https://wodolei.ru/catalog/unitazy/rossijskie/
Да помойся сначала, опускаться нечего… А помереть – дело дурацкое и совсем нехитрое – от него немцу радость… До своих дожить надо. Бери ложку-то… Пюре – это самое диетическое… Да долго мне тебя уговаривать!.. Ведь я тебя, Марковна, за умную старуху считала.Прикрикнет Ульяна Ивановна на больную и, странное дело, глядишь – той лучше становится: поднимется, помоется, горяченького съест и оживать начнет.– Спасибо, Ульяна Ивановна, вовек не забуду!Немало людей сумела взбудоражить и поднять с постели Ульяна Ивановна, но бывали и такие случаи, когда не помогали ни пюре, ни чай, ни суровые слова. Посуетится, покричит Ульяна Ивановна, а ничего не получается – совсем в человеке силы нет.– Ну уж ладно, лежи спокойненько, не буду тебя донимать. А вечером доктора приведу – он лекарство даст.Скажет так, отвернется и слезинку смахнет.А скоро Ульяну Ивановну постигла настоящая, неотвратимая беда.Произошло это хмурым осенним утром, когда доктор Великанов и Василий Степанович только что ушли на работу.Заперев за ними дверь, Ульяна Ивановна взялась было за приборку избы; вдруг в сенях раздался громкий и повелительный стук.«Немцы, – догадалась Ульяна Ивановна, – свои так нахально ломиться не будут».Она не ошиблась. Порог избы переступил, держа наготове автомат, немецкий солдат; из-за его плеча выглядывал Дрихель. Сердце Ульяны Ивановны дрогнуло от тоскливого предчувствия.Увидев сестру-хозяйку, ефрейтор осклабился.– А, матка! – сказал он и, вытащив лист бумаги, сел за стол. – Как твой имя и фозраст?– На что это вам понадобилось? – осмелилась спросить Ульяна Ивановна, когда роковая запись была сделана.– Арбайтен путешь, – ответил Дрихель и, встав, покосился на постель доктора.«Ой, сопрет что-нибудь, – мелькнуло в голове Ульяны Ивановны. – И как это я прибрать не успела!»Так оно и вышло. Стуча сапогами, Дрихель шагнул к кровати, сорвал одеяло и, поднеся его к окну, внимательно разглядел на свет. По-видимому, осмотр удовлетворил его. В высшей степени аккуратно прижав одеяло подбородком к груди, он сложил его и повесил на руку, как это делают базарные торговцы.После этого он нагло подмигнул Ульяне Ивановне и произнес:– Руски шляфен фредно. Руски должен арбайтен.Ульяне Ивановне очень хотелось схватиться за кочергу, но, увы, совсем близко от нее чернело дуло автомата, угрожающе торчащего в руках солдата.Мысль об организации принудительных работ для оставшегося в селе населения принадлежала самому господину коменданту, обер-лейтенанту Ренке. Этот трус, живший последнее время в состоянии повседневного трепета за свою шкуру, изобрел целую систему оборонительных сооружений. Расположенные в лесу, примыкавшем к школе, они, по мнению, коменданта, должны были обезопасить его особу от возможных неприятных неожиданностей. Практическое осуществление этой затеи было поручено ефрейтору Дрихелю.Тяжесть труда, разумеется, меньше всего страшила Ульяну Ивановну, но одна мысль о том, что работа предназначается для врага и служит его целям, приводила ее в гнев и отчаяние. Доставленная на место работы, где было уже собрано десятка два старух, она дала волю своему негодованию.– Что же это такое, бабы, получается? – с дрожью в голосе говорила она. – Разве мыслимо в таком деле участвовать – собственных злодеев оберегать?Работа шла под надзором двух солдат, а руководил ею сам Дрихель. После двух или трех его окликов, приправленных немецкой и русской руганью, над местом работы воцарилось напряженное молчание, прерываемое только лязгом лопат, вгрызавшихся в лесную, проросшую корнями, никогда не копанную землю. Видимое усердие шло не от доброй воли, но оно глубоко возмутило Ульяну Ивановну. 