.. В сороковых годах шестнадцатого века!.. А?.. Как вы думаете?
Догадки Мюнхаузена вызвали веселое оживление.
– Ну, знаете ли, если бы Тартарен нашел сокровища, он бы не удержался, – улыбнулся Дик Сэнд. – О такой находке любимец Тараскона обязательно написал бы нам в своем письме.
– Вы уверены, а я – нет! – азартно возразил барон. – Держу пари!
– Стоит ли спорить, капитаны? – остановил его Василий Федорович, тоскливо оглядывая безотрадный, вулканический пейзаж. – Странно, очень странно… Что же здесь все-таки могло поразить молодого Дарвина?.. Трудно понять и не менее трудно себе представить!
– Кое-что мне известно, – вступил в разговор Артур Грэй. – Чарлз Дарвин провел на Галапагосских островах тридцать четыре дня…
– Всего-то? Это из пятилетнего путешествия на корабле «Бигль»? – удивленно спросил Дик Сэнд.
– Да, всего тридцать четыре дня!.. – ответил капитан галиота «Секрет». – Но эти дни, дорогой Дик, стали золотыми страницами истории естествознания. Зоологи Британской ассоциации наук торжественно отметили столетие пребывания молодого Дарвина на Галапагосском архипелаге.
– А что же случилось на этих островах с Дарвином? – полюбопытствовал Робинзон Крузо.
– Видите ли, Библия была настольной книгой в доме его родителей. Сотворение мира, растений и животных считалось божьим делом. Неизменность видов никем не оспаривалась! Кощунственной могла показаться мысль о происхождении человека от обезьяны или же появление живых существ, ранее не существовавших на земле. И вот здесь-то… на Галапагосском архипелаге Дарвина охватило необычайное волнение, более того, смятение… Рушилась Библия!.. Все представления о сотворении мира противоречили наблюдениям пытливого натуралиста… Все изменялось на земле… Факты подтверждали догадки молодого ученого и положили начало эволюционному учению об историческом происхождении видов животных и растений путем естественного отбора…
– Ракета!.. – закричал Дик Сэнд. – Зеленая ракета!
За первой ракетой взлетела вторая, затем третья…
– Сигнал Тартарена! – стараясь сохранить спокойствие, произнес Артур Грэй. – За мной!..
Пробежав метров триста, оставив позади потухший вулкан, капитаны вышли на берег, изобиловавший прибрежными скалистыми утесами, и замерли на месте в приятном изумлении. На рейде мерно покачивались четыре корабля. Флагманский пароход Тартарена «Тютю-панпан» из романа Альфонса Доде «Порт Тараскон». А по соседству с ним три парусных судна: бриг «Леденец», корвет «Коршун» и галиот «Секрет».
Нет, нет! Это не были корабли-призраки. Ночь была ясная. Ярко сияла луна. И эскадра знаменитых капитанов была слишком близка от берега, чтобы принять ее за видение или за мираж. На фок-мачте брига Мюнхаузена развевался вымпел с его фамильным гербом. На корме корвета «Коршун» был ясно виден русский андреевский флаг, а галиот «Секрет» легко было узнать по алым парусам.
Внимание капитанов было настолько захвачено неожиданной картиной, что они даже не заметили пустую шлюпку на берегу с надписью на носу: «Тютю-панпан».
Первым пришел в себя капитан галиота.
– Довольно удивляться, друзья. Дадим знать о своем прибытии выстрелом из мушкета. Прошу вас, капитан Крузо.
Но Робинзон не успел даже вскинуть оружие, как Дик Сэнд его остановил:
– Шлюпка! Вот… справа… У прибрежного утеса…
– Достопочтенные коллеги!.. – почтительно обратился к своим друзьям Лемюэль Гулливер. – Пока все идет точно по письму. Три зеленые ракеты. Шлюпка на берегу. Осторожно, капитан Немо, здесь скользкие камни…
Через несколько минут шлюпка отвалила от берега. Дик баковым отпорным крюком сильно оттолкнул нос. Сразу же прозвучала команда Артура Грэя:
– Уключины вставить!.. Весла разобрать!.. Весла!..
