Тут чрезвычайно
важна ориентировка на четыре элемента, т.е. опять-таки внедрение общей
натурфилософской точки зрения в вопрос эстетический, т.е. в вопрос о
классификации цветов. Оказывается, огонь по природе своей есть нечто белое,
светлое, белизна; вода - нечто темное, черное, чернота. Какого же цвета
воздух и земля по природе своей, у Эмпедокла не сказано. Но, можно
предполагать, что земля - охрового, т.е. желто-коричневого цвета. Тогда
воздух оказался бы "красным". Что значит это последнее предположение,
сказать трудно, так как нам неизвестна та телесная интуиция, которая имеется
здесь в виду у Эмпедокла. Впрочем, что касается красноты воздуха, существует
слишком много всяких атмосферных явлений, достаточно убедительно
оправдывающих подобную характеристику.
6. Судьба
Эмпедокл, верный своему общеантичному представлению, не забывает
квалифицировать свое основное учение и как учение о судьбе. Необходимость,
которую многие называют судьбой, Эмпедокл "называет одновременно Любовью и
Враждой" (А45). Стихии "господствуют" "в роковом чередовании" (В26). "Все
одарено разумом благодаря роковой воле Судьбы" (В103). 4. Итоги
1. Пять пониманий гармонии
Если подвести итоги, то красота и гармония у Эмпедокла, очевидно,
понимаются в пяти смыслах.
Во-первых, это есть состояние шара, первоогня, абсолютной Любви. Красота
и гармония тут есть абсолютное взаимопроникновение всех элементов в
результате их бесконечного влечения одного к другому.
Во-вторых, красота и гармония есть количественное пропорциональное
взаимоотношение элементов в пределах отдельного непостоянного, но целого и
цветущего тела.
В-третьих, красота и гармония есть, соответственно, и человеческая
мудрость, расцвет ума, здоровья, творческих сил, понимания, когда мудрец
умеет самое главное (В 3): "скрывать в глубине сердца, немого, как рыба" (о
глубине сердца ср. также В 110).
В-четвертых, красота и гармония есть симметрическое равновесие элементов
в органах чувств и приспособленность к этим последним истечении, посылаемых
вещами.
В-пятых, красота и гармония осуществимы, согласно Эмпедоклу, не только в
запредельном царстве бескачественного Шара и не только в мимолетных образах
текучих вещей человеческого тела и субъекта, но и в цельной исторической
эпохе. По античному образцу Эмпедокл мыслит ее в виде так называемого
золотого века. "И не было у них [у людей золотого века] никакого бога Ареса,
ни Кидема [бога смятения в битве], ни царя Зевса, ни Кроноса, ни Посейдона,
но была только царица Киприда. Ее они умилостивляли благоговейными
приношениями, живописными картинами, искусно приготовленными благовонными
елеями, жертвами из чистого мирра и благоухающего ладана, делая возлияния
бурого меда на землю. Но [их] алтарь не обагрялся чистой кровью быков:
напротив, величайшей гнусностью считалось это среди людей - исторгнув душу
[животных], пожирать [их] крепкие члены" (В 128).
2. Связь со стихиями
Наконец, вся эта красота и гармония возникает у Эмпедокла в последнем
счете как оправдание и абсолютизация видимого, земного, чувственного,
материального мира физических стихий и их физической же текучести. Что
прекрасно? Прекрасен этот вот чувственный мир, вечно объединяемый Любовью и
вечно разрушаемый Враждой. Следовательно, Любовь и Вражда - основные
принципы красоты. Но в чем выразительно проявляется эта вечная борьба
взаимопритяжения и взаимоотталкивания элементов? В известном числовом
взаимоотношении этих последних в каждой вещи. Следовательно, реально и
выразительно красота есть гармония, понимаемая как числовое
взаимосоответствие элементов, входящих в данную вещь. Гармония есть
симметрия элементов в живом теле. Но откуда же Любовь и Вражда, эти
главнейшие боги и принципы эмпедокловского мироздания, почерпают свой смысл;
откуда и почему каждый из этих принципов то берет перевес над другим, то,
наоборот, сам уступает ему свое место? Ниоткуда и нипочему! Ведь Любовь и
Вражда - только абстракции, выведенные из картины чувственного мира, а
чувственный мир, по основному воззрению античности, сам на себе обоснован,
сам для себя есть и является первоначальным творцом и конечным идеалом, т.е.
выше него нет вообще никакого разума и личности, он со всей своей слепотой и
хаотичностью и есть последний абсолют. Но это значит, что Любовь и Вражда
есть то же, что и судьба, рок, слепая необходимость, что вся эта блестящая
картина космического влечения направляется и окутывается темными, безликими,
слепыми силами божественно-мировой судьбы.