7 – Ал. Шубин 97 – Чего стараешься? Или немецкое «спасибо» заработать хочешь? – сердитым шепотом спросила она соседку, маленькую, не погодам крепкую старуху, торопливо орудовавшую тяжелой и неуклюжей лопатой.– Спасибо ихнее нам без надобности, а отделаться скорей… Стыд-то терпеть неохота…Соседка только плотнее сжала губы и еще чаще замахала лопатой. Однако Ульяна Ивановна заметила, что лопата была почти пуста. Она повернулась в другую сторону и увидела сравнительно не старую еще колхозницу, с трудом ворочавшую непомерно тяжелым заступом. Отечные, уродливо толстые ноги и тяжелое хриплое дыхание говорили о тяжелой ее болезни.– На, лопатку мою возьми, она полегче, – предложила Ульяна Ивановна.Больная с благодарностью взглянула на сестру-хозяйку. Передавая лопату, та успела ей посоветовать:– Ты силенки-то поберегай… Одним глазком на лопату, а другим – на паршивца на этого смотри. Отвернется – ты и передыхни.По простоте душевной Ульяна Ивановна полагала, что ее действия и слова остаются не замеченными Дрихелем, но дело обстояло совсем не так. Ее большая, заметная и малоподвижная фигура с самого начала привлекла внимание злого и дотошного немца. Даже отвернувшись, он не переставал за ней наблюдать и прислушивался к ее речам.И каково же было удивление и испуг сестры-хозяйки, когда в конце рабочего дня она увидела устремленный на нее взгляд его светлых круглых глаз и услышала окрик:– Ти патшему не работаль, а? Стояль, а не работала. Ответшай, руски корова!Краска бросилась в лицо Ульяны Ивановны. Но как ни был силен ее гнев, она поняла необходимость соблюдать внешнее спокойствие и промолчала, что еще больше рассердило Дрихеля.– Патшему стояль, а не работаль? – повторил он и замахнулся палкой.Ульяна Ивановна побледнела.– Ты не очень махай! – сказала она. – Я не пугливая. Что же, по-вашему, и постоять, подумать нельзя?Понял ли Дрихель целиком всю фразу Ульяны Ивановны – сказать трудно, но смысл ее уразумел.
– Потумать? – фальцетом выкрикнул он. – Тумать мошет немец, руски должен арбайтен! Арбайтен фюр немец! Если руски не путет арбайтен, ер золь штербен!Вытащив пистолет, Дрихель направил его в лицо Ульяны Ивановны.И здесь, перед лицом неминуемой смерти, под дулами двух автоматов и пистолета, Ульяна Ивановна обрела храбрость.– Если думать нельзя, то и жить незачем, – громко сказала она. – Стреляй, сволочь!С упавшим на плечи платком, седая и величественная, Ульяна Ивановна шагнула вперед.Теперь побледнел Дрихель. Оглянувшись, он увидел два десятка хмурых и истощенных лиц, на каждом из которых застыло выражение ненависти, томительного ожидания и страдания.Конечно, сила оставалась на его стороне – он мог, и притом безнаказанно, убить Ульяну Ивановну, но это казалось недостаточным: целью Дрихеля было сломить упорство вставшей на его пути женщины. И одной ее смерти для этого было мало. Он сунул пистолет в кобуру и раздельно произнес:– Ти путешь умирать, но перва путешь арбайтен фюр немец. Так коворит мой немецки воля. Фот!.. Если ти путешь ошень карашо делать свой арбайт, ти, мошет, путешь шиф… Я путу смотреть твой арбайт. Фот!Оглянувшись, Дрихель выбрал густо заросшую площадку, где, по его мнению, корни деревьев и кустов особенно крепко связывали землю, и отмерил прямоугольник длиной в три, а шириной в два метра.– Ти путешь один копать эта яма. Я путу приходить и видеть…Оставшись одна, Ульяна Ивановна всецело предалась горю и гневу. Но как ни сильны были обуревавшие ее чувства, они не могли помешать ей сделать кое-какие здравые и весьма решительные умозаключения. Прежде всего она в самом зародыше убила мысль о какой бы то ни было капитуляции.