Командиром отряда избрали меня, а заместителем моим Н. К. Баранникова. Не доехав до станицы километров шесть, я остановил отряд в балке Малая Бургуста и предложил бойцам следующий план действий: с наступлением темноты двинуться в Платовскую, минуя дороги, на которых могут быть расставлены заставы белых, пробраться к станичному правлению, бесшумно истребить находящихся там белогвардейцев, освободить заключенных и, вооружив последних захваченным оружием, очистить станицу от противника. Бойцы одобрили мой план. Я предупредил всех, что мы идем на очень рискованное дело, так как не знаем сил противника; соблюдая все меры предосторожности, действовать надо смело и решительно; каждый должен драться храбро, не щадя себя; если же кто чувствует в себе неуверенность или, больше того, трусит, тому лучше не ходить с отрядом в налет. Все бойцы в один голос заявили, что готовы драться с белогвардейцами до самой смерти. Чувствовалось, что они говорили правду. У некоторых из них родные или близкие уже были схвачены белыми и, если еще не расстреляны, то ждали расстрела.
С наступлением темноты поднялся сильный ветер и заморосил холодный дождь. Мы продвигались к Платовской степным бездорожьем. Вот и наша родная станица. Лишь кое-где видны огоньки. Слышны отдельные выстрелы и тревожный лай собак. Мы пересекли небольшую рощицу и вышли к станичному правлению.
Фонарь, раскачиваемый ветром, освещал вход в станичное правление и выстроенную возле него группу конных калмыков - человек двадцать пять. Всадники сердито покрикивали на коней и, защищаясь от порывистого ветра, пригибались к их гривам. У стены здания стояли две пушки и четыре станковых пулемета.
На наших глазах дверь станичного правления распахнулась. Выскочили два калмыка с плетьми в руках и прижались к косякам двери. Из станичного правления кто-то выталкивал связанных между собой людей. Ясно было, что этих людей гнали на расстрел. Стоявшие у двери калмыки злобно кричали на обреченных и били их плетьми.
- Давай, давай! - кричал какой-то конный, вероятно, старший из конвоиров. - Гони эту сволочь к Куцой Балке!
Мне трудно было сдержать гнев своих товарищей, видевших, как зверствуют белобандиты.
- Семен Михайлович, - прохрипел Федор Прасолов. - Командуй залп - чего ждешь?
- Ни в коем случае! Шума не поднимать. Винтовки приготовить к бою, но не стрелять, а рубить шашками. "Ура" не кричать. Действовать только по моей команде.
Когда всех связанных веревками людей вывели из станичного правления, я вполголоса приказал своим бойцам: "Всем только рубить, а стрелять буду я". В темноте, не замеченный белогвардейцами, я внезапно ворвался к ним в ряды и начал расстреливать их в упор. Бойцы молча навалились на противника и отчаянно рубили.
Наше нападение было для белых как снег на голову. Они начали метаться из стороны в сторону и всюду попадали под наши удары.
Связанным пленникам я крикнул: "Мы свои, красные! Хватайте, бейте всех этих подлецов, не давайте им уходить живыми!" В один миг они распутали веревки, которыми были связаны, и стали бить своих палачей чем попало.
С группой бойцов я бросился внутрь двора станичного правления, к казармам, имея в виду, что там могут быть белые. Действительно в казармах оказалась сотня расположившихся на ночлег белогвардейцев - калмыков. Они были захвачены нами врасплох. Пока мы и их обезоруживали, мой заместитель Баранников с остальными бойцами освободил всех заключенных. Их оказалось свыше четырехсот человек - жителей станицы Платовской и окрестных хуторов, а также солдат, возвращавшихся из армии по демобилизации и схваченных белыми.
Все освобожденные выразили горячее желание сейчас же принять участие в борьбе против белогвардейцев, еще находившихся в станице. Не теряя времени, я разбил людей по сотням, вооружил всех трофейным оружием и назначил командиров.
С разных концов станицы доносилась стрельба. Это казаки и юнкеры, еще не знавшие, что произошло у станичного правления, расправлялись с непокорным населением, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. Дав каждой сотне освобожденных людей направление, я поставил им общую задачу: разоружать белогвардейцев и посылать их под конвоем в станичный Совет, а всех сопротивляющихся уничтожать на месте.
Всю ночь продолжалась борьба с белогвардейцами, и большая часть их была уничтожена на месте совершенных ими преступлений. В станицу приезжали казаки из белогвардейских застав, расположенных по дорогам вокруг Платовской, и те из них, которые отказывались сложить оружие, тоже уничтожались.
