https://wodolei.ru/catalog/ekrany-dlya-vann/
Не видишь, как печет? Если голова открыта, удар может быть от солнца, а так - косынка тень дает. Понял? А сейчас пойдем косить. Приедет Витя Петров, Павла Ивановича на стан отправим.
Пока они стояли возле Павла Ивановича, Сергей не думал о том, что ему одному придется работать на скидке до самого вечера. Эта мысль пришла в голову, когда Сергей снова сел на задний стульчик и взял в руки вилы.
Ему стало страшно. Он понял - будет тяжело. А что, если он не справится, выдохнется и звено в дни вахты отстанет? Интересно, как поступил бы Павел Иванович? Наверное, в нитку бы вытянулся, но ни за что не сбавил выработки. Неужто Сергей один не сладит?
Лошади бежали вдоль травянистой стены, шестерни лобогрейки грохотали, зубья косы метались из стороны в сторону, и вилы Сергея раз за разом сваливали на землю скошенную траву.
Позади осталась, уже половина круга. Сергеем все больше овладевало желание выкосить, во что бы то ни стало выкосить не меньше двадцати гектаров, словно в звене ничего и не случилось.
Лобогрейка завернула на второй круг.
Обычно на этом месте Сергей начинал подумывать о том, что осталось уже меньше круга и что скоро его сменит Павел Иванович, что можно будет, наконец, лечь в траву, расправить руки и ноги и целый час лежать не двигаясь. Сейчас нечего было даже думать о смене.
Как никогда, желанными стали казаться Сергею повороты на углах делянки, когда Таня чуть придерживала лошадей. В это время коса почти прекращала свою работу и Сергей мог на несколько мгновений оставить навильник и дать мускулам недолгий отдых.
К концу второго круга Сергеем овладело странное состояние: усталости он не чувствовал и находился словно в полусне. Лошади, Таня, крылья лобогрейки - все это отодвинулось куда-то далеко-далеко. Казалось, что рокот машины стал тише и доносится откуда-то издали.
Таня оглянулась и, увидев полузакрытые глаза и заметно побледневшее лицо Сергея, натянула вожжи.
- Сережа, может, немного отдохнешь?
- Гони давай. Некогда отдыхать, - обронил он, даже не взглянув на нее.
Закончили второй круг. Таня остановила лошадей.
- Зачем встала? Повертывай.
Но Таня привязала к сиденью вожжи и сошла на землю.
- Как зачем? Два круга прошли, наверное, машину пора смазать. Или позабыл? А потом, Павла Ивановича наведать нужно. Если с ним трясучка прошла, то теперь, может быть, в жар бросило, нужно холодок устроить да пить дать.
Сергей сошел с лобогрейки. Его слегка пошатывало.
Павел Иванович по-прежнему лежал с закрытыми глазами, он весь горел, словно в огне, губы высохли и обветрили.
Когда ребята подошли, Павел Иванович чуть приоткрыл отяжелевшие веки.
- Павел Иванович, может, вас сейчас на стан отправить? - спросила Таня.
- Нет, не нужно. Я здесь... немного полежу. Скоро пройдет. А вы косите?
- Косим. Не волнуйтесь, мы с Таней нормально косим.
- Сережка, не надрывай себя. С отдыхом косите.
- Мы и так отдыхаем.
- Павел Иванович, испейте воды, - предложила Таня.
Она ловко приподняла одной рукой голову Павла Ивановича, а другой поднесла к его запекшимся губам ковш с водой.
Павел Иванович жадно припал к нему.
- Спасибо.
- Давайте мы вам поможем перебраться в тень, под щавельник, предложила Таня.
Павел Иванович согласился. Но тени оказалось мало. Тогда Сергей снял с себя рубашку и брюки и остался в трусиках.
Брюки и рубашку растянул на стеблях куста - тень закрыла почти всего Павла Ивановича.
Таня и Сергей сделали еще два круга.
К этому времени на своей тройке подъехал Витя Петров.
Обычно Сергей помогал перепрягать лошадей, но сейчас, как только сошел с машины, тут же лег.
Таня и Витя перепрягли, смазали лобогрейку.
Таня забралась на одну из своих лошадей, немного отъехала в сторону и пальцем поманила Петрова. Когда Витя подошел к ней, она что-то таинственно зашептала ему, поглядывая в сторону Сергея.
Витя кивнул головой в знак согласия и пошел к машине, а Таня пустила лошадей в галоп и умчалась в сторону стана.
Сергей забрался на лобогрейку.
- Трогай, Витька.
- Успеем. Отдохни немного.
- Что?
- Отдохни, говорю. Таня сказала, что ты совсем надорвался.
- Врет она. Давай садись.
- Не сяду.
- Ты понимаешь, что делаешь, или не понимаешь? - закричал Сергей. - Я в нитку вытянусь, а дневную норму выполню. Садись, не тяни время.
- Один поезжай, если хочешь.
Сергей пришел в ярость.
- Срывщик, симулянт. Вот ты кто - срывщик! - сердито выкрикивал Сергей.