– Черта им рогатого, а не арбайт! – формулировала она свое решение и очень гневно вонзила заступ в вязкую землю.Последующие же действия могли показаться несколько странными. Некоторое время она молча смотрела на воткнутый в землю заступ, потом весьма решительно выдернула его из земли, вытерла, поплевала на руки, подошла к ближайшей сосне и изо всей силы немного наискось ударила по ее коричневому стволу. Удар был хорош: дерево загудело, а из-под сбитой коры выглянула желтая, глубоко рассеченная древесина. Удовлетворенная пробой, Ульяна Ивановна засучила рукава вязаной кофты, подоткнула подол юбки и скрылась в густых кустарниках рядом с тропинкой, ведущей к комендатуре.Уже начинало вечереть, когда на этой тропинке показался Дрихель. Уповая на близость комендатуры и святость запретной зоны, он шел довольно беспечно. Впрочем, это объяснялось до некоторой степени приятным обедом и шнапсом. Шагая по тропинке, он размахивал руками и даже улыбался. Эта-то пакостная улыбка и удвоила силу и решимость Ульяны Ивановны, выросшей на пути своего мучителя.– Смеешься, вошь ползучая? – вопросила она, вздымая над пилоткой Дрихеля свое испытанное оружие. – Вот тебе арбайт!Будь ефрейтор трезвее, возможно, он мог бы увернуться от несколько медлительного удара, тем более, что, нанося его, Ульяна Ивановна от брезгливости и страха на мгновение зажмурилась, но он сделать этого не сумел. Открыв глаза, сестра-хозяйка убедилась, что враг ее повержен.Победа была полная, но, одержав ее, Ульяна Ивановна сейчас же с предельной отчетливостью представила безвыходность своего положения. Исчезновение Дрихеля неминуемо будет скоро открыто, а улик против нее более чем достаточно. И добро бы пострадала одна она, но что будет с доктором Великановым?Сорвав с плеч косынку, Ульяна Ивановна вытерла покрывшийся холодным потом лоб и бессильно прислонилась к дереву. Отчаяние ее было так велико, что она почти совсем не испугалась, когда сзади нее зашумели ореховые заросли.«Будь что будет», – сказала она себе и повернулась лицом к новой опасности.Каково же было ее изумление, когда она увидела того самого лесного великана, с которым встретилась во время памятной для нее экспедиции за разбросанными по лесу вещами. На этот раз Ульяна Ивановна заметила на его лице подобие улыбки.– Дура ты, дура! – прогудел великан, с непостижимой для его роста бесшумностью выбираясь из кустов. – Чего ты наделала?Ошибиться было нельзя – в голосе незнакомца звучало явное сочувствие, и это заставило сестру-хозяйку всхлипнуть и по-детски сказать:– Выручи, дедушка…Некоторое время незнакомец молчал, оценивая обстановку. Потом, сдвинув на затылок кепку, проговорил:– Экая нетерпеливая, угораздило же тебя!.. «Выручи, выручи», а как?… И разве в одной тебе толк? Теперь все село выручать надобно…– Ты партизан, дедушка? – с надеждой спросила Ульяна Ивановна.– Может, партизан, может, медведь, а может, сам леший – это уж полагай, как хочешь, – не очень ласково проговорил незнакомец. – Лясы мне с тобой точить некогда, наделала ты мне теперь делов до полуночи… Придется на себя принимать.Что означала последняя фраза, Ульяна Ивановна не поняла, но почувствовала большое облегчение.– Может, тебе помочь требуется? – осведомилась она.– Помощи мне не требуется, твое дело сделано, оботри лопату да задами домой иди… Саньке, коли он там, скажешь, чтобы чертометом к Горелому кордону летел… Запомнила? И чтобы язык за зубами…Проводив глазами Ульяну Ивановну, незнакомец деловито приступил к уборке остатков рьяного служителя комендатуры.
