https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkalo-shkaf/navesnoj/
– Все это Йоко произнесла очень ласково, словно наставляла неопытного младшего брата. – Я, разумеется, надеюсь, что все обойдется, но ведь когда путешествуешь, самое главное – каждую мелочь предусмотреть заранее.
Кимура сидел в прежней позе, погруженный в свой думы, молчаливый и неподвижный. Йоко не знала, о чем говорить дальше, ей стало скучно, но в то же время она с любопытством следила за его лицом.
Вдруг Кимура поднял голову, пристально взглянул на Йоко, словно хотел прочесть что-то на ее лице, и глубоко вздохнул.
– Йоко-сан! Я вам верю, но не знаю, хорошо ли сделаю, если поверю до конца. Пожалуй, лучше сказать вам… ведь я забочусь только о вашем счастье…
– Говорите, пожалуйста, – шутливо, дружеским тоном проговорила Йоко, но глаза ее при этом сверкнули: «Попробуй скажи что-нибудь не так, – уж я сумею заставить тебя просить прощения!»
Кимура невольно опустил голову и замолчал, ежась под ее колючим взглядом.
– Ну, говорите, что же вы! – все так же дружелюбно и доверительно произнесла Йоко.
Но Кимура по-прежнему молчал в нерешительности. Вдруг Йоко привлекла его к себе и, чуть приподнявшись, сказала ему на ухо:
– В жизни не видела более скрытного человека, чем вы. Разве не лучше сказать мне откровенно все, что вы думаете… Ох, больно. Впрочем, нет, не так уж болит… Скажите же, что у вас на уме? В чем дело? Я должна это знать. Почему вы сидите как чужой?.. Ох, как болит! Пожалуйста, нажмите вот здесь. Ох, как колет… Ох!
Йоко закрыла глаза и бессильно упала на койку. Натянув простыню на лицо, она прижимала руку Кимура к своему боку. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон, плечи вздрагивали от глухих рыданий.
Забыв обо всем, Кимура хлопотал возле Йоко.
21
На двенадцатый день после прихода в Сиэтл «Эдзима-мару» должен был отдать швартовы и уйти обратно в Японию. Пятнадцатого октября, когда до отправления оставалось три дня, врач Короку объявил Кимура свое последнее решение: ради здоровья Йоко сейчас лучше всего вернуться в Японию. Кимура к тому времени уже смирился с этой мыслью. Он догадывался, что таково желание самой Йоко, и на все махнул рукой, – так или иначе, ничего не изменишь. Он встретил этот новый удар с покорностью барана, хотя по-прежнему упорно считал смыслом всей своей жизни женитьбу на Йоко.
Зима в Сиэтле, расположенном в высоких широтах, оказалась на редкость суровой. Скалистые горы, протянувшиеся вдоль побережья, уже были сплошь покрыты снегом. Облака, которые Йоко привыкла видеть в тихом вечернем небе, исчезли, вместо них появились холодные, бесформенные, как клочья ваты, снеговые тучи. Казалось, белый покров вот-вот спустится с небес и окутает всю землю. Не изменились лишь ядовито-зеленые сосны, окаймлявшие берег. Лиственные деревья как-то незаметно сбросили свой наряд и теперь стояли голые, упираясь в небо острыми спицами веток. С той стороны, где угадывался город, поднимались клубы черного дыма. Казалось, Сиэтл спешит подготовиться к зиме, чтобы оказать сопротивление, пусть тщетное, белой стуже, надвигающейся на северное полушарие. Даже в съежившихся фигурах прохожих, сновавших по каменному настилу пристани, угадывалась тревога, смешанная с нетерпением. Природа деловито меняла свой облик. На «Эдзима-мару» шли приготовления к отплытию, все чаще слышался громкий скрип лебедок.
Утром, как всегда, пришел Кимура. Необычно бледное лицо его выдавало сильное душевное беспокойство. По его собственным словам, он попал в критическое положение. Все доставшееся ему после смерти отца наследство было обращено в деньги, которые целиком ушли на закупку товаров в Японии. Если послать туда уведомление, то, конечно, пришлют товары, а свободных денег у него нет. Мечтая жениться на Йоко, Кимура в то же время надеялся, что она привезет с собой хоть сколько-нибудь денег. Однако его надежды не оправдались, теперь еще нужно было оплатить обратный проезд Йоко. Радость встречи оказалась преждевременной и очень недолгой, всего каких-нибудь два-три дня, а там снова зима и одиночество.
