После этого ни один присяжный не поверит ни единому ее слову.Поколебавшись, Терри проговорила:– Вы думаете, Мария совершила умышленное убийство Ренсома?– Я не знаю.Она задумалась:– Я не понимаю, почему она хотела, чтобы именно вы представляли ее интересы. Оснований верить ей у вас меньше, чем у кого-либо.– О, для меня это абсолютно понятно. Я единственный человек из знакомых ей, кто, в чем она абсолютно уверена, способен быть таким же жестоким, как она сама, – по крайней мере, если я чего-нибудь очень захочу. Она дважды могла убедиться в этом: той ночью в Вашингтоне, когда я хотел прикончить Вудса, и в тот день в Париже, когда мне казалось, что я спасаю Карло. – Пэйджит помолчал. – Ради Карло мне придется кое-чем поступиться теперь. Очередь Марии делать ставку на карту лжесвидетельства. И поэтому я должен представлять ее.– Но если такое записано на кассетах, как она может рассчитывать на вашу защиту?Он невесело улыбнулся:– Как раз они и могут быть наилучшим побудительным мотивом. Если первая кассета косвенно задевает меня, вторая, без сомнения, поставит на мне крест. Если я не смогу изъять их – что означает крах и для Марии, – Карло придется жестоко разочароваться в обоих родителях.Терри коснулась пальцами век.– Что вы намерены делать?– Не знаю. – Пэйджит снова помолчал. – На первый взгляд я не имею никакого отношения к этому случаю – меня пока нельзя обвинить в лжесвидетельстве, я не заинтересован в смерти Ренсома. Но если смотреть глубже – на карту поставлены мои интересы.– Или интересы Карло.Он пожал плечами:– Когда речь идет о семье, их трудно разделить: то, что делают или не делают родители, непременно влияет на детей. Вот почему Мария поступила правильно, отказавшись от Карло, пусть у нее и были свои причины.– Вы собираетесь ему рассказать обо всем?– Тысячу раз собирался. Но каждый раз удерживала мысль, что можно подождать, пока в том не будет необходимости.Терри задумалась:– Но это же не прежний перепуганный семилетний малыш, это совершенно другой человек.– Меня удивляет, насколько он изменился. Но большинство детей, узнав суровую правду о своих родителях, переживают это в одиночестве. Что несколько проще, чем обрести громкую славу сына женщины, которая – и без того уже обвиняемая в убийстве – пятнадцать лет назад препятствовала свершению правосудия, несет моральную ответственность за убийство свидетеля и рука об руку с отцом лжесвидетельствовала перед сенатом Соединенных Штатов. – Пэйджит покачал головой. – А что ваша мама сделала бы в этом случае?Терри смотрела в пол.– Я не знаю, Крис. Действительно не знаю. Слова прозвучали устало и отстраненно.– Извините. Я понимаю: вы разочарованы.– В чем?– Во мне. – Вдаваться в подробности ему не хотелось. – Смотрите, ведь я могу избавить вас от этого дела, помогу найти другую работу…– Нет. – Терри встала. – Вы даже не понимаете, да?– Не понимаю чего? – удивленно переспросил он.– Вы же говорили, что я ваш друг. Значит, я должна заботиться о вас, как о друге. – Ее глаза снова ожили. – Вы гораздо лучше, чем думаете о себе, вот почему я так огорчена всем этим. А вы видите только то, что я обижена. Мне же не пятнадцать лет.Пэйджит нерешительно посмотрел в ее глаза:– Вы мне ничем не обязаны, Терри. Я выбрал вас в друзья. Не вы.Легкая улыбка тронула уголки ее губ.– Иногда, – проговорила она, – вы действительно безнадежны.Пэйджит молча смотрел на нее. В это время зазвонил телефон.– К вам Мария Карелли, – сообщила секретарша. Пэйджит продолжал смотреть на Терри.– Пусть войдет, – распорядился он.