Едва ли нужно говорить о том, как глубоко был взволнован доктор Великанов, когда, вернувшись домой, он обнаружил исчезновение Ульяны Ивановны. Вести, которые принес отправившийся на разведку Василий Степанович, расстроили его еще больше. Тем сильнее была его радость, когда Ульяна Ивановна, бледная, изможденная, но живая и здоровая, перешагнула порог дома.– Ульяна Ивановна, рассказывайте скорее, что с вами случилось? – потребовал он.– Ничего не случилось, Арсений Васильевич, – почти прошептала она, косясь на Василия Степановича.– Ульяна Ивановна! – очень серьезно сказал доктор Великанов, – я прекрасно вижу, что с вами случилось что-то серьезное… Кто вас обидел?При этом вопросе голос доктора гневно дрогнул, а пальцы грозно забарабанили по столу.– Этот… лысый из комендатуры обидел, – пожаловалась Ульяна Ивановна.– Что он сделал? – прерывающимся голосом спросил доктор, приподнимаясь из-за стола. – Рассказывайте все! Имейте в виду, что Василий Степанович наш друг и при нем можно быть откровенной.И здесь Ульяна Ивановна заплакала, а поплакав, весьма обстоятельно рассказала все.– Ударила я его и думаю: что же теперь будет?… Я-то еще ничего – сама знала, на что шла, а вы-то, вы-то, Арсений Васильевич?!– Обо мне вы напрасно думали, Ульяна Ивановна, – решительно сказал доктор. – Я всецело разделяю ваши мысли и готов вместе с вами отвечать за ваш поступок. Я готов взять его на себя!Но Василий Степанович воспринял рассказ Ульяны Ивановны менее восторженно. Он был явно встревожен.– Конечно, так-то оно так, но только отвечать-то вовсе незачем. Дрихель-то там еще лежит, Ульяна Ивановна? – спросил он, поднимаясь и берясь за кепку.– Нету его.– Куда же он делся?– Да так уж получилось – нету его…Внушительный и суровый совет незнакомца «держать язык за зубами» не располагал сестру-хозяйку к словоохотливости.– Ульяна Ивановна, – сказал доктор Великанов, – будет лучше, если вы расскажете все. Положение очень серьезное.Последующий рассказ Ульяны Ивановны о появлении великана, не лишенный в ее изложении некоей романтической таинственности, мало-помалу начал успокаивать Василия Степановича. Когда же дело дошло до приказания послать Саньку на Горелый кордон, он улыбнулся и сказал:– Похоже, все в порядке, ежели так.– А кто он такой – я так и не знаю, – закончила повествование Ульяна Ивановна.– И знать особенно не надо, – ответил Василий Степанович. – А точно, есть один такой – описание полное. Да его ни с кем и не спутаешь… Плохо только, что я Саньку услал, придется, видно, самому идти, дело такое, что смекать надо.После ухода плотника, доктор Великанов прокомментировал события дня.– Ваш поступок, Ульяна Ивановна, решителен и прекрасен, ибо достоинство советского человека – превыше всего! Что же касается смерти Дрихеля, то это вовсе не случайность. Он должен был погибнуть, и то, что случилось с ним, совершенно закономерно.…Но перенесемся в стены комендатуры.Комендант Ренке довольно быстро заметил исчезновение Отто Дрихеля, но вначале отнесся к этому спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
– Потумать? – фальцетом выкрикнул он. – Тумать мошет немец, руски должен арбайтен! Арбайтен фюр немец! Если руски не путет арбайтен, ер золь штербен!Вытащив пистолет, Дрихель направил его в лицо Ульяны Ивановны.И здесь, перед лицом неминуемой смерти, под дулами двух автоматов и пистолета, Ульяна Ивановна обрела храбрость.– Если думать нельзя, то и жить незачем, – громко сказала она. – Стреляй, сволочь!С упавшим на плечи платком, седая и величественная, Ульяна Ивановна шагнула вперед.Теперь побледнел Дрихель. Оглянувшись, он увидел два десятка хмурых и истощенных лиц, на каждом из которых застыло выражение ненависти, томительного ожидания и страдания.Конечно, сила оставалась на его стороне – он мог, и притом безнаказанно, убить Ульяну Ивановну, но это казалось недостаточным: целью Дрихеля было сломить упорство вставшей на его пути женщины. И одной ее смерти для этого было мало. Он сунул пистолет в кобуру и раздельно произнес:– Ти путешь умирать, но перва путешь арбайтен фюр немец. Так коворит мой немецки воля. Фот!.. Если ти путешь ошень карашо делать свой арбайт, ти, мошет, путешь шиф… Я путу смотреть твой арбайт. Фот!