Траншеи, ходы сообщения, снежные валы — все это противник устроил ближе к вершинам, должно быть, там суше, чем на скатах.
За высотами — населенный пункт Кобриново и река Горный Тикич.
Правая часть полосы корпуса покрыта лесом, поэтому для наступления не выгодна. Но вот высоту с отметкой 223,2 следует захватить до начала общей атаки. С нее противнику удобно вести фланкирующий огонь по 6-й дивизии.
Сразу перед нашим передним краем и параллельно ему протекала безымянная речушка. Летом — воробью по колено, теперь она, вздувшаяся от паводка, желтая, бурная, стала серьезной преградой. А главное — берега этой речушки. Спуск к ней крутой, подъем положе, но очень длинный. Как бы не застрять здесь, в жидкой глине! Ясно, что танки, артиллерия на мехтяге и автотранспорт без подготовительных работ на тот берег не выберутся. До переднего края противника, до момента атаки отсюда еще километр-полтора, и это расстояние надо пройти быстро…
Посоветовались с корпусным инженером подполковником А. П. Сирюком, решили немедленно мобилизовать все свободные силы, обратиться за помощью к населению: рубить лес и перебрасывать его к нашему переднему краю, чтобы ночью положить настилы в «нейтралке» — на спусках к реке и на подъемах от нее. Между настилами, как бы связывая их, должен вырасти мост достаточной грузоподъемности.
Траншеи противника довольно далеко, и, если соблюдать осторожность, он вряд ли заметит наши приготовления.
Рекогносцировочная группа наша уже собралась восвояси, когда противник, заметив нас, произвел артиллерийско-минометный налет. Залегли, переждали.
— Все живы? — спросил я.
— Все!
— Никого не задело?
— Казенные сапоги! — засмеялся полковник Безуглый. — Голенище прошило!
— У кого больше? — поднимаясь, спросил полковник Дрычкин. Он приподнял пальцами полу шинели, а она как сито — будто моль ее всю зиму ела.
Чтобы скрыть от противника подготовительные работы, нам строго запретили посылать разведчиков за его передний край. Это разрешалось делать не раньше, чем за сутки до начала наступления. Даже полосу, которую обороняла 110-я стрелковая дивизия, мы примем от нее тоже накануне дня атаки.
Тут нам хорошо помог начальник разведотдела штаба армии полковник Т. Ф. Воронцов. Его разведчики добыли ценные сведения и притащили нескольких «языков». Допрос подтвердил, что враг ничего не подозревает.
2 марта генерал Галанин вызвал меня на ВПУ (вспомогательный пункт управления), что располагался в Звепигородке. Захватив с собой графический план наступления и еще раз продумав его, я поехал к командующему армией.
Он сказал мне, что вот-вот прибудет командующий фронтом. И действительно, вскоре маршал Конев вошел в комнату. Он был очень сосредоточен и сразу же, поздоровавшись с нами, приступил к делу.
— Выделим главное в подготовке операции, — сказал он. — Что на этот счет думает комкор?
— Товарищ маршал, главным считаю инженерное ее обеспечение.
— Это почему же?
Я рассказал о результатах рекогносцировки, о безымянной речушке с глинистыми берегами, спуститься к которой танки армии Ротмистрова если и смогут, то только «юзом», а уж подняться на противоположный берег — лишь при соответствующем инженерном обеспечении. Ведь дальнейшее продвижение наших войск и от этого зависит. Тем более что в полосе наступления только одна дорога — от Ольховца на Тальное, Умань — имеет твердое покрытие.
Доложил я также о том, что нами уже сделано — о заготовке настилов и т. п.
— А где ваш корпусной инженер?
— На месте этих работ.
— Можно его вызвать?
— Можно, только будет он не скоро — трудно добираться.
— Часа хватит?
— Вполне.
— Тогда вызывайте…
Маршал рассмотрел графический план наступления корпуса. Его внимание тоже привлекла высота 223,2. Он сказал, что овладеть ею нужно до начала общего наступления, даже до разведки боем.
Наконец-то появился и наш инженер-подполковник А. П. Сирюк. Внешний вид его как нельзя лучше подтверждал необходимость инженерной подготовки шинель и сапоги до колен были покрыты слоем глины.
Он представился маршалу.
— Доложите, чем вы сейчас занимаетесь.
— Пилим, рубим лес, товарищ маршал. Ночью подвозим к переднему краю, делаем настилы.
— Справитесь своими силами?
— Все саперы корпуса заняты этой работой, а также стрелковые батальоны второго эшелона. Но для ее ускорения хорошо бы получить еще саперный батальон.
— Хорошо, я сейчас еду в штаб фронта, посмотрю, что можно выделить вам.
Уже на следующее утро подполковник Сирюк позвонил мне: «Темпы работ значительно повысились!»
— Прислали саперов, Андрей Петрович?
— Так точно. Из управления фронта. Целых два саперных батальона.