Йоко понимала, что в конце концов у Кимура не останется иного выхода, как обратиться за помощью к Курати.
Так оно и случилось. Кимура пригласил Курати в каюту, и тот не заставил себя долго ждать. Он пришел в рабочем костюме, с очень занятым видом. Кимура подвинул ему стул и, сменив обычный сухой тон на весьма любезный, умалял позаботиться о Йоко. Тогда Курати перестал изображать занятость, уселся поудобнее и, как всегда, спокойно и прямо глядя в глаза Кимура, приготовился внимательно слушать. В отличие от Курати, Кимура держался неуверенно и без конца ерзал на стуле. Он достал из бумажника чек на пятьдесят долларов и передал его Йоко.
– Поскольку Курати-сан в курсе дела, проще всего говорить при нем. Это все, чем я располагаю. В-вот это! – Он с жалкой улыбкой развел руками, затем похлопал себя по жилету. Ни золотой цепочки, ни колец уже не было. Одно лишь обручальное кольцо сиротливо поблескивало на левой руке. Йоко не могла сдержать удивления.
– Йоко-сан, я как-нибудь обойдусь, – быстро заговорил Кимура. – Мужчине всегда легче устроиться. Такие испытания даже полезны. Мне только стыдно, что тут так мало, этого вам, наверно, не хватит… Очень признателен, Курати-сан, что вы так заботились о Йоко. Видите, я не скрываю, мы с ней сейчас в скверном положении. Вы только довезите ее до Йокогамы, а там я что-нибудь придумаю. Если же не хватит денег на проезд, возьмите на себя и эту заботу, прошу вас!
Скрестив на груди руки, ревизор пристально смотрел на Кимура.
– У вас совсем нет денег? – осведомился он. Притворно расхохотавшись, Кимура похлопал по жилетным карманам:
– Пусто!..
– Так не годится, – заговорил Курати своим обычным хриплым голосом, в котором звучали нотки неодобрения. – Совсем ни к чему платить сейчас за проезд. Можно сделать это в Токио, в главном управлении фирмы, да и директор Йокогамского отделения пойдет навстречу. Так что вам не о чем беспокоиться. А этот чек возьмите обратно. В чужой стране очень плохо без денег.
Курати говорил так убедительно, что после недолгих споров Кимура сдался, решив не пренебрегать любезностью Курати, и положил чек в бумажник, не переставая просить ревизора позаботиться о Йоко в пути.
– Ладно, ладно, не о чем больше говорить, я беру Сацуки-сан на свое попечение.
И Курати с дерзкой улыбкой взглянул на Йоко. Она молча слушала разговор двух мужчин, переводя взгляд с одного на другого. Обычно Йоко принимала сторону слабого. Она не могла без гнева смотреть, как сильный, пользуясь своим превосходством, издевается над слабым, и всячески старалась помочь слабому. Сейчас слабым оказался Кимура. Да и положение, в котором он очутился, было достаточно тяжелым и печальным. Йоко это прекрасно понимала, но – как ни странно – ни капельки не сочувствовала Кимура. Любой мужчина – обаятельный, стройный, богатый, талантливый – ничто в сравнении с Курати. Рядом с Курати слабый внушает не сочувствие, а отвращение.
«Что за несчастный юноша! Рано лишился отца и оказался брошенным в самую гущу житейской суеты и лишений. Но он не сдается, усердно работает, ведет себя безупречно, все считают, что у него есть дело и обеспеченное будущее. А у него лишь тяжесть и тоска на сердце. Любимая женщина, которая должна бы стать ему опорой, изменила, ушла к другому. А он, ничего не подозревая, обращается к этому другому за помощью, пытается сохранить то, что уже обречено на гибель». Так размышляла Йоко, стараясь вызвать в себе жалость к Кимура. Напрасно. Мало того, ее разбирал смех.
«Ладне, ладно, не о чем больше говорить, я беру Сацуки-сан на свое попечение». Услыхав эти слова, сопровождавшиеся дерзкой улыбкой, Йоко сама едва не улыбнулась, но вовремя спохватилась, заметив, что Кимура не сводит с нее глаз.
– Я вам больше не нужен? Мне пора идти, у меня куча дел, – бесцеремонно заявил Курати и ушел. Кимура и Йоко почувствовали некоторую неловкость и какое-то время молчали, боясь взглянуть друг на друга.