Когда Мария, войдя, стала с откровенным любопытством рассматривать Терри, Пэйджит понял, что они никогда прежде не встречались.Было очень странно видеть их, стоящих лицом друг к другу: Мария почти на полфута выше, от нее так и веет искушенностью и волей; Терри заметно моложе, во взгляде – интеллект, понимание. Они были очень разными.Терри протянула руну:– Я – Терри Перальта.Она не улыбалась; конечно, это трудно, подумал Пэйджит, неожиданно встретиться с клиенткой, про которую только что узнала, что она аморальна, отъявленная лгунья и, возможно, повинна в убийстве. И, кроме того, является бывшей любовницей Пэйджита и не очень заботливой мамашей мальчика, которому, похоже, нравится Терри. И поэтому бесстрастное выражение на лице Терри вполне можно было причислить к ее подвигам.– Да, конечно.Небрежно улыбнувшись, Мария смерила Терри беглым взглядом, который Пэйджит определил про себя как пренебрежительный.– Крис, как это с ним часто бывает, опять попрал нормы поведения – не соизволил объяснить, почему нужно срочно встретиться со мной.– Но теперь, когда вы здесь, надеюсь, Крис исправит свою оплошность.Своим холодным, непочтительным тоном Терри дала понять, что она не просто помощница Пэйджита, но и женщина, которая не позволит выказывать ей пренебрежение. Этого было достаточно, чтобы Мария почувствовала себя оскорбленной.Она повернулась к Пэйджиту, как будто Терри не было в комнате.– Вы еще не закончили? – спросила она. – Если нет, я могу подождать снаружи.Вопрос был продиктован отнюдь не вежливостью, Мария ясно давала понять: что бы ни собирался обсуждать с ней Пэйджит, она не намерена делать это в присутствии Терри.– О нет, – небрежно бросил Пэйджит, – мы готовы к встрече с тобой.На мгновение она пришла в замешательство.– Наверное, было бы лучше поговорить наедине.Он смотрел равнодушно.– У меня нет секретов от Терри. И у тебя не будет.– Что ты имеешь в виду?– Пока она занимается этим делом, что бы ни выявилось, Терри будет знать обо всем.Что-то новое промелькнуло в лице Марии – то ли сомнение, то ли горечь унижения. "Что же она знает?" – читалось на ее лице. Обратившись к Терри, она сказала:– Крис очень доверяет вам. Та кивнула:– Да, он доверяет, поэтому и вы можете доверять. Но у меня дела. – Она обернулась к Пэйджиту: – Один вы справитесь?Он невольно улыбнулся.– Думаю, что да. – И, помедлив, добавил: – Спасибо за помощь.– Не стоит благодарности. – Она прошла к двери, бросила на Пэйджита последний взгляд и исчезла.Мария сказала нарочито беззаботным тоном:– Она посмотрела на тебя взглядом собственника, заметил?– Она посмотрела на меня человечным взглядом. И я стараюсь к этому привыкнуть.Мария продолжала, никак не реагируя на его тон:– Я подумала было, что она втюрилась в тебя. Но рассчитывать, что ты будешь сохнуть по ней, это…– Болтовня в качестве отвлекающего маневра? – прервал ее Пэйджит. – Из-за твоего интереса к теме "Частная жизнь" я не намерен затягивать дело.Она тут же смолкла и села.– Хорошо. Что случилось?– Почему ты не сказала мне? Сразу.Мария отвернулась к окну. Волны дождя выбивали по стеклу барабанную дробь. Она спросила покорным голосом:– Могу я узнать, о чем речь?– Непременно. Подумай: о чем умная клиентка непременно сказала бы адвокату. – Тон Пэйджита смягчился. – Или порядочная мать – отцу.Мария, казалось, не в силах была оторвать взгляд от окна.– Они нашли кассету.– Да.Она откинулась на спинку кресла.– Где?– В квартире Ренсома.