывал лицо, но я, по сути дела, именно этого и добивался: теперь я мог спокойно зайти в магазин и проверить, нет ли там кого из посетителей. Потом Можно будет надеть и лыжную маску.Я засунул мачете в правый рукав, рукояткой вперед. Острие ножа, больно кольнув кожу, уперлось мне в ладонь. Запихнув в карман брюк лыжную маску, я захлопнул багажник и быстрым шагом направился к магазину.Было без четверти шесть; солнце только что зашло. Автомобили, следовавшие по шоссе, зажгли фары.Когда я подошел к автостоянке, над моей головой, на высоте менее ста футов, сотрясая воздух, с ревом пронесся самолет – стальная громадина. Его посадочные огни отбросили мерцавшие блики на асфальт, и он устремился вперед, через шоссе, к зовущим далям летного поля; двигатели его заныли, уменьшая обороты, опустились закрылки, и шасси жадно потянулись к земле. Я дождался, пока самолет приземлится.Когда я толкнул дверь магазина, над головой звякнул колокольчик, возвещая о моем появлении. Кассир сидел за прилавком слева от входа и читал газету. За его спиной говорило радио, настроенное на евангелистскую волну.– Вы должны осторожно относиться к тому, что слышите, – поучал по радио мужской голос. – Потому что наряду со словом Божьим живет и слово сатаны. И звучит оно так же. В точности так же.Кассир поднял на меня взгляд, кивнул и снова углубился в Газету. Он оказался именно таким, как описала его Сара: большим, мускулистым, бородатым. На нем были джинсы и белая тенниска, а на руке я разглядел татуировку: черно-зеленую птицу с распростертыми крыльями.Я прошел мимо него в самую середину торгового зала. Правую руку я прижимал к боку, придерживая мачете. Магазин был скорее длинным, нежели широким, и, углубившись в зал, я оказался вне поля зрения кассира.Сняв капюшон, я огляделся по сторонам.Задняя стена магазина сплошь состояла из стеклянных шкафчиков, в которых стояли банки с содовой и пивом, рожки мороженого, коробки с полуфабрикатами.Я окинул взглядом соседние ряды. Посетителей в магазине не было.По радио все продолжалась проповедь. Теперь уже читали из Библии:– «Великое приобретение – быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем…»В дальнем углу магазина, за холодильными шкафами, я разглядел дверь. Она была приоткрыта и терялась в темноте. Я предположил, что она ведет в кладовку.– «…Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости…»В самом конце центрального ряда были выставлены огромные бутыли с красным вином – шесть штук, они стояли на полу в два ряда, по три в каждом. Сверху был проложен лист картона, и на нем стояли еще шесть бутылей. Я насчитал пять таких уровней, то есть в общей сложности тридцать бутылей. Сооружение это по высоте доходило мне до подбородка.– «…Завещаю тебе соблюсти заповедь чисто и неукоризненно…»Я достал лыжную маску и натянул ее на голову. От маски пахло моим братом, его потом, и меня замутило, так что я был вынужден дышать ртом.– Таковы библейские заповеди. Слово Божие. Как-то мне позвонила одна из наших слушательниц… – продолжал вещать по радио проповедник.Я вытащил из рукава мачете.– «…Кто написал Библию?» – спросила она меня. Когда я развернулся и пошел обратно к прилавку, я был на удивление спокоен, и это спокойствие словно питало само себя и крепло с каждым мгновением – так, случается, в подобных ситуациях нарастает паника.Кассир по-прежнему читал газету. Он сидел на стуле, облокотившись на прилавок. Мужчина был на добрых шесть дюймов выше меня и, наверное, футов на девяносто потяжелее. Я сразу же пожалел о том, что не взял с собой пистолет Карла. Мне пришлось несколько секунд простоять перед этим детиной, прежде чем он соизволил оторваться от газеты. Уставившись на меня, мужчина продолжал все так же спокойно сидеть на стуле. Он, казалось, не только не испугался, но даже нисколько не удивился. Очень медленно он свернул газету.Я угрожающе замахнулся мачете и кивком головы указал на кассу.Кассир перегнулся через прилавок и приглушил радио.– Какого черта вы себе воображаете? – спросил он.– Открывай кассу, – приказал я. Голос мой прозвучал грубо, нервно. Именно так и должен был говорить тот самый злоумышленник, которого я изображал.