После ухода Курати силы покинули Йоко. Все до сих пор происходившее воспринималось ею как спектакль. Но, подумав о том, как безотрадно должно быть сейчас на сердце у Кимура, Йоко растрогалась до слез. Впрочем, она не знала, кого жалеет: его или себя.
Кимура, с грустью глядя на Йоко, воскликнул:
– Йоко-сан, только не плачьте. Я этого не выдержу, успокойтесь! Дождемся и мы счастливых дней. Тот, кто верит в Бога, – не знаю, есть ли у вас такая вера сейчас, но ваша матушка была человеком твердой веры, да и вы в Сэндае тоже, по-моему, верили, – тот должен в дни испытаний идти вперед с верой и упованием. Бог всеведущ… Поэтому я непоколебимо уповаю на него.
Голос его звучал решительно и твердо. Упования? Но Йоко лучше Бога знает, что ждет Кимура впереди. Вскоре его надежды сменятся разочарованием, а затем и отчаянием. Какая вера, какие упования? В избранном Йоко пути – в этой узкой тропинке, оканчивающейся тупиком, Кимура видит небесную лестницу, по которой спускаются и поднимаются ангелы. Ах, какая там вера!
Йоко вдруг представила себя на месте Кимура. «Вот я верчу им, как мне хочется, а кто-нибудь или даже что-нибудь вертит мною. Чья-то сильная рука хладнокровно и безжалостно управляет моей судьбой. Разве могу я поручиться, что мои надежды не рухнут раньше, чем рассеются, как дым, его чаяния? Кимура – хороший, а я – дрянь». Йоко вдруг захотелось стать хорошей и доброй.
– Кимура-сан, – промолвила она, – вы непременно будете счастливы, непременно. Что бы ни случилось, не падайте духом. Не может быть, чтобы такому хорошему человеку, как вы, были суждены одни несчастья… Надо мной же с самого рожденья тяготеет проклятье. По правде говоря, у меня есть все основания не верить в Бога, не верить… я должна ненавидеть… Послушайте… И все же я верю, потому что презираю малодушие. Я тверда, я смело смотрю в будущее и жду, как поступит Бог с такой, как я.
Какая-то смутная горечь переполняла ее сердце, и она не знала, кого винить в этом.
– Вы, возможно, скажете, что такой веры не бывает… Но… Но в этом моя вера. Истинная вера!
Она вытерла платком навернувшиеся на глаза горячие слезы и решительно посмотрела на Кимура.
– Оставим этот разговор. Чем больше мы будем говорить, тем мрачнее покажется будущее. Людям злосчастным не стоит беседовать на подобные темы… Послушайте… Вы совсем затосковали. Можно ли так огорчаться только из-за того, что я тут наговорила. Вы ведь мужчина…
Кимура, бледный и безмолвный, не смел поднять глаз.
В эту минуту дверь неожиданно открылась, и кто-то; извинившись, вошел в каюту. Перед опешившими Кимура и Йоко предстал тот самый искалеченный старик матрос, за которым ухаживала Йоко. Он сказал, что из-за хромоты не может больше оставаться матросом, но, к счастью, у него есть племянник – владелец небольшой фермы в Окленде, который как-нибудь его прокормит. И вот сейчас он решил зайти попрощаться и еще раз поблагодарить Йоко.
Йоко, как могла, утешала его, смущенно моргая покрасневшими от слез глазами.
– Да что там, я ведь старая развалина, мне уже не под силу такая работа. Господин ревизор и боцман из жалости меня держали, а я радовался… Вот и наказал Бог…
Старик робко улыбнулся. Когда же он стал говорить, что в Японии у него не осталось никого, кому он мог бы передать поклон, и еще что-то такое же печальное, Йоко, чуть не плача, понимающе кивала и в конце концов, несмотря на протесты Кимура, поднялась с постели, сложила в корзинку все фрукты, принесенные женихом, и отдала их старому матросу.
– Там, на берегу, у вас, возможно, будет сколько угодно фруктов, но все же возьмите это с собой. А если найдете в корзинке еще что-нибудь, считайте это подарком от меня, смотрите только, чтобы не украли.
Приход старика вернул Йоко к ее обычному состоянию.
– Какой он простой и искренний, просто прелесть. За такого старика я бы охотно вышла замуж… Ну как не подарить ему что-нибудь!
Она глядела на Кимура, который был по-прежнему хмур и молчалив, по-детски, широко раскрытыми глазами.