В последнюю ночь перед наступлением саперы продолжали укладывать настил. К рассвету остался не замощенным лишь небольшой участок. Поскольку он находился в непосредственной близости к переднему краю противника, мы решили закончить работу во время артподготовки. Как ни странно, но гитлеровцы не обнаружили ничего до самого конца. Видимо, были убеждены, что наступать в такую распутицу нельзя.
Все шло хорошо, однако чувство беспокойства не покидало штаб корпуса. Впервые наступали мы в таких сложных условиях, слишком много было ниточек, оборвав которые, противник мог сорвать весь план.
Как и было условлено, накануне наступления 6-я дивизия одновременно с подразделениями 78-го корпуса атаковала высоту 223,2. Генерал Смирнов доложил:
— Высота наша! — И несколько позже: — Прочно закрепились на ней. Наши действия были полной неожиданностью для фашистов.
На высоте тотчас были установлены на прямую наводку орудия, а корпусной инженер направил туда саперов, которые устроили противотанковые и противопехотные минные заграждения. Теперь высота надежно обеспечивала наш фланг.
Еще до рассвета 5 марта офицеры-операторы опросили наблюдательные пункты дивизий. На участках было тихо. Все находились на своих местах. Не оказалось только командира 5-й дивизии полковника Афонина. На вопрос: «Где он?» — последовал ответ: «В пути на свои „глаза“ (наблюдательный пункт)».
В 6.54 земля вздрогнула, воздух всколыхнул огромной силы залп, перешедший затем в непрерывный грохот сотен стволов. Выделялись резкие звуки «катюш».
Артподготовка продолжалась около часа. По общему сигналу гвардейцы пошли в атаку. Бой развивался неравномерно. 6-я дивизия Смирнова, построив боевой порядок — все три полка в линию, двинулась вперед с выгодной позиции, с рубежа высоты 223,2, но, попав под сильный огонь из лесного массива, залегла. (Из-за нелетной погоды на авиацию нельзя было рассчитывать.) Лишь после повторного огневого налета по вновь обнаруженным целям дивизия, уже после полудня, ворвалась в первую траншею врага, а затем углубилась в лесной массив.
На действиях 5-й дивизии сказалось запоздалое прибытие Афонина на наблюдательный пункт. Однако и там повторные огневые налеты несколько улучшили дело.
Наибольший успех обозначился в левофланговой дивизии, 7-й. Она овладела Ольховцом.
Звоню ее командиру Дрычкину:
— Все танки непосредственной поддержки пехоты забираю у Афонина и передаю тебе. Используй…
— Постараюсь…
— Сохранился мост в Ольховце?
— Взорван.
— Надо строить. Нужен не только корпусу.
— Саперы уже там.
Заранее подготовленный бревенчатый настил очень помог нам. Как только пехота взяла высоты, танки корпуса генерала Кириченко, артиллерия и автотранспорт двинулись вперед. Аварийные группы саперов следили за настилом.
Наши уже очистили от противника высоту, которую мы наметили под новый наблюдательный пункт. Связисты успели подать туда провод. Говорю начальнику штаба:
— Михаил Иванович, пока я перебираюсь на новый НП, бери управление на себя. Есть что-нибудь новое?
— Есть. В Ольховце обнаружены склады с большими запасами сахара. Я уже доложил об этом в армию.
— Поставьте охрану, пусть сдадут сахар на анализ (уже были случаи, когда противник отравлял оставляемые продукты). На высоте мы долго не задержимся, передвинемся ближе к шоссе.
С нового наблюдательного пункта мы увидели десятка полтора орудий и несколько танков, брошенных противником. А подальше хорошо просматривались боевые порядки 5-й дивизии, быстро приближавшейся к Кобринову: Афонин исправлял свою оплошность.
Часть танков корпуса Кириченко, несмотря на все принятые меры, застряла в грязи. Если бы не настилы и прочие меры инженерного обеспечения, танки едва ли смогли бы выйти на рубеж атаки.
Успех развивался. Корпус вот-вот должен был выполнить ближайшую свою задачу. Один полк 6-й дивизии уже вышел на южную опушку леса, а второй приближался к ней.
Наш левый сосед, 21-й корпус, несколько отстал, так как на его пути был большой лесной массив. Неожиданно усилилось сопротивление врага и в нашей полосе. Он ввел в бой 91-й горнострелковый полк, армейские запасные батальоны и даже «артиллеристов по-пехотному» — 94-й полк, который бросил на огневых позициях все свои пушки.
Лишь на следующий день мне удалось выполнить свое намерение перебраться поближе к большаку. Мы воспользовались наблюдательным пунктом противника близ дороги, идущей от Звенигородки в Тальное. Отсюда очень хорошо видны занятые гвардейцами высоты, а в редком лесу, что левее, вражеские танки. Они вели огонь по наступавшим частям 21-го корпуса.
Связисты уже обеспечили связь, и я доложил командующему армией, где нахожусь и что вижу.