Оглянувшись, Дрихель выбрал густо заросшую площадку, где, по его мнению, корни деревьев и кустов особенно крепко связывали землю, и отмерил прямоугольник длиной в три, а шириной в два метра.– Ти путешь один копать эта яма. Я путу приходить и видеть…Оставшись одна, Ульяна Ивановна всецело предалась горю и гневу. Но как ни сильны были обуревавшие ее чувства, они не могли помешать ей сделать кое-какие здравые и весьма решительные умозаключения. Прежде всего она в самом зародыше убила мысль о какой бы то ни было капитуляции.– Черта им рогатого, а не арбайт! – формулировала она свое решение и очень гневно вонзила заступ в вязкую землю.Последующие же действия могли показаться несколько странными. Некоторое время она молча смотрела на воткнутый в землю заступ, потом весьма решительно выдернула его из земли, вытерла, поплевала на руки, подошла к ближайшей сосне и изо всей силы немного наискось ударила по ее коричневому стволу. Удар был хорош: дерево загудело, а из-под сбитой коры выглянула желтая, глубоко рассеченная древесина. Удовлетворенная пробой, Ульяна Ивановна засучила рукава вязаной кофты, подоткнула подол юбки и скрылась в густых кустарниках рядом с тропинкой, ведущей к комендатуре.Уже начинало вечереть, когда на этой тропинке показался Дрихель. Уповая на близость комендатуры и святость запретной зоны, он шел довольно беспечно. Впрочем, это объяснялось до некоторой степени приятным обедом и шнапсом. Шагая по тропинке, он размахивал руками и даже улыбался. Эта-то пакостная улыбка и удвоила силу и решимость Ульяны Ивановны, выросшей на пути своего мучителя.– Смеешься, вошь ползучая? – вопросила она, вздымая над пилоткой Дрихеля свое испытанное оружие. – Вот тебе арбайт!Будь ефрейтор трезвее, возможно, он мог бы увернуться от несколько медлительного удара, тем более, что, нанося его, Ульяна Ивановна от брезгливости и страха на мгновение зажмурилась, но он сделать этого не сумел. Открыв глаза, сестра-хозяйка убедилась, что враг ее повержен.Победа была полная, но, одержав ее, Ульяна Ивановна сейчас же с предельной отчетливостью представила безвыходность своего положения. Исчезновение Дрихеля неминуемо будет скоро открыто, а улик против нее более чем достаточно. И добро бы пострадала одна она, но что будет с доктором Великановым?Сорвав с плеч косынку, Ульяна Ивановна вытерла покрывшийся холодным потом лоб и бессильно прислонилась к дереву. Отчаяние ее было так велико, что она почти совсем не испугалась, когда сзади нее зашумели ореховые заросли.«Будь что будет», – сказала она себе и повернулась лицом к новой опасности.Каково же было ее изумление, когда она увидела того самого лесного великана, с которым встретилась во время памятной для нее экспедиции за разбросанными по лесу вещами. На этот раз Ульяна Ивановна заметила на его лице подобие улыбки.– Дура ты, дура! – прогудел великан, с непостижимой для его роста бесшумностью выбираясь из кустов. – Чего ты наделала?Ошибиться было нельзя – в голосе незнакомца звучало явное сочувствие, и это заставило сестру-хозяйку всхлипнуть и по-детски сказать:– Выручи, дедушка…Некоторое время незнакомец молчал, оценивая обстановку. Потом, сдвинув на затылок кепку, проговорил:– Экая нетерпеливая, угораздило же тебя!.. «Выручи, выручи», а как?… И разве в одной тебе толк? Теперь все село выручать надобно…– Ты партизан, дедушка? – с надеждой спросила Ульяна Ивановна.– Может, партизан, может, медведь, а может, сам леший – это уж полагай, как хочешь, – не очень ласково проговорил незнакомец. – Лясы мне с тобой точить некогда, наделала ты мне теперь делов до полуночи… Придется на себя принимать.Что означала последняя фраза, Ульяна Ивановна не поняла, но почувствовала большое облегчение.– Может, тебе помочь требуется? – осведомилась она.– Помощи мне не требуется, твое дело сделано, оботри лопату да задами домой иди… Саньке, коли он там, скажешь, чтобы чертометом к Горелому кордону летел… Запомнила? И чтобы язык за зубами…Проводив глазами Ульяну Ивановну, незнакомец деловито приступил к уборке остатков рьяного служителя комендатуры.