– Знаете, что я ему подарила? То обручальное кольцо, которое вы мне дали… Больше ведь у меня ничего нет.
«Почему эта женщина так изменчива и беззаботна?»– казалось, кричала каждая черточка на лице Кимура. Он хотел что-то сказать, но раздумал и лишь тяжело вздыхал.
«Ну что за нудный человек!» – с раздражением думала Йоко, испытывая желание снова поддразнить его, и сказала с самым невинным видом:
– Кимура-сан, мне хочется, чтобы вы купили подарки, – для сестер, конечно, ну и для родственников, и для Кото-сан тоже. С пустыми руками мне просто неудобно показаться им на глаза. Тетушка Исокава, наверно, уже получила письмо от госпожи Тагава, которое, конечно, вызвало там, в Токио, целый переполох. Я доставила им много хлопот при отъезде, бросила на них дом, сестер. Что же они подумают о вас, если вы отпустите меня без подарков? Их упреки будут для меня горше смерти.
Купите что-нибудь оригинальное. Тех денег, что вы хотели мне дать, хватит, не правда ли?
Кимура с нарочитой мягкостью, словно уговаривая капризного ребенка, ответил:
– Хорошо, я куплю подарки, раз вы этого хотите. Только лучше бы вам взять эти деньги с собой. Подарки можно ведь купить и в Йокогаме. Но, по-моему, лучше приехать без подарков, чем без денег.
– Ну, там я уж как-нибудь устроюсь, а вот подарки… Сейчас я вам покажу, что можно купить в Йокогаме. Вот посмотрите-ка! – Она указала глазами на коробку со шляпой, стоявшую на полке. – Когда мы с Кото-сан покупали ее в Йокогаме, я думала, что это самая лучшая. А на пароходе увидела, как одеты дамы, и теперь смотреть на нее больше не могу. А какое европейское платье было на госпоже Тагава! Нет, я ни за что больше не надену европейской вещи, купленной в Японии, ни шляпы, ни костюма.
Кимура внимательно разглядывал шляпу.
– Да, в самом деле, фасон несколько старомодный, но качеством она не уступит самым лучшим здешним изделиям.
– Вот это-то и плохо. Чем вещь дороже, тем безобразнее она выглядит, как только выйдет из моды. Впрочем, эти деньги нужны вам самому, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Кимура сидел в прежней позе, погруженный в свой думы, молчаливый и неподвижный. Йоко не знала, о чем говорить дальше, ей стало скучно, но в то же время она с любопытством следила за его лицом.
Вдруг Кимура поднял голову, пристально взглянул на Йоко, словно хотел прочесть что-то на ее лице, и глубоко вздохнул.
– Йоко-сан! Я вам верю, но не знаю, хорошо ли сделаю, если поверю до конца. Пожалуй, лучше сказать вам… ведь я забочусь только о вашем счастье…
– Говорите, пожалуйста, – шутливо, дружеским тоном проговорила Йоко, но глаза ее при этом сверкнули: «Попробуй скажи что-нибудь не так, – уж я сумею заставить тебя просить прощения!»
Кимура невольно опустил голову и замолчал, ежась под ее колючим взглядом.
– Ну, говорите, что же вы! – все так же дружелюбно и доверительно произнесла Йоко.
Но Кимура по-прежнему молчал в нерешительности. Вдруг Йоко привлекла его к себе и, чуть приподнявшись, сказала ему на ухо:
– В жизни не видела более скрытного человека, чем вы. Разве не лучше сказать мне откровенно все, что вы думаете… Ох, больно. Впрочем, нет, не так уж болит… Скажите же, что у вас на уме? В чем дело? Я должна это знать. Почему вы сидите как чужой?.. Ох, как болит! Пожалуйста, нажмите вот здесь. Ох, как колет… Ох!
Йоко закрыла глаза и бессильно упала на койку. Натянув простыню на лицо, она прижимала руку Кимура к своему боку. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон, плечи вздрагивали от глухих рыданий.
Забыв обо всем, Кимура хлопотал возле Йоко.
21
На двенадцатый день после прихода в Сиэтл «Эдзима-мару» должен был отдать швартовы и уйти обратно в Японию. Пятнадцатого октября, когда до отправления оставалось три дня, врач Короку объявил Кимура свое последнее решение: ради здоровья Йоко сейчас лучше всего вернуться в Японию. Кимура к тому времени уже смирился с этой мыслью. Он догадывался, что таково желание самой Йоко, и на все махнул рукой, – так или иначе, ничего не изменишь. Он встретил этот новый удар с покорностью барана, хотя по-прежнему упорно считал смыслом всей своей жизни женитьбу на Йоко.