Так объединяются в эстетике Эмпедокла космические Любовь и Вражда с
органически-жизненной мощью мира и вещей, а последняя - со всеобщей
гармонией; всеобщая гармония, в свою очередь, - со всеми физическими
элементами и с их абсолютизмом и вся физическая картина мира - с бездной
непознаваемой судьбы и рока.
VI. ЭСТЕТИКА МЫСЛИТЕЛЬНО-МАТЕРИАЛЬНОГО КОНТИНУУМА, ДИОГЕН АПОЛЛОНИЙСКИЙ
1. Философский принцип
1. Общее учение
а)
Диоген из Аполлонии (вторая половина V в.) был самым поздним
представителем греческой натурфилософии. Его основной принцип ничем
существенно не отличается от принципов других греческих натурфилософов
периода классики. Основа вещей здесь мыслится вещественно и материально, но
только это не вода, не огонь и не земля, а воздух (А 1.5.6.8.9.17.19 -
22.30.31; В 3.5.7). Однако, дело здесь не просто в воздухе, я скорее вообще
в чувственной материи определенного типа. Об этом можно заключить, в
частности, из тех источников, которые трактуют первовещество Диогена не как
воздух, а как нечто среднее между воздухом и огнем (А 4.5). Воздух
выдвигается в качестве первоосновы на вполне чувственном основании: он более
тонок, чем все прочие вещества, и всюду проникает (А 20, ср. С 4). Все тела
появляются из него путем сгущения и разрежения (А 5.6). Космос и все
метеорологические явления - также результат превращения воздуха (А
17.12.18.19).
Как и у прочих греческих натурфилософов, выдвижение первовещества имеет
антимифологическую направленность (А 8): Зевс есть не что иное, как ум, а ум
есть не что иное, как воздух, и поэтому воздушный ум является божественным
или самим богом, уже не в мифологическом смысле, а просто в смысле
наивысшего обобщения всего существующего. Душа - тоже воздух (А 20; В 4).
Ничем существенным не отличается Диоген и в своем учении о наличии в воздухе
и не отличимого от него сознания (А 19; В 8). Подобно многим натурфилософам
Диоген проповедует также бесконечность миров и тленность нашего мира (А 10).
Поскольку, наконец, все существующее появляется в результате непрерывных
превращений единого первовещества, постольку здесь также мыслится
общекосмический континуум. Все это мы видели и у других натурфилософов.
б)
Однако у Диогена есть и своя специфика. В общекосмическом континууме он
особенно подчеркивает присущее ему сознание и мышление, так что все вещи и
весь космос есть порождение не только воздуха, но и мышления. Последнее
только свойственно воздуху и неотделимо от него, но и непосредственно
тождественно с ним, почему нам и приходится говорить здесь о
мыслительно-материальном континууме. "В принятом им начале находится много
мышления" (А 4), так что в чувственных ощущениях Диоген признает даже много
условного (А 23). Но мышление у Диогена уже начинает расцениваться как нечто
самостоятельное, и у него ощущается тенденция отделять мышление от воздуха.
А это, конечно, вело натурфилософию уже к разложению и краху. Источники
определенно говорят не просто о воздухе, но о каком-то едином, которое
пронизывает все вещи и которое впервые только и делает возможным превращение
одной вещи в другую.
Симплиций пишет (В 2): "По моему мнению, если сказать самое главное, все
существующее есть изменение одного и того же [первовещества] и [таким
образом] тождественно. Это очевидно. Ведь если бы то, что теперь существует
в этом космосе: земля, вода, воздух, огонь и все прочее, что кажется
существующим в этом мире, если бы что-нибудь из всего этого было иным, чем
[что-нибудь] другое, то есть иным по своей особенной природе, и если бы оно
не оставалось тем же самым, [только] испытывая многоразличные перемены и
изменения, то никоим образом [вещи] не могли бы ни смешиваться между собой,
ни оказывать одна другой ни пользы, ни вреда, и не могло бы произрасти
растение из земли, ни возникнуть животное, ни [что-либо] другое [все это
было бы невозможно], если бы не таково было устройство [всего], что в
сущности [все) тождественно. Но все эти вещи возникают из одного и того же
[первовещества], причем [являются] один раз такие [вещи], другой раз другие,
и [затем] они возвращаются в то же самое [первовещество]. Прочитав эти
первые [строки], и я подумал, что он говорит о каком-то другом, отличном от
четырех элементов, общем субстрате, раз он говорит, что эти [вещи] не
смешиваются между собой и не переходят друг в друга, [как было бы], если бы
началом и был какой-нибудь один из них [элементов], имеющий частную природу,
и не лежало бы в основе их всех одно и то же, изменениями чего они все
являются. Вслед затем он дал доказательство, что в этом начале находится
много мышления".