Вслед за этим распоряжением весла были опущены в уключины.
– На воду!.. – скомандовал капитан галиота «Секрет».
Равняясь по загребному, капитаны налегли на весла…
– Нава-ли-ись! – гаркнул Артур Грэй, но и без этого приказа шлюпка стремительно неслась вперед, приближаясь к пароходу «Тютю-панпан»…
– Кранцы за борт! Правая табань! Левая на воду!.. – прозвучала новая команда.
С парохода был брошен ходовой конец. Его поймал Дик.
Капитаны перестали грести и поставили весла на траверзу.
Шлюпку подтянули за ходовой конец к трапу.
На палубе парохода знаменитых капитанов встретили два незнакомца. Один из них был в форме капитана дальнего плавания с золотыми нашивками. Странное впечатление оставляла кокарда на фуражке с золоченым вопросительным знаком.
Другой же, худощавый человек с суровым лицом, был в безукоризненно сшитом белом пиджаке с короткими рукавами. Вместо длинных брюк на нем были синие шорты. Из-под широкополой соломенной шляпы на капитанов глядели близко посаженные, серые, сверкающие глазки. Щемящее чувство охватило наших друзей, когда они увидели широкие траурные повязки на рукавах незнакомых им людей.
– Джентльмены! – внушительно воскликнул худощавый. – Позвольте вас приветствовать на борту флагманского парохода «Тютю-панпан». Прошу пожаловать в салон.
– Благодарим… – почтительно кивнул Артур Грэй. – Но прежде всего… где капитан Тартарен?
– Почему у вас траурные повязки? Кто-нибудь умер? Погиб? – взволнованно спросил пятнадцатилетний капитан.
– Этого мы, к сожалению, сообщить вам не можем… Я выражаю надежду, что туман, окутавший этот вопрос, несомненно рассеется, когда мы услышим завещание…
– Завещание?.. – прошептал потрясенный Робинзон Крузо.
– Кого? – нетерпеливо спросил Мюнхаузен.
– Тартарена из Тараскона, – ответил незнакомец в тропическом костюме, поправляя черный креп на рукаве.
Капитаны оцепенели. Первым пришел в себя Лемюэль Гулливер.
– С кем мы имеем честь разговаривать?
– С его доверенными лицами.
– А точнее? – настоятельно произнес капитан Немо.
– Позвольте представиться – профессор Маракот, доктор географических наук, автор научных трудов «Ложнокоралловые формации» и «Морфология пластинчатожаберных».
– Мы же встречались, достопочтенный профессор, – улыбнулся Гулливер. – Я вас сразу не узнал в этом костюме…
– Экватор, джентльмены. Тропики!
– А вы… кто такой, сударь? – подходя ближе, поинтересовался Артур Грэй, вглядываясь в лицо незнакомого моряка…
К удивлению капитанов, тот, слегка картавя, запел!
– Ваш покорнейший слуга
Полюбил вопросы с детства:
Мне привычка дорога,
Это – все мое наследство!
Кто? Куда? Зачем? Кому?
Без вопросов век тоскуя…
Сам не зная почему,
Но всегда их задаю я!
– Капитан Фиппс! – наперебой закричали капитаны. – Человек-вопрос!
– Могу засвидетельствовать – это он! – поручился Мюнхаузен. – Из рассказа Эриха Распэ «Среди белых медведей». Вторая часть моих приключений. Какими судьбами, старина?
– А если это была личная просьба самого охотника за фуражками?
– Вопросов больше нет. Кроме одного: какого рода инструкции вы должны вручить членам клуба как доверенные лица Тартарена из Тараскона? – спросил Немо.