Зима в Сиэтле, расположенном в высоких широтах, оказалась на редкость суровой. Скалистые горы, протянувшиеся вдоль побережья, уже были сплошь покрыты снегом. Облака, которые Йоко привыкла видеть в тихом вечернем небе, исчезли, вместо них появились холодные, бесформенные, как клочья ваты, снеговые тучи. Казалось, белый покров вот-вот спустится с небес и окутает всю землю. Не изменились лишь ядовито-зеленые сосны, окаймлявшие берег. Лиственные деревья как-то незаметно сбросили свой наряд и теперь стояли голые, упираясь в небо острыми спицами веток. С той стороны, где угадывался город, поднимались клубы черного дыма. Казалось, Сиэтл спешит подготовиться к зиме, чтобы оказать сопротивление, пусть тщетное, белой стуже, надвигающейся на северное полушарие. Даже в съежившихся фигурах прохожих, сновавших по каменному настилу пристани, угадывалась тревога, смешанная с нетерпением. Природа деловито меняла свой облик. На «Эдзима-мару» шли приготовления к отплытию, все чаще слышался громкий скрип лебедок.
Утром, как всегда, пришел Кимура. Необычно бледное лицо его выдавало сильное душевное беспокойство. По его собственным словам, он попал в критическое положение. Все доставшееся ему после смерти отца наследство было обращено в деньги, которые целиком ушли на закупку товаров в Японии. Если послать туда уведомление, то, конечно, пришлют товары, а свободных денег у него нет. Мечтая жениться на Йоко, Кимура в то же время надеялся, что она привезет с собой хоть сколько-нибудь денег. Однако его надежды не оправдались, теперь еще нужно было оплатить обратный проезд Йоко. Радость встречи оказалась преждевременной и очень недолгой, всего каких-нибудь два-три дня, а там снова зима и одиночество.
Йоко понимала, что в конце концов у Кимура не останется иного выхода, как обратиться за помощью к Курати.
Так оно и случилось. Кимура пригласил Курати в каюту, и тот не заставил себя долго ждать. Он пришел в рабочем костюме, с очень занятым видом. Кимура подвинул ему стул и, сменив обычный сухой тон на весьма любезный, умалял позаботиться о Йоко. Тогда Курати перестал изображать занятость, уселся поудобнее и, как всегда, спокойно и прямо глядя в глаза Кимура, приготовился внимательно слушать. В отличие от Курати, Кимура держался неуверенно и без конца ерзал на стуле. Он достал из бумажника чек на пятьдесят долларов и передал его Йоко.
– Поскольку Курати-сан в курсе дела, проще всего говорить при нем. Это все, чем я располагаю. В-вот это! – Он с жалкой улыбкой развел руками, затем похлопал себя по жилету. Ни золотой цепочки, ни колец уже не было. Одно лишь обручальное кольцо сиротливо поблескивало на левой руке. Йоко не могла сдержать удивления.
– Йоко-сан, я как-нибудь обойдусь, – быстро заговорил Кимура. – Мужчине всегда легче устроиться. Такие испытания даже полезны. Мне только стыдно, что тут так мало, этого вам, наверно, не хватит… Очень признателен, Курати-сан, что вы так заботились о Йоко. Видите, я не скрываю, мы с ней сейчас в скверном положении. Вы только довезите ее до Йокогамы, а там я что-нибудь придумаю. Если же не хватит денег на проезд, возьмите на себя и эту заботу, прошу вас!
Скрестив на груди руки, ревизор пристально смотрел на Кимура.
– У вас совсем нет денег? – осведомился он. Притворно расхохотавшись, Кимура похлопал по жилетным карманам:
– Пусто!..
– Так не годится, – заговорил Курати своим обычным хриплым голосом, в котором звучали нотки неодобрения. – Совсем ни к чему платить сейчас за проезд. Можно сделать это в Токио, в главном управлении фирмы, да и директор Йокогамского отделения пойдет навстречу. Так что вам не о чем беспокоиться. А этот чек возьмите обратно. В чужой стране очень плохо без денег.