Мария закрыла глаза:– А что на ней?– Это же твоя кассета, Мария.Она покачала головой:– Это было пять лет назад. Кроме того, я была немного не в себе.– Я – тоже, слушая все это.– Ну пожалуйста, Крис!– Хорошо. Она начинается с твоего сна, где ты в соборе Сен-Жермен-де-Пре. – Пэйджит помолчал. – А заканчивается лжесвидетельством в сенате.Она сделала короткий выдох, глаза по-прежнему закрыты.– Никогда не думала, что ты услышишь об этом.– Я и без твоей исповеди это знал.Она покачала головой:– Я говорю о сне.– Он как-то утепляет твой образ. Мне было приятно узнать, что в твоем подсознании есть вера в грех.Мария стерпела насмешку. Спросила дрожащим голосом:– И твоя помощница знает все это?– У тебя извращенное понятие о степени важности разных фактов. Окружной прокурор знает все это. – Тон Пэйджита стал ледяным. – Они готовят ордер на арест.Мария медленно кивнула. Глаза ее оставались закрытыми.Пэйджит подался вперед:– Если бы чувство юмора не изменило мне в этой ситуации, я бы сказал, что у нас кризис доверия.– Прости. Но я стараюсь быть правдивой.– И я правдив. По крайней мере, пока не найдена вторая кассета, в ней – наихудшее для меня.– Да, – вяло подтвердила она. – Наихудшее.– Ты избегаешь моего взгляда, потому что уже приговорила меня, а следовательно и Карло, к провалу? Недаром говорят: глаза – зеркало души.Мария обернулась к нему и открыла глаза. У нее был еще более беззащитный взгляд, чем в ту ночь в Вашингтоне, когда он узнал, кто она и что она…– Что тебе нужно от меня?– Правду, хотя бы в каком-то приближении. В противном случае, если и сейчас будешь лгать, я ухожу – и будь что будет.Она молча смотрела на него.– Расскажи мне о Стайнгардте, – потребовал он.– Я была у него только раз. Пять лет назад, пробыла два часа. И больше к нему не приходила.– Почему?– Это как на исповеди: рассказывай, и все. – Она слегка пожала плечами. – И такое ощущение, что всё вокруг охотится на тебя: он сам, комната, магнитофон.Она помолчала.– А знаешь, индейцы верят, что фотография крадет душу человека. Когда я ушла от него, у меня было ощущение, что меня два часа обыскивали.– Больше ты не видела тот сон?Лицо Мария окаменело.– Тебя это не касается.Пэйджит посмотрел на нее:– Почему было две кассеты?– Потому что я долго говорила, и он вынужден был поставить вторую кассету.– Что на второй кассете?– Это личное, каким было бы и все остальное, если бы Марк Ренсом не полез туда грязными лапами. Не вижу необходимости обсуждать это с тобой и не буду.– Думаю, там речь идет в основном о деле Ласко.– Там нет ничего, что могло бы ухудшить мою ситуацию – я уже призналась в лжесвидетельстве. Что касается тебя – на ней то, что ты уже знаешь. – Помолчав, она спокойно добавила: – Речь в ней идет об обстоятельствах усыновления Карло, о том, как это было.Пэйджит смерил ее оценивающим взглядом:– Где вторая кассета?– Я не знаю. – Она отвернулась. – Надеюсь, они никогда не найдут ее, так нужно для твоего блага, для блага Карло.– Ренсом не говорил?Мария не сразу ответила, погруженная в свои мысли:– Нет. Он не говорил.Пэйджит дождался момента, когда их взгляды снова встретились. Спокойно спросил:– Это было умышленное убийство?Она выпрямилась, с видимым усилием сдерживая себя. Произнесла холодно:– Он пытался надругаться надо мной. И я казнила его.Пэйджит не нашелся что сказать. Наконец проговорил:– Почему Ренсом позвонил тебе? Но только правду!– Чтобы сообщить мне, что у него есть эта кассета.– Твоя кассета или кассета Лауры Чейз?