стала я его просить наш город взять, но он мне отвечает: «Возьмем мы его обязательно, но только сделать это не так просто, потому что брать его в два приема придется. Сначала я один маневр сделаю, а потом на него пехота двинется».Звал меня при себе остаться. «Поедем, говорит, со мной дальше». Но только я ему прямо заявила, что с ним поехать не могу. И уж не знаю, послушается он меня или не послушается, а только я ему указание сделала, чтобы лишних женщин у него в штабе не было… Я ведь враз заметила, еще когда только вошла, ходит там одна в форме, а из-под шапки патлы рыжие чуть не до пояса. Даже у дежурного спрашиваю: «Кто такая?» Он объясняет, что связистка, мол. Я Колюшке своему и говорю: «Зря это ты затеял». Он было вертеться начал: «Она, говорит, одна и очень заслуженная, даже орден имеет». Ну я тогда напрямик: «Орден, говорю, это очень хорошо, а волосы пускай твоя связистка спрячет, нечего на войне мужчин волновать». Потом разговор опять зашел, чтобы я у него побыла. «Не могу, потому что коза у меня недоена, доктор Великанов не обедал и больницу вскорости открывать придется». Он и уступил. «Тогда, говорит, назови откровенно, чего тебе требуется?» Тут уже я стесняться не стала и объяснила, что требуется мне керосин и мыло. Он сейчас же распоряжение дал. Мне машину подали, а в нее бидон поставили и мыла десять кусков положили… Уезжать стала, спросила – скоро ли генералом будет? Говорит: «Постараюсь поскорее, потому что самому хочется, но только быстро это не делается…» Так что, Арсений Васильевич, теперь мне уже больше и желать нечего. За Колюшку больше не волнуюсь, он к делу пристроен…Доктор Великанов заметил, что, повидавшись с сыном, степенная Ульяна Ивановна стала еще степеннее и величественнее, и он нашел, что к ней это очень идет. Глава четырнадцатая На следующее утро, несмотря на мороз, доктор Великанов самым решительным образом заявил о своем намерении идти в лес, на место летней стоянки, с целью разыскать и извлечь спрятанную печать. Ульяна Ивановна изъявила желание ему сопутствовать. Другим добровольцем, примкнувшим к экспедиции, оказался Санька-Телефон.Зима, богатая в том году снегом и инеем, настолько изменила лесной пейзаж, что понадобилось часа полтора, чтобы разыскать знакомое место.Печать оказалась в полной сохранности.– Она цела, Ульяна Ивановна! – воскликнул доктор, осматривая маленький кружок. – Теперь дело за больницей.– А зеленый абажур-то, батюшка? – Поди ведь, разбили его. Как вы без него обойдетесь?Доктор Великанов внимательно посмотрел на Ульяну Ивановну и убедился, что слова ее шли от души и вовсе не были продиктованы иронией. Было ясно, что вопрос о зеленом абажуре становится актуальным.– Дорогая Ульяна Ивановна, – весело сказал доктор, – бесспорно, зеленый абажур – превосходная вещь, в некотором роде – это венец комфорта, но не будем преувеличивать его значение. Я стал менее привередлив и был бы счастлив теперь работать при любом освещении.Всю обратную дорогу доктор Великанов был оживлен и разговорчив.– Теперь я могу не скрывать, Ульяна Ивановна, – говорил он, – что в иные минуты наших скитаний, когда мы подвергались серьезной опасности, случалось, что мое сердце сжималось от страха, но я могу быть доволен тем, что ни разу, ни при каких обстоятельствах я не терял самообладания. В невыносимо тяжелых для русского советского человека условиях фашистской оккупации я черпал утешение в сознании, что мог приносить пользу Родине и способствовать ее победе. Что же касается вас, Ульяна Ивановна, то я любовался вами…– Вот уж нашли кем любоваться! – сказала Ульяна Ивановна и, зардевшись, потупила взор. – Вы, Арсений Васильевич, говорите – самообладания не теряли, а я сколько раз теряла…– Когда же, Ульяна Ивановна? – удивленно спросил доктор.– Первый раз в комендатуре, когда нас грабить начали; второй раз, когда на арбайт ходила. Здесь я уж совсем не выдержала.Доктор спорить не стал.– Я любовался вами, Ульяна Ивановна, – повторил он. – Меня восхищало ваше мужество, ваше уменье преодолевать трудности, ваш гуманизм и, наконец, ваше чувство собственного достоинства, которое не покидало вас ни на минуту.Воздав должное личным качествам своей неизменной спутнице, доктор Великанов обратил красноречие к Саньке-Телефону.– Я не могу тебя хвалить, мой юный друг, потому что похвалы могут тебя испортить, – сказал он, – но, на мой взгляд, ты обладаешь всеми качествами, чтобы стать замечательным советским человеком…Доктор положил руку на голову Саньки.– Никогда, ни при каких обстоятельствах не забывай того, что видел! Будь весел, добр, гуманен, но не будь благодушен. Всегда и везде помни, что твоя Родина молода, прекрасна и могуча и что есть люди, мечтающие погасить взошедшее над ней солнце. Выбери любую полезную профессию и трудись для Родины, но не переставай быть воином.