Кассир улыбнулся. Он был не так уж молод, как мне показалось вначале; вблизи он выглядел даже старше меня.– Вон из моего магазина, – спокойно произнес он.Я изумленно уставился на него. Лыжная маска, что была на мне, казалось, стала вонять еще сильнее – к горлу подступила тошнота. Я вдруг понял, что дело принимает неожиданный оборот, и почувствовал еще большую слабость.– Ты что, собираешься рубануть меня? – спросил кассир. – Вот этой штуковиной? – В голосе его зазвучали гневные нотки.– Все, что мне нужно, – это деньги.Он почесал татуировку на руке, затем, схватив рукой бороду, задумчиво поднес ее к носу.– Я дам тебе шанс, – сказал он, указывая на дверь. – Ты сейчас скроешься, и я не стану тебя преследовать.Я не шелохнулся, а продолжал стоять, молча уставившись на него.– Хочешь беги – хочешь оставайся, – проговорил кассир. – Тебе решать.Я поднял мачете и занес его над головой, словно собираясь нанести удар. Мне самому этот жест показался глупым: я сознавал, что действую непрофессионально. Я помахал мачете в воздухе.– Я не хочу тебя убивать, – сказал я, рассчитывая, что это прозвучит как угроза, но вышло так, что в словах моих было больше мольбы. – Мне уже приходилось убивать людей. Я – преступник.Кассир опять улыбнулся.– Так ты остаешься?– Давай деньги.Он слез со стула и непринужденно вышел из-за прилавка. Я отступил в торговый зал, держа мачете перед собой. Он прошел к двери, и у меня мелькнула мысль, что он собирается уходить, но кассир вдруг достал из кармана ключи и закрыл замок. Все это время он стоял спиной ко мне, словно давая понять, что нисколько меня не боится.– Давай же, – сказал я. – Ты только зря теряешь время.Он сунул ключи в карман и шагнул мне навстречу. Я отступил еще дальше. Мачете я держал обеими руками, прямо перед собой. Я пытался казаться свирепым, пытался обрести утерянный было контроль над ситуацией, но чувствовал, что у меня это плохо получается.– Все, что я сейчас с тобой сделаю, – произнес кассир, и голос его внезапно налился злобой, – будет считаться мерой самообороны. Именно так на это посмотрит полиция. Ты зашел сюда с этим ножом, угрожал мне, пытался украсть мои деньги. Ты сам поставил себя вне закона.Мужчина медленно надвигался на меня, на губах его блуждала ухмылка. Он явно был в восторге от самого себя. Я же продолжал пятиться.– Я давал тебе шанс убежать, потому что знал: это по-христиански. Но ты не захотел им воспользоваться. Так что теперь я намерен сделать все, чтобы отбить у тебя охоту вытворять впредь подобные штучки. И мне плевать на полицию. Я научу тебя уважать чужую собственность.Этот человек продолжал наступать на меня. Нас разделяли какие-то десять футов. Я взял мачете в правую руку и опять взмахнул им, но он, казалось, даже не заметил этого. Он оглядывал полку, что тянулась справа от него, словно искал там что-то. Протянув руку, мужчина снял оттуда банку горошка. Взвесив ее на ладони, он очень спокойно, без лишней суеты, отступил на шаг и швырнул ее в меня. Банка с глухим треском влетела мне в грудь; удар пришелся чуть ниже левого соска. Задохнувшись от боли, я неуверенно попятился назад. Мне показалось, что он сломал мне ребро.– Это большая удача, – продолжал детина. – Нечасто выпадает возможность измордовать кого-нибудь так, как я это сделаю сейчас с тобой, и при этом избежать неприятностей с полицией.Я совершенно растерялся. Все складывалось не так, как я рассчитывал. Он ведь должен был просто отдать мне деньги, после чего я бы уложил его на пол и заставил считать до ста, а сам тем временем бежал бы к машине.– Меня даже отблагодарят за это, – сказал он. – Урву себе кусочек за собственное злодейство. Прослыву героем.Я все отступал в глубь торгового зала. Я предположил, что здесь где-то должен быть черный ход – возможно, через кладовку, которую я приметил до этого. Я подумал, что, если мне удастся удержать кассира на расстоянии и подобраться к выходу, можно будет воспользоваться моментом и, выскочив на улицу, добежать до машины.