В это время Мур, уже несколько минут задумчиво и серьезно рассматривавший ее, внезапно спросил:– А вы смогли бы выступить по телевидению? Вопрос был неожиданным, и Терри пришла в замешательство.– Для чего?– Для того, чтобы найти свидетелей. Если это попытается сделать мужчина, я думаю, он не сможет задеть какие-то особые струны женской души. А вы обязательно смогли бы.– И все же я не понимаю…Он пожал плечами:– Наверное, это не очень хорошая идея. Просто я подумал, что, если обратиться с просьбой помочь в сборе информации о Марке Ренсоме, например по Си-эн-эн, может быть, и отыщется свидетель. Просьба о помощи, обращенная к женщинам, высказанная женщиной-адвокатом от имени женщины-обвиняемой. – Он взглянул на Пэйджита: – Бред?Терри заметила, как Пэйджит быстро и внимательно посмотрел на нее.– Я не думал об этом, – проговорил он. – Это очень непросто – спрашивать о вещах интимных, даже того, кто сидит напротив тебя. С этим-то Терри, мы знаем, справляется блестяще. Но ведь сейчас речь идет о женской аудитории, которую не видишь. Может статься, мы ничего не узнаем и лишь покажем собственную беспомощность.Какое-то мгновение мужчины молчали.– Если вы хотите, я сделаю это, – наконец решилась Терри. – Видит Бог, мы должны прорваться. 2 – Это очень трудно, – говорила Елена Карло Пэйджиту.Они склонились над черным кофейным столиком из оникса в библиотеке Пэйджита, складывая из разнокалиберных кубиков хрупкое сооружение – "высотку". Суть игры была в том, что они по очереди клали кубик к кубику, – проигрывал тот, в чью очередь сооружение падало. Карло, в джинсах и тенниске, сидел, неуклюже расставив длинные ноги; Елена, нарядная, в розовом платьице, аккуратно причесанная, устроилась у него на коленях. Конструкция из кубиков – накренившаяся разноцветная башня со множеством выступов – попирала все законы эстетики и, как казалось Терри, законы гравитации. Елена, пристроившая свой кубик на выступ у самого основания "высотки", веселилась. Карло притворялся озабоченным.– Никогда не проигрывал пятилетним, – с поддельным отчаянием говорил он. И взглянул на Терри, которая, сидя на диване, потягивала вино. – Что делать?– Сам выкручивайся, – ответила Терри. – В семье ты, наверное, всегда был чемпионом.– Да, восемь лет выигрывал. – Карло улыбнулся. – Но это из-за папочки, у которого координация движений, как у носорога. К таким соревнованиям он меня не готовил.Как раз к ним-то и готовил, подумала Терри; нагромождение кубиков было результатом особого искусства Карло, а Елена держалась лишь благодаря ему; он же все время изображал отчаяние проигрывающего. В том, как Карло строил с Еленой башню, видна была манера, в которой Пэйджит в свое время играл с Карло: у маленького игрока крепла уверенность в своих силах, старший же, вздыхая и ворча, все время проигрывал, причем делал это с большим искусством. Бесшабашно игравшая малышка заставляла Карло проявлять чудеса изворотливости.– А твоя мама не хочет помочь мне, – пожаловался он девочке.– Она не может помогать тебе. – Елена ткнула себя пальчиком в грудь. – Потому что я ее ребенок.Карло поднял палец, призывая к вниманию – наступил самый ответственный момент. С сосредоточенным видом он примерился к покосившейся башне. Оконные рамы разрезали на квадраты вечерний свет, падавший на черный ониксовый столик и на камин, пересекали узорчатые, шевелящиеся тени ветвей пальмы Карло.Свет упал на запястье мальчика, когда рука его, с зажатым между большим и указательным пальцами кубиком, зависнув над башней, стала томительно медленно опускаться. Терри затаила дыхание.Медленно, осторожно он поставил свой кубик на кубик Елены. Тот качнулся в одну сторону, кубик под ним – в другую. Закачалась вся башня. С жуткой неостановимостью цепной реакции конструкция развалилась, превратившись в бесформенную груду кубиков.Карло смотрел на руины как молнией пораженный.– Все рухнуло. Даже не верится.– Но ты же старался. – Елена сочувственно коснулась его руки. – Я уверена, у своего папы ты бы выиграл. И поэтому ты можешь считаться вторым чемпионом. После меня.Карло рассмеялся и обратился к Терри:– Пять лет всего. А уже умеет быть снисходительной.Та улыбнулась:– Это не снисходительность. Елена заботится о тебе.Карло посмотрел на нее с интересом:– Значит, когда идешь на кинокартину, которую непременно хочет посмотреть подруга, проявляешь заботу?– Только в том случае, если фильм скверный. Так удалось тебе вытянуть Кейт из дома?– Да. – Карло улыбнулся. – Как вы и сказали – я какое-то время слонялся возле их дома. Потом поговорил с ними.– Все в порядке?– Да, все чудесно. – На лицо Карло набежала тень. – Если не считать того, что половину времени разговор шел о деле отца. По крайней мере, так они его называли – "дело твоего отца".