– А не проследовать ли нам в салон? – любезно предложил капитан Фиппс.
Профессор Маракот приветливо открыл дверь со стеклянным верхом:
– Располагайтесь, джентльмены!..
– Не заглянете ли вы в эту старинную шкатулку из палисандрового дерева?.. С музыкальным замком?.. – улыбнулся Человек-вопрос.
– Вы очень торопитесь, капитан Фиппс, – сухо заметил профессор Маракот. – По распоряжению Тартарена мы должны ее открыть только на рассвете, перед тем как запоют петухи!
– А что там… в этой шкатулке? – с любопытством поинтересовался Дик Сэнд.
– Об этом вы узнаете в свое время, – уклончиво ответил профессор Маракот. – А сейчас позвольте мне включить магнитофон.
– Не удобнее ли вам расположиться в креслах? – задал свой очередной вопрос Фиппс, строго придерживаясь своей манеры разговаривать.
С интересом поглядывая на тропический костюм профессора, с которым знаменитые капитаны встречались на дне океана в легендарной Атлантиде, все быстро расселись в удобных креслах. Маракот подошел к магнитофону «Спутник» и церемонно обратился к гостям:
– Внимание, господа… включаю кассету с завещанием действительного члена Клуба знаменитых капитанов Тартарена из Тараскона…
Профессор нажал кнопку. В салоне зазвучал знакомый голос. Любимец Тараскона на этот раз говорил не торопясь, очень серьезно и торжественно:
«Уважаемые друзья! Я, нижеподписавшийся, Тартарен из Тараскона, находясь в здравом уме, твердой памяти и ясном фантазии, выражаю свою последнюю волю. Прошу выслушать меня внимательно. Надеюсь, что вы благополучно прибыли на экватор. Вас, наверно, удивило, что на рейде северо-западной части крупнейшего острова Галапагосского архипелага – Альбемарль на якоре стояло три парусных корабля – бриг «Леденец» Карла Фридриха Иеронима, корвет «Коршун» Василия Федоровича и галиот «Секрет» Артура Грэя. Я их спустил со страниц романов без вашего ведома и согласия. На свой страх и риск. Но думаю, что вы меня поймете и одобрите мои действия, когда узнаете цель этой операции под кодовым названием «Черепаха». Одну минуточку… Я только выпью воды, что-то пересохло в горле…»
Звякнула стеклянная пробка графина. Забулькала вода. А затем снова зазвучал в салоне парохода «Тютю-панпан» голос покорителя Альп.
«Видимо, «Черепаха» не совсем подходящее название для предстоящей вам морской экспедиции. Не спешите с выводами. Это совсем не по той причине, что я обожаю черепаший бульон, а потому, что отдаю должную дань своего восхищения исполинским черепахам Галапагосских островов, известных всему миру и обративших внимание великого Чарлза Дарвина в сентябре 1835 года; правда, в те годы он еще был молодым натуралистом. Позвольте перейти непосредственно к делу. Дик! Приготовьте гусиное перо и вахтенный журнал. Я буду говорить медленнее, чтобы вы успели записать…»
Дик Сэнд торопливо поставил на стол свою походную чернильницу, раскрыл вахтенный журнал, среди страниц которого было заложено гусиное перо.