Детина снова потянулся к полке, схватил банку с оливками и тоже швырнул ею в меня. На этот раз задетым оказалось плечо. Банка отскочила на пол и треснула у моих ног. Тупая боль пронзила руку, и пальцы, словно повинуясь собственному желанию, разомкнулись и выронили мачете. Оно приземлилось прямо в оливки. Мне пришлось поднять его левой рукой.– Довольно, – сказал я. – Теперь я, пожалуй, пойду. Можешь оставить деньги себе.Он рассмеялся, покачав головой.– Ты упустил свой шанс. Дверь была открыта, теперь же она заперта.В самом конце ряда я за что-то зацепился. Не спуская с кассира глаз, я попытался высвободиться. Быстро обернувшись, я увидел ту самую пирамиду из бутылей с красным вином. Из куска картона, который отделял третий ряд бутылей от четвертого, торчала проволока – именно за нее я и зацепился рукавом свитера.Я метнул взгляд в сторону кассира. Он был футах в шести от меня. Еще один шаг – и он сможет протянуть руку и схватить меня. Охваченный паникой, я дернул рукой, но, вместо того, чтобы освободиться, потянул за собой кусок картона. Бутыли, стоявшие на нем, задрожали и с грохотом начали сыпаться на пол. Пирамида рушилась у меня на глазах.На миг в магазине воцарилась тишина, в которую вторгся приглушенный голос проповедника:– И есть ли разница, – вопрошал он, – между грехом оплошности и грехом сознательно совершенного злодеяния? Одинаково ли Господь карает за них?Пол под моими ногами стал темно-красным от вина. Мириады стеклышек, словно крошечные островки в океане, были разбросаны в этом грязном месиве. Я отступил назад, наблюдая, как разливается по полу огромная лужа.Кассир присвистнул и покачал головой.– И кто, ты думаешь, будет теперь платить за все это? – спросил он.Мы оба уставились на разбитые бутылки. Кусок картона так и висел у меня на рукаве. Я оторвал его и бросил на пол. Пальцы мои по-прежнему ныли, и грудь больно сдавливало при дыхании. Я хотел было продолжить свое отступление к складу, но ноги отказывались двигаться. Они удерживали меня на месте, и я застыл, как парализованный, прижатый к ледяной дверце холодильника.Кассир шагнул вперед, ступая по краю лужи. Он остановился в трех футах от меня, повернулся ко мне спиной и нагнулся, выискивая уцелевшее горлышко от бутылки. Оно лежало как раз посреди лужи, и ему пришлось, присев на корточки, податься вперед, чтобы дотянуться до него.Я понимал, что это станет его оружием. И, поднявшись, он тут же убьет меня.Я покосился в сторону кладовки. У меня почти не было сомнений в том, что если я брошусь сейчас туда, то смогу спастись. Кассир еще не обрел равновесия, и я вполне мог сыграть на внезапности. И когда я оторвался от стенки холодильника, то рассчитывал ринуться к заветной двери. Но я этого не сделал. Сам того не ожидая, я шагнул навстречу своему противнику. Мои руки сжимали мачете, как бейсбольную биту. Я занес его над головой, сфокусировав свой взгляд на затылке кассира. И со всей силой опустил нож.Только когда я сделал это, когда услышал, как со свистом рассекло воздух смертоносное лезвие, я вдруг понял, что именно об этом и мечтал до сих пор.Он, казалось, почувствовал приближение удара. И начал подниматься, уклоняясь вправо. С этой стороны его и настиг нож, лезвие которого рассекло ему подбородок и вонзилось в горло. Рана была глубокой, но не настолько, чтобы оправдать мои надежды. Наверное, это звучит зверски жестоко, но я хотел одним ударом снести ему голову, покончить с ним в один момент. Однако силы изменили мне, или, быть может, нож был недостаточно острым, потому что, зарывшись в шею дюйма на два, он остановился. Пришлось вырвать его обратно – кассир тем временем повалился на пол.И снова тишина, еще одна пауза. Проповедь эхом разносилась по пустынному магазину:– И Христос сказал: «Еli, Eli, lama sabachtani?» Что означает: «Бог мой, Бог мой, почему они покинули Меня?»Кассир лежал на животе, подобрав под себя руки, словно готовился к рывку. Все кругом было залито кровью; меня поразило ее обилие, казалось невероятным, чтобы человеческое тело могло выплеснуть такое ее количество. Она хлестала из горла толстыми струями, ритмично, смешиваясь на полу с лужей вина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50