Курати говорил так убедительно, что после недолгих споров Кимура сдался, решив не пренебрегать любезностью Курати, и положил чек в бумажник, не переставая просить ревизора позаботиться о Йоко в пути.
– Ладно, ладно, не о чем больше говорить, я беру Сацуки-сан на свое попечение.
И Курати с дерзкой улыбкой взглянул на Йоко. Она молча слушала разговор двух мужчин, переводя взгляд с одного на другого. Обычно Йоко принимала сторону слабого. Она не могла без гнева смотреть, как сильный, пользуясь своим превосходством, издевается над слабым, и всячески старалась помочь слабому. Сейчас слабым оказался Кимура. Да и положение, в котором он очутился, было достаточно тяжелым и печальным. Йоко это прекрасно понимала, но – как ни странно – ни капельки не сочувствовала Кимура. Любой мужчина – обаятельный, стройный, богатый, талантливый – ничто в сравнении с Курати. Рядом с Курати слабый внушает не сочувствие, а отвращение.
«Что за несчастный юноша! Рано лишился отца и оказался брошенным в самую гущу житейской суеты и лишений. Но он не сдается, усердно работает, ведет себя безупречно, все считают, что у него есть дело и обеспеченное будущее. А у него лишь тяжесть и тоска на сердце. Любимая женщина, которая должна бы стать ему опорой, изменила, ушла к другому. А он, ничего не подозревая, обращается к этому другому за помощью, пытается сохранить то, что уже обречено на гибель». Так размышляла Йоко, стараясь вызвать в себе жалость к Кимура. Напрасно. Мало того, ее разбирал смех.
«Ладне, ладно, не о чем больше говорить, я беру Сацуки-сан на свое попечение». Услыхав эти слова, сопровождавшиеся дерзкой улыбкой, Йоко сама едва не улыбнулась, но вовремя спохватилась, заметив, что Кимура не сводит с нее глаз.
– Я вам больше не нужен? Мне пора идти, у меня куча дел, – бесцеремонно заявил Курати и ушел. Кимура и Йоко почувствовали некоторую неловкость и какое-то время молчали, боясь взглянуть друг на друга.
После ухода Курати силы покинули Йоко. Все до сих пор происходившее воспринималось ею как спектакль. Но, подумав о том, как безотрадно должно быть сейчас на сердце у Кимура, Йоко растрогалась до слез. Впрочем, она не знала, кого жалеет: его или себя.
Кимура, с грустью глядя на Йоко, воскликнул:
– Йоко-сан, только не плачьте. Я этого не выдержу, успокойтесь! Дождемся и мы счастливых дней. Тот, кто верит в Бога, – не знаю, есть ли у вас такая вера сейчас, но ваша матушка была человеком твердой веры, да и вы в Сэндае тоже, по-моему, верили, – тот должен в дни испытаний идти вперед с верой и упованием. Бог всеведущ… Поэтому я непоколебимо уповаю на него.
Голос его звучал решительно и твердо. Упования? Но Йоко лучше Бога знает, что ждет Кимура впереди. Вскоре его надежды сменятся разочарованием, а затем и отчаянием. Какая вера, какие упования? В избранном Йоко пути – в этой узкой тропинке, оканчивающейся тупиком, Кимура видит небесную лестницу, по которой спускаются и поднимаются ангелы. Ах, какая там вера!
Йоко вдруг представила себя на месте Кимура. «Вот я верчу им, как мне хочется, а кто-нибудь или даже что-нибудь вертит мною. Чья-то сильная рука хладнокровно и безжалостно управляет моей судьбой. Разве могу я поручиться, что мои надежды не рухнут раньше, чем рассеются, как дым, его чаяния? Кимура – хороший, а я – дрянь». Йоко вдруг захотелось стать хорошей и доброй.
– Кимура-сан, – промолвила она, – вы непременно будете счастливы, непременно. Что бы ни случилось, не падайте духом. Не может быть, чтобы такому хорошему человеку, как вы, были суждены одни несчастья… Надо мной же с самого рожденья тяготеет проклятье. По правде говоря, у меня есть все основания не верить в Бога, не верить… я должна ненавидеть… Послушайте… И все же я верю, потому что презираю малодушие. Я тверда, я смело смотрю в будущее и жду, как поступит Бог с такой, как я.
Какая-то смутная горечь переполняла ее сердце, и она не знала, кого винить в этом.
– Вы, возможно, скажете, что такой веры не бывает… Но… Но в этом моя вера. Истинная вера!