За ночь в ряды нашего отряда влилось много новых людей, и мы вооружили их отобранным у белогвардейцев оружием. Кому не хватило его, сами раздобывали себе пики, штыки, вилы и все прочее, что могло служить оружием.
К утру 24 февраля станица Платовская, в которой до нападения нашего отряда находилось три сотни калмыков, сотня казаков и сотня юнкеров, была полностью очищена от белых. Мы уничтожили около трехсот пятидесяти белогвардейцев, захватили семьсот винтовок, около трехсот шашек, два конногорных орудия, триста снарядов, четыре пулемета, шестьдесят тысяч патронов и двести семьдесят лошадей с седлами.
Пленные белогвардейцы были посажены туда, где еще совсем недавно сидели наши обреченные на смерть люди.
После освобождения станицы жители рассказывали нам о том, как белогвардейцы расправлялись со сторонниками Советов и вообще с людьми, отказавшимися выступить на их стороне, или с заподозренными в связях с красными партизанами. За те два дня, что белые находились в станице, ими было убито триста шестьдесят пять человек, в том числе женщины, старики и дети. Среди расстрелянных оказались председатель станичного Совета Сорокин и другие, не успевшие скрыться активисты. Начальника почты Лобикова и начальника милиции Долгополова, которые при объявлении в станице Советской власти сорвали вывеску станичного атамана и прикрепили вместо нее вывеску станичного Совета, белогвардейцы связали, обложили пучками сена, облили керосином и сожгли на станичной площади. При этом зверском акте присутствовали генерал Гнилорыбов, офицеры казачьих сотен и их жены.
Мне передали, что белые увели на расстрел и моего отца, однако среди убитых в Куцой Балке мы его не нашли. Судьба его пока оставалась невыясненной.
24 февраля мы с почестями хоронили жителей станицы, замученных и расстрелянных белогвардейцами. В этот же день были убраны и трупы белых.
Нам было известно, что некоторым белогвардейцам удалось бежать из станицы и, следовательно, сообщить в свою ставку о событиях в Платовской. А это значило, что нужно было со дня на день ожидать нового нападения противника. Предвидя это, мы начали подготовку к защите станицы и послали к Никифорову гонца с донесением, в котором сообщали ему о разгроме белогвардейцев в Платовской и просили вернуться с отрядом в станицу.
К утру 24 февраля в отряде насчитывалось уже пятьсот двадцать человек, из них сто двадцать всадников. Всадников я выделил в конный эскадрон, командиром которого назначил своего заместителя Н. К. Баранникова. Из остальных людей были созданы стрелковые роты.
Установили наблюдение и охранение. Основной наблюдательный пункт был выбран на колокольне церкви, откуда обеспечивался круговой обзор местности. Все взрослое население было привлечено к оборудованию оборонительных позиций, в первую очередь со стороны станицы Великокняжеской, откуда появление противника мы считали наиболее вероятным.
25 февраля в 12 часов дня наблюдатели, находившиеся на колокольне, доложили мне, что со стороны Великокняжеской идет большой отряд войск. Я поднялся на колокольню и увидел, что действительно по дороге из Великокняжеской движется колонна конницы и пехоты с обозом. Я объявил тревогу и вызвал командиров подразделений. Через некоторое время отряд занял позиции на окраине станицы. Я заявил бойцам, что силы приближающегося противника крупные и мы сможем победить только в результате упорной борьбы, а если не верим в свои силы, то лучше не принимать боя и оставить станицу. Все заявили, что не уйдут и будут защищать станицу, пока живы.
Колонна противника приближалась. В голове колонны шли веером конные дозоры, в каждом по три всадника. Я принял решение - скрытно, по балке, подъехать поближе к дозорам, чтобы выяснить, что это за колонна и куда она следует. В случае необходимости я решил уничтожить дозор или захватить его в плен. Объявив о своем решении Баранникову, я взял еще двух всадников и направился по балке навстречу приближавшейся колонне. Когда один из дозоров спустился в балку, мы увидели, что это советские бойцы: на шапках у каждого были нашиты красные ленточки. Они сказали, что к нам в станицу следует отряд Степанова - авангард краснопартизанских сил Царицына и Котельниковского. Этот отряд с бронепоездом собственного изготовления действовал вдоль железной дороги и день назад совершил внезапный налет на станицу Великокняжескую. Вместе с отрядом Степанова вернулся мой пропавший без вести отец. Оказалось, что в первый же день пребывания белогвардейцев в Платовской его вместе с Сорокиным, Новиковым и другими, бежавшими из станицы, схватили в хуторе Коврине и доставили в Платовское станичное правление. Вечером отца повели с очередной партией на расстрел, но по дороге знакомый калмык из конвоя отпустил его, сказав: "Беги, Михайло". Отец бежал в станицу Великокняжескую, надеясь укрыться там у своего старшего брата, но при входе в станицу снова был схвачен белыми и брошен в тюрьму со смертниками. Из тюрьмы его освободили партизаны Степанова.