Терри бросила беглый взгляд на Елену, которая с детской непринужденностью и самозабвением принялась за новую башню.– Родители Кейт не знают, кто твоя мама?– Нет.Опустив голову, он молчал. Терри решила тоже ничего не говорить – ждала. Потягивала маленькими глотками вино.– Все это, – произнес наконец Карло, – создает у меня странное ощущение. Как будто я прячу ее.Терри взглянула на дочь.– Елена, – попросила она, – ты не поможешь Крису с гамбургерами? А то он все время один.Елена задумалась:– А как я могу ему помочь?Карло подмигнул ей.– Скажи, чтобы огонь был поменьше, а то гамбургеры пересохнут внутри. – Он обернулся к Терри: – Это всегда выводит меня из себя.– Вот видишь, – подхватила Терри. – Крису нужна помощь.– Конечно же, нужна, – поддержал ее Карло. – Скажи ему: "Не пережарь гамбургеры".Елена стояла, торжественно выпрямившись, как бы осознавая важность своей миссии.– "Не пережарь гамбургеры", – повторила она и стремглав убежала по коридору.Карло рассмеялся ей вслед, довольный тем, что малышка добросовестно передаст его указание отцу, который не будет знать истинной причины ее прихода. Терри тоже улыбнулась и с внезапным чувством вины поняла, как рада тому, что Ричи не пошел с ними.Неловкость возникла сразу; Пэйджит пригласил их всех вместе, но кончилось тем, что Ричи попросил Терри отказаться от приглашения. Сказал, что ему не хочется, что он будет скучать. Она догадывалась, что причины глубже: Ричи неприятна ее дружба с Пэйджитом; Ричи был слишком горд, чтобы проводить время с человеком, на которого он не мог произвести никакого впечатления; Ричи не любил общество, в котором он не владел ситуацией.Кончилось тем, что Терри пошла без мужа, потому что ей хотелось пойти, и извинилась за отсутствие Ричи перед Пэйджитом, пробормотав что-то о его делах.Зато ей не приходилось бояться, что Ричи будет приставать к Пэйджиту с просьбами об "инвестициях", или опасаться холодной любезности Криса, когда тот, мысленно оценив Ричи, отведет ему подобающее место в ряду знакомых. Но то, что она стыдилась мужа, порождало в ней чувство вины; возможность поговорить с Карло о происходящем как-то сглаживала его.– А твои друзья знают, кто твоя мама? – спросила она. Мальчик покачал головой:– Нет, не знают. С этого года я в новой школе и ни разу никому не говорил о ней. – На его лице появилось мучительное выражение. – Да и что я могу сказать? Вмешаться в чей-то разговор и заявить: "А я вам не говорил, что Мария Карелли – моя мать?" Когда по телевизору такое показывают и когда некоторые так отзываются о ней… Я не боюсь, просто мне не хочется, чтобы они себя неловко чувствовали.Какое-то мгновение Терри пыталась представить себе, каково это: не говорить людям, что Роза Перальта – ее мама, но тут же поняла, что отличает ее от Карло, – ему было бы трудно говорить о том, что Мария фактически ему не мать, это выглядело бы как отказ от нее.– Что говорят твои друзья?Карло задумался.– Некоторые ничего не говорят, – с заметной иронией ответил он, – потому что это дело моего отца. Некоторые ее жалеют. – Он помедлил. – Предполагаю, что кто-то обвиняет ее.– Ты это только "предполагаешь"?На красивом лице Карло появилось жесткое выражение.– Один парень из нашей команды сказал, что она, наверное, присосалась к Ренсому, а он хотел от нее избавиться. – Глаза его сузились. – Говорит, мол, не шла же она для того, чтобы быть избитой, а только на это и могла рассчитывать такая, как она.Терри посмотрела ему в глаза:– Ты веришь в это?– Нет. – Поколебавшись, он добавил: – Я не знаю ее по-настоящему. Просто мне кажется, что она не из таких.Терри поставила стакан с вином. Спросила:– Из каких?Карло смотрел в сторону, как будто высматривал ответ.– Из тех, кто хочет, чтобы ими помыкали, или даже способны допустить мысль, что ими можно помыкать. – Он повернулся к ней: – Послушайте, я не знаю…"Что на это скажешь?" – подумала Терри. В первый момент ей захотелось переложить все на Пэйджита, что было бы справедливо, и не делать скоропалительных выводов, которые могут задеть обоих – отца и сына. Но потом она решила, что это трусость и Карло заслуживает лучшего отношения, по крайней мере, с ее стороны.– Я не представляю, – ровным тоном произнесла она, – что ты там знаешь или не знаешь. Но понимаю, что есть вещи, о которых мать и отец не говорили тебе.В глазах Карло вспыхнуло упрямство:– А почему? Я не ребенок. Уже достаточно взрослый.Терри кивнула:– Понимаю. И твой отец тоже понимает это. Но как ты думаешь, почему он оберегает тебя?– Потому что он всегда так делает. Иногда понапрасну. Он слишком беспокоится обо мне.