Она вытерла платком навернувшиеся на глаза горячие слезы и решительно посмотрела на Кимура.
– Оставим этот разговор. Чем больше мы будем говорить, тем мрачнее покажется будущее. Людям злосчастным не стоит беседовать на подобные темы… Послушайте… Вы совсем затосковали. Можно ли так огорчаться только из-за того, что я тут наговорила. Вы ведь мужчина…
Кимура, бледный и безмолвный, не смел поднять глаз.
В эту минуту дверь неожиданно открылась, и кто-то; извинившись, вошел в каюту. Перед опешившими Кимура и Йоко предстал тот самый искалеченный старик матрос, за которым ухаживала Йоко. Он сказал, что из-за хромоты не может больше оставаться матросом, но, к счастью, у него есть племянник – владелец небольшой фермы в Окленде, который как-нибудь его прокормит. И вот сейчас он решил зайти попрощаться и еще раз поблагодарить Йоко.
Йоко, как могла, утешала его, смущенно моргая покрасневшими от слез глазами.
– Да что там, я ведь старая развалина, мне уже не под силу такая работа. Господин ревизор и боцман из жалости меня держали, а я радовался… Вот и наказал Бог…
Старик робко улыбнулся. Когда же он стал говорить, что в Японии у него не осталось никого, кому он мог бы передать поклон, и еще что-то такое же печальное, Йоко, чуть не плача, понимающе кивала и в конце концов, несмотря на протесты Кимура, поднялась с постели, сложила в корзинку все фрукты, принесенные женихом, и отдала их старому матросу.
– Там, на берегу, у вас, возможно, будет сколько угодно фруктов, но все же возьмите это с собой. А если найдете в корзинке еще что-нибудь, считайте это подарком от меня, смотрите только, чтобы не украли.
Приход старика вернул Йоко к ее обычному состоянию.
– Какой он простой и искренний, просто прелесть. За такого старика я бы охотно вышла замуж… Ну как не подарить ему что-нибудь!
Она глядела на Кимура, который был по-прежнему хмур и молчалив, по-детски, широко раскрытыми глазами.
– Знаете, что я ему подарила? То обручальное кольцо, которое вы мне дали… Больше ведь у меня ничего нет.
«Почему эта женщина так изменчива и беззаботна?»– казалось, кричала каждая черточка на лице Кимура. Он хотел что-то сказать, но раздумал и лишь тяжело вздыхал.
«Ну что за нудный человек!» – с раздражением думала Йоко, испытывая желание снова поддразнить его, и сказала с самым невинным видом:
– Кимура-сан, мне хочется, чтобы вы купили подарки, – для сестер, конечно, ну и для родственников, и для Кото-сан тоже. С пустыми руками мне просто неудобно показаться им на глаза. Тетушка Исокава, наверно, уже получила письмо от госпожи Тагава, которое, конечно, вызвало там, в Токио, целый переполох. Я доставила им много хлопот при отъезде, бросила на них дом, сестер. Что же они подумают о вас, если вы отпустите меня без подарков? Их упреки будут для меня горше смерти.
Купите что-нибудь оригинальное. Тех денег, что вы хотели мне дать, хватит, не правда ли?
Кимура с нарочитой мягкостью, словно уговаривая капризного ребенка, ответил:
– Хорошо, я куплю подарки, раз вы этого хотите. Только лучше бы вам взять эти деньги с собой. Подарки можно ведь купить и в Йокогаме. Но, по-моему, лучше приехать без подарков, чем без денег.
– Ну, там я уж как-нибудь устроюсь, а вот подарки… Сейчас я вам покажу, что можно купить в Йокогаме. Вот посмотрите-ка! – Она указала глазами на коробку со шляпой, стоявшую на полке. – Когда мы с Кото-сан покупали ее в Йокогаме, я думала, что это самая лучшая. А на пароходе увидела, как одеты дамы, и теперь смотреть на нее больше не могу. А какое европейское платье было на госпоже Тагава! Нет, я ни за что больше не надену европейской вещи, купленной в Японии, ни шляпы, ни костюма.
Кимура внимательно разглядывал шляпу.
– Да, в самом деле, фасон несколько старомодный, но качеством она не уступит самым лучшим здешним изделиям.
– Вот это-то и плохо. Чем вещь дороже, тем безобразнее она выглядит, как только выйдет из моды. Впрочем, эти деньги нужны вам самому, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51