Радушно встретили отряд Степанова жители станицы Платовской: всех бойцов разместили по домам, в доме торговца Мокрицкого организовали столовую.
На следующий день, 26 февраля, отряд Степанова ушел из Платовской, а 27 февраля в станицу прибыли отряд Т. Н. Никифорова и отряды И. С. Ковалева из Большой Орловки и С. А. Ситникова из Большой Мартыновки.
Никифоров давно добивался объединения этих отрядов, но объединения фактически не произошло. Они народились в одном месте и пытались действовать согласованно, но это было лишь условное объединение, так как отряды не имели единого командования и штаба. У них была общая задача - разоружить калмыков, вставших на сторону белых. Однако с этой задачей полностью справиться они не сумели. Калмыки успевали скрываться до прихода краснопартизанских отрядов в их станицы.
Они увозили с собой все оружие и прятались в балках. Не принимая открытого боя, калмыцкие конные отряды всегда уходили от преследования, используя свою подвижность.
Белые энергично мобилизовывали силы для борьбы с Советской властью. Во время похода отряда Никифорова по калмыцким станицам в станице Батлаевской, в калмыцком хуруле (церкви), был схвачен крупный белогвардеец Митрофан Багаевский. После самоубийства генерала Каледина Багаевский исполнял обязанности наказного атамана. Затем он скрылся, и о нем ничего не было слышно. И вот оказалось, что он - у калмыков, ведет тайную мобилизацию их в белогвардейские отряды.
Багаевский не случайно оказался именно в калмыцких станицах: здесь он нашел благодатную почву для своей работы. Калмыки Сальского округа, владевшие крупными земельными наделами, стадами овец и табунами лошадей, охотно становились на сторону белогвардейцев, особенно тех, кто открыто ратовал за восстановление монархии. Если принять во внимание, что Багаевский пользовался доверием зажиточного казачества, то станет ясным, какую опасность представляла эта персона.
Красные партизаны, схватившие Багаевского, хотели расправиться с ним на месте, но воздержались от этого, решив, что такого маститого монархиста должны судить представители народа по прибытии всех краснопартизанских отрядов в станицу Платовскую. Об аресте Багаевского было послано донесение Ростовскому Военно-революционному комитету. Вскоре из Ростова была получена телеграмма за подписью Подтелкова, в которой говорилось, что Багаевского необходимо срочно направить в Ростов-на-Дону под личной охраной войскового старшины Голубева. Кто такой Голубев? Почему Голубеву доверяли Подтелков и Кривошлыков? Об этом следует сказать.
Войсковой старшина Голубев был эсером. После победы Великой Октябрьской социалистической революции он со своими сторонниками объявил Каледина, бывшего тогда наказным атаманом войска Донского, вне закона и многих его сторонников арестовал. Когда Каледин застрелился, а Багаевский скрылся у калмыков и К власти в войске Донском пришел генерал Попов, Голубев выступил и против Попова. Вскоре после того как Попов двинулся из Новочеркасска по казачьим округам Донской области, чтобы навести "порядок", Голубев с тремя сотнями казаков-фронтовиков начал преследование его отрядов. Действительно ли войсковой старшина Голубев боролся за Советскую власть и всерьез ли он преследовал генерала Попова, я в то время знать не мог.
Отряд Голубева вступил в Платовскую на второй день после прибытия в станицу отрядов Никифорова, Ковалева и Ситникова. В этот же день Голубев согласно распоряжению Донского ревкома убыл с арестованным Багаевским в Ростов, оставив за себя начальника штаба отряда Пучкова.
Для организации успешного преследования белогвардейских частей генерала Попова настоятельно требовалось объединить силы всех краснопартизанских отрядов и создать единое командование. Этот вопрос стоял и раньше, но, как я уже говорил, решить его не удавалось. Каждый отряд считал себя самостоятельным, и каждый командир отряда претендовал на руководящую роль в случае объединения. Наконец после длительных прений на совещании командиров отрядов в станице Платовской было принято решение, что координировать боевые действия отрядов будет Ситников и ему в оперативном отношении будут подчиняться командиры всех отрядов.
Наш отряд, созданный при освобождении от белогвардейцев станицы Платовской, был влит в реорганизованный отряд Никифорова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61