— Что-то ты путаешь. Фоменко (21-й корпус) давно этот лес прошел, а танки там наши, — сердито ответил он.
Танки противника нам вскоре изрядно насолили. Перемещаясь вперед, вдоль опушки леса, штаб корпуса попал под интенсивный огонь и вынужден был вернуться в Ольховец. Пришлось вторично помянуть этот лес и противника в нем, докладывая Галанину. Правда, сделал я это через штаб — самому уже не хотелось.
К вечеру ближайшая задача корпусом была выполнена. 5-я и 6-я дивизии обходным маневром овладели крупным селом Кобриново, а 7-я — населенным пунктом Гусаково.
Отступление противника все больше превращалось в бегство. После Корсунь-Шевченковской операции он стал чрезвычайно чувствителен к своим флангам. Чуть только наметится угроза охвата, сразу же бежит.
За сутки корпус проходил по 20 и более километров и 8 марта с ходу форсировал Горный Тикич. Берега этой реки очень круты, и она могла бы стать серьезным препятствием для наступающих, но благодаря инициативе, проявленной в полках, удалось захватить невредимыми мосты. Так, пятеро наших разведчиков под командой Шамшина — дважды кавалера ордена Славы, отыскав брод, перешли ночью Горный Тикич, напали на охрану моста, перебили 11 гитлеровцев, овладели пулеметом и с его помощью удержали мост до подхода главных сил.
Дивизии корпуса почти одновременно вышли к городу Тальное. Здесь отряд 16-го полка захватил целехоньким железнодорожный мост. 5-я и 6-я дивизии погнали врага дальше, к Умани, а 7-я при содействии частей 5-й и 80-й дивизий ночным штурмом освободила Тальное. Гвардейцы Дрычкина захватили в городе 35 танков, 8 орудий, 250 автомашин, 4 склада с боеприпасами и большие запасы продовольствия.
Впереди, уже недалеко, Южный Буг, а за ним — Днестр и государственная граница. Туда мы стремились, и стремление это было настолько велико, что пехотинцы почти не отставали от танковых соединений.
Все офицеры штаба корпуса проявляли высокую оперативность. Их усилия обеспечили устойчивое управление войсками. А как это было трудно, иллюстрирует такой факт: из Кобриновой Гребли командный пункт переехал в Тальное и в тот же день — в Белашки, потом, не пробыв там и суток, — в Легезино, а спустя несколько часов — в Бабанку.
Быстрое продвижение наших войск создавало большие трудности и для военной контрразведки. Немецкий абвер буквально засеивал диверсантами пути отступления своей армии.
Одного из этих агентов задержал контрразведчик из 5-й дивизии майор В. Г. Остапчук. На допросе тот признался, что принадлежит к абвергруппе 104-А, что оставлен в числе десятка диверсантов и задачи у них конкретные: убивать советских солдат и офицеров, когда те окажутся в одиночестве, изымать личные и служебные документы, карты и прочее, пересылать все это через линию фронта.
Диверсант попросил контрразведчика прервать допрос, чтобы он мог, дескать, собраться с мыслями и рассказать все подробно и по порядку. Остапчук разрешил ему отдохнуть в соседней комнате, под охраной, разумеется. Там, на подоконнике, кто-то оставил гранату-лимонку. Ее сразу же приметил диверсант и, пользуясь беспечностью конвоира, незаметно овладел ею.
Работая над протоколом допроса, Остапчук услышал за дверью окрик конвоира, стук захлопнувшейся двери. Майор сразу догадался, в чем дело, и выскочил во двор. Диверсант бежал к сараю, за угол. Увидев Остапчука, он выдернул из лимонки предохранительную чеку. То ли по неосторожности, то ли видя безвыходность своего положения, диверсант отпустил рычажок, и граната взорвалась у него в руке. Остапчук спасся тем, что отпрянул за угол сарая.
Немецкие фронтовые части драпали на запад так резво, что иной раз обгоняли свои тылы и многочисленные службы оккупационной администрации. Тот же майор Остапчук задержал машину с одним из начальников жандармского управления в Умани и его переводчицей Лидией Руденко. Жандармский офицер пытался бежать и был убит, а переводчица дала подробные показания о кровавой деятельности жандармерии, гестапо и команд по уничтожению пленных и населения.
Почти каждый день приносил неожиданные встречи. Солдаты, политработники и командиры 4-й гвардейской армии освобождали из фашистской неволи своих земляков. Из села Косенивки Бабанского района оказался родом начальник штаба армии генерал-лейтенант К. Н. Деревянко. А когда освободили Умань и вышли к реке Ятрань, ко мне обратился начальник оперативного отдела штаба нашего корпуса полковник А. И. Безуглый:
— Разрешите отпуск дня на два…
— Зачем это, Андрей Иванович? — удивился я.
— Родители жены не успели из Умани эвакуироваться в сорок первом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38