Нельзя думать, что подобного рода рассуждение возникло у Симплиция только
потому, что он был неоплатоник. Аристотель, например, говорил то же самое (А
7): "Правда, необходимо учить о возникновении [всего] из одного, и правильно
говорит Диоген, что если бы все [вещи] не происходили из одного, то они не
могли бы действовать друг на друга и испытывать взаимные воздействия. Так,
например, теплое [не могло бы] охлаждаться и последнее снова нагреваться.
Дело в том, что не теплота и холодность изменяются, переходя друг в друга,
но, очевидно, лежащий в основе их субстрат". Нельзя не считаться и с другим
замечанием Симплиция (В 7): "Удивительно же то, что, говоря, что прочие
[вещи] возникают соответственно изменению его [первовещества], он, однако,
называет его вечным. А именно он говорит: "И оно само [первовещество] есть
вечное и бессмертное тело, из других же вещей одни возникают, другие
гибнут".
Вполне естественно, что натурфилософия приходила к такого рода выводам.
Этих выводов не было до тех пор, пока натурфилософия твердо стояла на почве
чувственных ощущений. Ведь, с точки зрения ощущения, совершенно нет ничего
странного в том, что, например, вода превращается в воздух, так как здесь
происходит для непосредственного ощущения не что иное, как просто самое
обыкновенное испарение. Для внешних чувств нет ничего странного также и в
том, что вода затвердевает в землю. Ведь не удивляемся же мы, если вода
превращается в лед, т.е. замерзает. А далеко ли ото льда до земли? Ведь то и
другое есть попросту твердое тело и своей твердостью одинаково отличается и
от воды, и ото льда. Но наступает время, когда возникает страшный,
неустранимый и непреодолимый вопрос: "почему?" Почему одно превращается в
другое? Для мысли и для понятия с самого начала ясно, что если А и В
решительно и ровно ни в каком отношении не имеют ничего общего, то и
превратиться одно в другое они никак не могут. Превращаться одно в другое
они могут только в том единственном случае, когда у них есть нечто общее и
когда можно сказать, что же именно превращается здесь в другое. А для этого
"что" необходимо, чтобы А было именно А, но никак не В, ибо тогда и
превращаться будет нечему и не во что, и необходимо, чтобы В было именно В,
но ни в коем случае и ни в каком отношении не А. А так как для превращения А
в В должно существовать не только их различие, но также и их тождество, т.е.
так как должен существовать какой-то единый для них субстрат, то ясно, что
здесь мы волей-неволей наталкиваемся на диалектику тождества и различия,
возникающую в тот самый момент, как только мы отошли от непосредственного и
наивного чувственного ощущения.
Диоген Аполлонийский, последний и самый поздний натурфилософ, уже
натолкнулся на эту диалектику тождества и различия, но не мог разрешить ее
средствами классической, непосредственно чувственной натурфилософии. В этом
его большая слабость, но в этом же и его великое преимущество перед всеми
прочими натурфилософами, хотя и у них, если пользоваться филологическим
микроскопом, тоже можно найти немало намеков на упомянутую диалектику
тождества и различия. Там мы об этом не говорили, но не сказать этого о
Диогене Аполлонийском было бы уже серьезной исторической ошибкой. Диоген
Аполлонийский - несомненно, переход от наивной и чувственной натурфилософии
к мыслительной диалектике возраставшего в его время идеализма и философии
чистого мышления, для которого диалектика тождества и различия была первым и
насущным делом. 2. Эстетический принцип
1. Натурфилософская основа
Если мы усвоили, что такое воздух и воздушное мышление Диогена
Аполлoнийского со всеми его преимуществами и недостатками, то нетрудно будет
также ответить на вопрос о том, в чем Диоген находит прекрасное. Прекрасное
у него - это, прежде всего, воздух и воздушное мышление. Точнее, воздух и
воздушное мышление являются у него принципом прекрасного. "Ибо без мышления,
- говорит он, - не могло бы быть такого разделения [первовещества], чтобы во
всем заключалась [определенная] мера; в зиме и лете, в ночи и дне, в дождях,
ветрах и ясной погоде. И [все] прочее, как найдет всякий, кто захочет
подумать, устроено самым прекрасным образом, насколько только возможно" (В
3).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102