Короткий зимний день пролетел незаметно. Вечер уже ознаменовался неожиданным и очень знаменательным событием.– Доктора Великанова и Ульяну Ивановну немедленно в партизанский штаб требуют! – важно сообщил, просунув в дверь голову, Санька-Телефон. – Чтобы сейчас же шли и оделись почище – банкет будет.Обращаясь к доктору и сестре-хозяйке в третьем лице, Санька полагал, что таким образом достигается большая официальность и торжественность приглашения.Но доктор Великанов не обратил на это внимания.– Банкет? – спросил он. – Да ты, пострел, знаешь, что такое банкет?– А то! – обидчиво ответил Санька.– Что же это такое, по-твоему?– А вот! – Санька выразительно щелкнул себя двумя пальцами по шее. – В аккурат в семь часов начнется.– Уж идти ли нам туда, батюшка? – в сомнении спросила Ульяна Ивановна доктора Великанова. – А ну и впрямь дебоширство получится? Наред в лесу одичать мог, да и посуда, чай, немытая…– И все-таки мы пойдем, Ульяна Ивановна, – весело отозвался доктор.– Что же, вы и пить тоже будете?– Обязательно!Ульяна Ивановна с недоверием и любопытством посмотрела на доктора, но так и не поняла – смеется он или говорит правду.Но, по-видимому, доктор не шутил. Разыскав в чемодане бритву, он не без торжественности приступил к ее правке.– Никак бриться думаете? – спросила Ульяна Ивановна.– Всенепременно! – ответил он.– Усы и бороду или одну только бороду?– И усы и бороду, Ульяна Ивановна.– Тогда, Арсений Васильевич, воротничок и галстук надеть придется?– Разумеется.– Так я приготовлю. Да и самой, должно быть, нужно кое-что поискать.Минут через сорок наши герои с немалым изумлением рассматривали друг друга. Перед Ульяной Ивановной стоял настоящий городской доктор Великанов. Доктор же увидел рядом с собой шуршащую шелками даму – уже седую, но в высшей степени представительную.Все более настраиваясь на праздничный лад, Ульяна Ивановна извлекла из каких-то тайников небольшой флакон «Духов трефовой дамы» и кружевной носовой платок. Каково же было ее удивление, когда доктор, услышав запах духов, попросил:– Брызните, Ульяна Ивановна, чуточку и на меня.Еще раз с удовольствием осмотрев себя и друг друга, наши герои надели шубы. Напялив на голову свою шляпу, доктор подошел к зеркалу.– Я нахожу, Ульяна Ивановна, – сказал он, рассматривая себя, – что в общем получился довольно стройный ансамбль: шляпа и воротник из Злой Греты прекрасно гармонируют друг с другом.Как ни была благодушно настроена Ульяна Ивановна, но это заявление глубоко ее возмутило.– Собачий-то воротник гармонирует? – с негодованием запротестовала она.– Я, конечно, вовсе не утверждаю, что рыночная ценность этого воротника равна стоимости бобра, – мягко возразил доктор. – Но самое понятие ценности нуждается в некотором уточнении. Цена этого воротника – несколько десятков сохраненных жизней партизан, Ульяна Ивановна. Затрудняюсь определить, скольким миллионам это равняется и может ли вообще быть переведено на миллионы, но такой воротник меня вполне устраивает.Выйдя на улицу, Ульяна Ивановна была ошеломлена совершенно неслыханной вещью – доктор Великанов взял ее под руку. Хотя и было темно, ей показалось, что все Большие Поляны смотрят в эту минуту на нее и на доктора Великанова. И от этого грудь Ульяны Ивановны заволновалась глубоко и порывисто.Между тем, доктор Великанов продолжал рассуждать:– В пору исторических потрясений очень многое становится условным и относительным. Пример с собачьим воротником может быть обобщен. Не является ли сегодняшний банкет, на который мы приглашены, одним из замечательных событий нашей жизни? И у меня есть все основания полагать, Ульяна Ивановна, что это далеко не последнее счастливое событие, участниками которого нам предстоит стать. У меня слишком много оснований для такого оптимизма.Рассуждая таким образом, доктор Великанов довел Ульяну Ивановну до партизанского штаба, открыл дверь и… на глазах своей пораженной спутницы взлетел вверх.Чудесного в этом ровно ничего не было. Доктор Великанов и Ульяна Ивановна настолько запоздали на банкет, и собравшиеся раньше их партизана успели организовать некий заговор. В ту минуту, когда пост у окна (это был Санька-Телефон) сигнализировал: «Идет!», все сгрудились у двери и с криком: «Качать доктора Перца!» дружно в него вцепились.Зная комплекцию доктора и силу партизанских рук, наводивших ужас на самых дюжих немцев, мы без труда можем представить, как легко был оторван от земли доктор Великанов и как высоко взлетел он вверх. Справедливость требует, впрочем, отметить, что он не очень протестовал против такой встречи.