Тартарен продолжал:
«Мы вступили в эру космических путешествий. И несмотря на это море по-прежнему манит человека… Мировой океан бороздят комфортабельные лайнеры, вмещающие тысячи пассажиров, но кроме них, отчаянные смельчаки на плотах, парусных яхтах, в одиночку или же небольшой компанией в несколько человек, совершают беспримерные плавания вокруг света, ведут борьбу со стихией, и не все остаются в живых. Задаю себе вопрос: ради чего это делается?.. А ради чего я покорял снежные вершины Альп?.. Что меня ожидало на Монблане? Утка с маслинами или куропатки с фруктами?.. Мягкое кресло у камина?.. Чашечка кофе по-турецки и эльзасский торт? Нет же! Туман. Облака. Леденящий ветер… Вот что!.. А зачем я на верблюде пересек пустыню Сахару?.. Слыхали ли вы, друзья, о капитане Уиллисе?.. Уже в почтенном возрасте – в шестьдесят лет на плоту «Семь сестричек» и в семьдесят – на плоту «Возраст не помеха» – он в одиночестве пересек Тихий океан. Но не успокоился. И в семьдесят пять лет на шлюпе «Малышка» бросил перчатку Атлантическому океану. Из этого плавания капитан Уильям Уиллис не возвратился. Прошу почтить его память стоя и выслушать сокровенные мысли этого славного рыцаря голубых дорог…»
Все встали и, почтительно склонив головы, с волнением слушали Тартарена, читавшего путевой дневник Уиллиса:
«Далекий путь! Далекий путь! Но какова его цель? Для чего я построил этот плот и плыву все дальше и дальше в глубь Тихого океана, в тех просторах, где редко проходят корабли? Это не прихоть и не простое приключение. Я не хочу доказать какую-либо научную теорию или открыть новый путь. Сейчас я испытываю себя бесконечным трудом, отсутствием сна, скудной пищей; я отдаю себя на волю стихий, которые мне милы; далее я испытываю себя ужасным одиночеством и, как солдат в бою, непрестанной смертельной опасностью. Эта мысль вдохновляет меня: возможно, мой опыт когда-нибудь пригодится потерпевшим кораблекрушение. Газеты не раз уже меня похоронили. Но я живучий старик, и мне возраст – не помеха».
Тартарен откашлялся и продолжал:
«Прошу вас, друзья мои, сесть, а выходя в море, отдать салют в честь капитана Уиллиса. Я не буду утомлять ваше внимание исторической хроникой…» В магнитофоне что-то щелкнуло. Голос любимца Тараскона умолк.
– Кассета закончилась, – заметил профессор Маракот. – Сейчас я заряжу другую – продолжение…
– Вы знаете, друзья, что меня поражает… – задумчиво произнес Артур Грэй. – Вот я слушаю нашего старого друга, краснощекого толстяка с веселыми глазками… Ну, что нам было известно о Тартарене?.. Любимец Тараскона, гроза львов, покоритель Монблана, охотник за фуражками… Любитель плотно закусить. Шумный, говорливый, острый на язык, суетливый, несмотря на свой вес, любящий прихвастнуть и даже приврать не всегда в меру. Правда, не из корысти. Нет! А вот только сегодня он мне открылся с другой стороны… Оказывается, он склонен к глубоким размышлениям и как будто не совсем такой, каким он нам казался, да и не только нам!..
– Как мы все-таки мало еще знаем друг друга, – задумчиво сказал Василий Федорович. – «Люди верят только славе и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Бонапарт, не предводительствовавший ни одной ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки…» – писал Пушкин.
– Поразительное наблюдение!.. – восхитился Лемюэль Гулливер. – Мы вот… стародавние соседи по книжным полкам… А в сущности говоря, мы все еще немного знаем друг друга. Я, например, глубоко уверен – если найдутся мемуары коллеги Мюнхаузена, то и он откроется нам нежданно и негаданно!
– Как Луна с обратной стороны! – просиял Карл Фридрих Иероним.
– Браво! – ударил в ладоши Дик Сэнд с юношеской пылкостью.
Профессор Маракот включил магнитофон. В салоне опять услышали голос Тартарена:
«Я не буду утомлять ваше внимание исторической хроникой, скупо повествующей на страницах газет и журналов о моряках-одиночках, покоривших Атлантику и Тихий океан на плотах, утлых суденышках, яхтах, спасательных шлюпках… Я даже не буду вспоминать о плаваниях Тура Хейердала на плотах «Кон-Тики» и «Ра»… Это все – двадцатый век!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40