Едва ли нужно говорить о том, как глубоко был взволнован доктор Великанов, когда, вернувшись домой, он обнаружил исчезновение Ульяны Ивановны. Вести, которые принес отправившийся на разведку Василий Степанович, расстроили его еще больше. Тем сильнее была его радость, когда Ульяна Ивановна, бледная, изможденная, но живая и здоровая, перешагнула порог дома.– Ульяна Ивановна, рассказывайте скорее, что с вами случилось? – потребовал он.– Ничего не случилось, Арсений Васильевич, – почти прошептала она, косясь на Василия Степановича.– Ульяна Ивановна! – очень серьезно сказал доктор Великанов, – я прекрасно вижу, что с вами случилось что-то серьезное… Кто вас обидел?При этом вопросе голос доктора гневно дрогнул, а пальцы грозно забарабанили по столу.– Этот… лысый из комендатуры обидел, – пожаловалась Ульяна Ивановна.– Что он сделал? – прерывающимся голосом спросил доктор, приподнимаясь из-за стола. – Рассказывайте все! Имейте в виду, что Василий Степанович наш друг и при нем можно быть откровенной.И здесь Ульяна Ивановна заплакала, а поплакав, весьма обстоятельно рассказала все.– Ударила я его и думаю: что же теперь будет?… Я-то еще ничего – сама знала, на что шла, а вы-то, вы-то, Арсений Васильевич?!– Обо мне вы напрасно думали, Ульяна Ивановна, – решительно сказал доктор. – Я всецело разделяю ваши мысли и готов вместе с вами отвечать за ваш поступок. Я готов взять его на себя!Но Василий Степанович воспринял рассказ Ульяны Ивановны менее восторженно. Он был явно встревожен.– Конечно, так-то оно так, но только отвечать-то вовсе незачем. Дрихель-то там еще лежит, Ульяна Ивановна? – спросил он, поднимаясь и берясь за кепку.– Нету его.– Куда же он делся?– Да так уж получилось – нету его…Внушительный и суровый совет незнакомца «держать язык за зубами» не располагал сестру-хозяйку к словоохотливости.– Ульяна Ивановна, – сказал доктор Великанов, – будет лучше, если вы расскажете все. Положение очень серьезное.Последующий рассказ Ульяны Ивановны о появлении великана, не лишенный в ее изложении некоей романтической таинственности, мало-помалу начал успокаивать Василия Степановича. Когда же дело дошло до приказания послать Саньку на Горелый кордон, он улыбнулся и сказал:– Похоже, все в порядке, ежели так.– А кто он такой – я так и не знаю, – закончила повествование Ульяна Ивановна.– И знать особенно не надо, – ответил Василий Степанович. – А точно, есть один такой – описание полное. Да его ни с кем и не спутаешь… Плохо только, что я Саньку услал, придется, видно, самому идти, дело такое, что смекать надо.После ухода плотника, доктор Великанов прокомментировал события дня.– Ваш поступок, Ульяна Ивановна, решителен и прекрасен, ибо достоинство советского человека – превыше всего! Что же касается смерти Дрихеля, то это вовсе не случайность. Он должен был погибнуть, и то, что случилось с ним, совершенно закономерно.…Но перенесемся в стены комендатуры.Комендант Ренке довольно быстро заметил исчезновение Отто Дрихеля, но вначале отнесся к этому спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17