Когда же веселая кутерьма, вызванная приходом доктора, несколько улеглась, Ульяне Ивановне стало ясно, что ее тревоги и опасения были напрасны. Банкет обещал быть весьма приличным банкетом, о чем свидетельствовал опрятно накрытый стол и тщательно выбритые лица его участников. На некоторых были скромные защитные гимнастерки с чистыми подворотничками, а на других – пиджачные пары с галстуками. Один из партизан сразу же привлек внимание Ульяны Ивановны своим особенно благообразным видом, и она потихоньку осведомилась у Василия Степановича – кто это такой.– В нашей десятилетке географии учит, а звать его Виктор Захарович, – объяснил Василий Степанович.– Очень приличный товарищ! – похвалила Ульяна Ивановна и показала на другого – в сером костюме: – А это?– Это нашей эмтээс директор.– Тоже приятный мужчина. А вот тот, что у окна стоит?– Этот эмтэфэ заведует.Что такое эмтэфэ, Ульяна Ивановна не поняла, но титул заведующего успокоил ее своей солидностью.Помимо перечисленных, был здесь и председатель сельсовета, и секретарь партийной организации, агроном-семеновод, и инструктор физкультуры. На голову над другими возвышался бородатый Дуб, в котором Ульяна Ивановна сразу распознала своего спасителя в ее опасном предприятии. Гладко причесанный он очень смущался своего большого роста. Что касается самого начальника – Дяди Миши, то он оказался вовсе не дядей и не Мишей, а довольно еще молодым человеком – вторым секретарем райкома партии – Сергеем Андреевичем. Вторым Сергеем был уже знакомый нам товарищ из горздрава – Сергей Прокофьевич.Когда вино было разлито по кружкам и стаканам, поднялся Сергей Андреевич.– За Советскую Армию, за народ, за партию! – коротко сказал он.Сказал негромко, но такое дружное в ответ ему грянуло «ура», что стекла в окнах, не привыкшие к партизанским голосам, испуганно зазвенели.Ульяна Ивановна посмотрела на доктора Великанова и увидела, что он стоя до конца осушил свой стакан. Она последовала его примеру.– А теперь слово имеет наш начальник штаба – Виктор Захарович, – сказал Дядя Миша.Виктор Захарович – тот самый, которого Ульяна Ивановна нашла очень приличным товарищем, встал и откашлялся.– Буду краток, товарищи, – сказал он. – Сегодня я подвел итоги боевых действий нашего отряда «Красная стрела» и желаю вас вкратце с ними ознакомить. Что мы имеем на своем счету на сегодняшний день? Имеем мы вот что: штабов немецких три, в том числе два полковых и один карательного отряда. Уничтоженных машин – семьдесят шесть, танков – четыре, повозок – сто восемь мостов железнодорожных – два, крушений железнодорожных – шесть, сожженных складов – восемь, уничтоженных врагов – семьсот десять, из них офицеров – сто два. Для большей наглядности могу сказать, что на каждого участника нашего отряда, в том числе и на связистов, приходится по восемь целых и семь сотых фашиста, включая в это число по одному целому офицеру. Особо отмечу, что Иван Петрович Черезов, известный под партизанской кличкой дедушки Дуба, уничтожил один сорок пять фашистов, в том числе десять офицеров…Свою суховатую, но в высшей степени любопытную справку Виктор Захарович уместно закончил здравицей за партизан, русских, украинских и белорусских, и за патриотов всех стран, поднявших оружие против фашизма.Здравица была принята, если можно так выразиться, единогласным звоном бокалов, а затем слово для вопроса докладчику попросила Ульяна Ивановна. С ее стороны это было смело, но ей не терпелось уточнить одно обстоятельство.– Меня интересует, – сказала она, – вошел ли в число убитых врагов ефрейтор Дрихель, который был уничтожен поблизости от села Большие Поляны?Вопрос был задан резонно, так как сразу выяснилось, что Дрихель от учета ускользнул. После поправки, сделанной Ульяной Ивановной, на каждого партизана пришлось не восемь целых и семь сотых, а восемь целых и восемь сотых фашиста.Потом выступил дедушка Дуб. Собственно, он не собирался выступать, но этого потребовали участники банкета. Был он смущен и поэтому начал свою речь странно, точно оправдываясь:– Совершенно верно, – сказал он очень густым басом, – про меня верно здесь сказали, что я их бил. Только, товарищи, бил я их за дело, потому что не я к ним пришел, а они к нам. И не бить их было невозможно, потому что они всю нашу жизнь расстроили и всю эмтээс сожгли. И мою жену, которая раненого красноармейца у себя прикрыла, они же казнили… И прощать им этого было нельзя…Дедушка Дуб замолчал, и стало на некоторое время тихо, потому что каждый вспомнил о своем пережитом, о многих товарищах, павших в боях с врагом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17