– Обе. – Она помедлила. – Он сказал, что интерес у него и профессиональный, и личный.– Что это значит?– Как профессионал, он собирался использовать кассету Лауры Чейз для работы над книгой. – Она опустила взгляд. – Личный интерес был в том, чтобы "побеседовать наедине" о моем прошлом.– В подробности он не вдавался?– А это и не нужно было. – Она повысила голос. – Он тоном сказал больше, чем мог бы сказать словами, – гнусный тон.Пэйджит помолчал.– А что он сказал о кассете? О твоей кассете, точнее.– Он в подробностях рассказал, что на ней записано. Чтобы я не сомневалась в том, что она у него есть.– Ты просила его привезти кассету в Сан-Франциско?Ее взгляд был гневен.– Да.– Но он не сделал этого.– Как мне кажется, – холодно произнесла она, – ты и твои друзья из офиса окружного прокурора только что прослушали ее. Я думаю, мой лучший друг Марк просто забыл прихватить с собой эту кассету.– Но он не забыл взять кассету Лауры Чейз.– Конечно. – Ее голос звенел от презрения. – Как я уже говорила инспектору Монку, она возбуждала его.Пэйджит рассматривал ее лицо. Спросил:– А почему Сан-Франциско?– Он сказал мне, что здесь у него частная беседа с другой знаменитой женщиной. – Презрительный тон стал горьким. – Что хочет нас "одну за другой". Чтобы "сравнить ноты".Пэйджит подумал, что это звучит правдоподобно – для того, кто знает о существовании Линдси Колдуэлл.– Он упоминал чье-нибудь имя?– Нет. Он сказал, что не хочет быть болтливым. Но даже разговаривая по телефону, я чувствовала на себе его руки. Поэтому я купила пистолет.– Значит, ты лгала Монку об угрожающих звонках?– Конечно. – У нее был задумчивый взгляд. – Если бы я сказала ему правду – о том, что Ренсом шантажировал меня, – у меня был бы мотив для убийства, не так ли?– Да, но покупка оружия уже серьезно попахивает преднамеренностью.Мария пожала плечами:– По крайней мере, проверить, были ли звонки, они не смогут. Мне было проще выйти из положения так, чем сказать правду.Пэйджит слабо улыбнулся:– Солгав один раз, приходится лгать снова и снова либо оставлять вопросы без ответа. Почему ты думала, что, выходя один на один с таким человеком, как Чарльз Монк, ты станешь победителем?– Я не хотела казаться виноватой. – Она улыбнулась в ответ насмешливой улыбкой. – Наверное, мой прежний успех сделал меня излишне самонадеянной.– Роковое заблуждение. Средний коп из отдела убийств толковее среднего сенатора и гораздо более внимателен к деталям. – Он сделал паузу. – Почему же, хотя бы шутки ради, не рассказать мне, что же произошло в той комнате?– Это имеет значение?– Что ты хочешь сказать?– Кассета с записью допроса, который проводил Монк, может быть свидетельством?– Да.– Тогда моя история будет противоречить ей.– Верно. И это, конечно, очень плохо. Ты не рассказала Монку о Стайнгардте. И намека о шантаже не сделала. Забыла о том, что шторы были опущены. Дала неверную дистанцию стрельбы. Отрицала то, что выходила из комнаты после гибели Ренсома, хотя сомнений в этом нет. И, как установила Лиз Шелтон, без должного почтения отнеслась к задней части мертвого тела. И конечно, по сравнению со всем этим, измышление о телефонных звонках – это ход гения.Взгляд Марии был равнодушен.– Все слишком скверно. Хотя по сути сказанное мною – правда.– Дай определение тому, что ты называешь "по сути". Мне просто не терпится узнать.– Ренсом оскорбил меня, – медленно произнесла она. – И я убила его.Она коснулась щеки.– Если бы я говорила неправду, этого бы не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79