Терри очень хорошо представляла себе, как разрывалось сердце Пэйджита, когда семилетний малыш говорил о самоубийстве; какими тревогами, заботами и кропотливым трудом были полны эти годы, когда он преодолевал в мальчике ненависть к самому себе; как невозможно для него сразу расстаться с укоренившейся привычкой к осторожности и осмотрительности. Она лучше, чем Пэйджит, с его застарелыми душевными ранами, видела, что Карло уже не прежний хрупкий мальчик и нет в его сознании памяти о том, что он им был. И что, не понимая всех чувств отца – а Пэйджит никогда не захочет объяснять ему все это, – Карло видит в его страхе за себя лишь слабохарактерность.– Ты рассказываешь своему отцу, – спросила она Карло, – обо всем, чем живешь? О чем думаешь, что чувствуешь?Карло энергично потряс головой:– Нет.– Почему?Он начал рассеянно складывать кубики в ящик; кажется, его руки помнили, где какому кубику лежать.– Потому что есть много всякой чепухи, и не хочется, чтобы кто-то знал о ней – тем более отец. Я не знаю, как объяснить, почему некоторые вещи воспринимаются как очень личные – только они на самом деле такие. Не то чтобы стыдишься или даже стесняешься. Просто это твое, и в этом все дело, и тебе нужно молчать об этом, пока не станет так же нужно, чтобы кто-то об этом знал.– А как ты узнаешь, что момент наступил? Для меня всегда была проблема.Карло поднял взгляд от кубиков.– Не знаю. Думаю, когда от того, что расскажешь, будет больше пользы, чем вреда, момент настал. И еще если тебе действительно необходимо рассказать все другому. И если, конечно, этот другой – как раз тот, кому это нужно знать, и ему не повредит то, о чем ты расскажешь.Терри смотрела на тень от пальмы, раскинувшуюся от стены до стены.– А почему ты думаешь, – наконец спросила она, – что твой отец не такой? Представь себе: он не все может рассказать тебе, что знает, чего боится. Но это вовсе не значит, что он не доверяет тебе или не считает тебя взрослым. Одно надо помнить: он защищает маму и в какой-то степени себя. Взрослым приходится даже больше скрытничать, чем тинейджерам, – они чаще в чем-то запутываются или чего-то стыдятся. Твой отец не вправе говорить о жизни твоей матери. Я тоже. Она просила о помощи, и мы должны были откликнуться.Карло стоял, отвернувшись к окну, руки в карманах, застывший взгляд устремлен на пальму. В его позе было так много от Пэйджита, что Терри, уже не в первый раз, подумала о связи между генетическим родством и простым подражанием. И снова попыталась представить себе семилетнего мальчика, каким его нашел Кристофер Пэйджит.Карло обернулся к ней. К своему удивлению, Терри увидела, что лицо его как будто повзрослело.– Я хочу пойти на слушание дела. Чтобы быть с ними. Но боюсь попросить об этом.Терри поняла, что разговор зашел слишком далеко, и спросила, чтобы оттянуть время:– Как же школа?– Речь идет о моих отце и матери, и ее обвиняют в убийстве. Это немного важнее школы. – В его голосе были уверенность и решимость. – Конечно, я узнаю не больше, чем любой из посторонних. Но я должен быть там ради нее. Быть там, а не прятаться в школе. Все, что они рассказали мне о своей жизни, говорит в их пользу.Глядя на него, Терри подумала, что в этот момент Кристофер Пэйджит гордился бы своим сыном. И потому – собой.– Единственное, что тебе нужно сделать, – просто сказала она, – попросить его об этом. Молчание – не самая лучшая манера поведения для любого из вас.Карло задумался:– Но временами он просто непоколебимо уверен в собственной правоте.Терри и сама чувствовала жесткость характера Пэйджита, которая заставляла его порой быть безапелляционным даже с ней. Но она не могла сказать этому мальчику, его сыну, ни о терзающем его беспокойстве (вдруг Шарп найдет вторую кассету?); ни о ночах, которыми он продумывал тактику перекрестного допроса Монка и Шелтон; ни об инсценированном ими заседании суда, на котором Пэйджит так дотошно допрашивал Марию, что глаза ее сверкнули гневом; ни о том, что за десять дней Джонни Мур так и не обнаружил ни одного свидетеля; ни о том бесконечном напряжении, какое испытываешь, стараясь давать только такие интервью, которые не могут повредить делу.– Это просто так кажется, – ответила она наконец. – Ты же знаешь, как ему сейчас трудно. Через пять дней нам идти в суд.– Знаю. – Карло переминался с ноги на ногу. – Но такое впечатление, что этот случай изменил его.– Что ты имеешь в виду?– Я для него теперь как бомба замедленного действия. – Мальчик задумался. – Наверное, это как-то связано с мамой. Он никогда ничего не говорит. Но почему-то мне кажется: он не совсем искренен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79