Поток колючих слов, неожиданно обрушившихся на Петрова, словно ошеломил его. Он молча вспрыгнул на лобогрейку и махнул кнутом:
- Но! Пошли!..
В это время Таня уже подъехала к стану, нашла бригадира.
- Дядя Лукьян, у нас беда. Павел Иванович лежит как пласт, видно малярия, а Сережка Зотов с самого обеда работает на скидке один. Он то почернеет, то побелеет. А насчет отдыха и слушать не хочет. Надо заменить его...
Лукьян Кондратьевич хлестнул коня и помчался к навесу, где Петр Александрович Дьячков замешивал в колоде корм для лошадей.
- Петр Александрович, живо запрягайте лошадь в ходок и гоните на делянку Павла Ивановича. Вот Танюша Ломова приехала, говорит, он сильно заболел, сюда его нужно привезти. А я поскачу, Зотова сменю на лобогрейке, оказывается, с обеда один парнишка работает. Таня, поставь к корму лошадей и беги в будку. Надо кого-нибудь за врачом.
Лукьян Кондратьевич ускакал, почти вслед за ним уехал на ходке и Петр Александрович.
Врач подтвердил, что у Павла Ивановича был приступ малярии, и посоветовал ему на несколько дней уехать в поселок.
Павел Иванович послушно выпил порошок, дал сделать укол, но уехать из бригады отказался.
Начало темнеть. Павел Иванович лежал в будке. Приступ закончился, но все еще держалась головная боль. У входа сидела Наташа Огородникова и по приказу тети Груни никого не пускала, чтобы не беспокоили больного.
Ваня Пырьев принес фонарь, и внутренность будки окрасилась в мутновато-желтый цвет.
В будку торопливо вошел Сергей. Остановившись на мгновение у порога и увидев лежащего Павла Ивановича, он бросился к больному, с беспокойством вглядываясь в полуосвещенное лицо.
- Приехал, Сережка? - спросил Павел Иванович.
Лицо Сергея расплылось в радостной улыбке.
- Вам лучше, да?
- Завтра снова будем вместе работать.
- А мы с Таней, как вас увезли на стан, прямо места себе не находим. Ломова признала у вас малярию, а я думаю - вдруг что-нибудь хуже.
- Таня правильно поставила диагноз, как заправский врач. У меня действительно был приступ малярии. Ну, рассказывай, как без меня работалось, чем порадуешь?
- Двадцать гектаров и несколько соток. Мы с Лукьяном Кондратьевичем.
Наташа заглянула в будку и сказала, что тетя Груня зовет ужинать.
- Я вам сюда принесу.
Вскоре Сергей вернулся, неся в двух эмалированных чашках ужин.
- Садитесь, Павел Иванович.
- Ты, Сережка, ужинай, а я не буду. Аппетита нет, да и во рту скверное ощущение, привкус какой-то противный.
Сергей растерянно посмотрел на классного.
- Как же не есть? И не обедали, и ужинать не хотите. Так совсем отощаете. Скидывать с лобогрейки не сможете.
- Запасом проживу, - отшутился Павел Иванович. - Садись и ешь.
Сергей наработался за день, устал и очень хотел есть, но сказал Павлу Ивановичу:
- Если вы не будете, то я отнесу обе чашки. Меня тоже что-то на еду не тянет.
Павел Иванович внимательно посмотрел на Сергея, понял его хитрость и взялся за ложку.
Совсем неожиданно в будку вошла Семибратова. Поздоровались.
- Как себя чувствуете, Павел Иванович?
- Спасибо. Видите, даже за лапшу принялся. С таким напарником, как Сережка, не пропадешь.
- А я привезла вам хорошую новость. Сегодня звонил секретарь райкома Семенов и сообщил, что за ударную работу на сенокосе вы, Павел Иванович, и Сережка занесены на районную доску Почета. Так что поздравляю.
РАЗВЯЗКА
Через несколько дней, в субботу, косари уехали в поселок.
Хотя Григорий Лысенко и предупредил Зотова, что Манефа Семеновна будет относиться к нему совсем по-другому, Сергей, зная ее суровый характер, волновался. Не может она промолчать... Ну и пускай! Только бы заговорила сразу, прямо от порога. Он теперь не даст себя в обиду. Пускай хоть что!.. В крайнем случае можно совсем уйти из дому. Сейчас он знает, куда податься. Только выбирай. В ремесленное можно? Можно. И в колхоз тоже возьмут. Разве откажет Семибратова? Ни за что! Но у Сергея решение твердое - ремесленное. Будет напускаться Манефа Семеновна да принуждать к молению - ей прямо так и сказать, что он уже не маленький и нечего его носом тыкать, как слепого кутенка. Хочет она молиться - пожалуйста, это ее дело, а он больше и не подумает. И так, словно попугай, всю жизнь твердил молитвенные слова. Отец одно писал в письме, а Манефа Семеновна все по-своему повернула. Она, конечно, заботилась о нем, и здорово заботилась, но то совсем другой разговор.
Как бы там ни было, но теперь Манефе Семеновне Сергея на цепь не посадить. В случае чего - можно прямо к Павлу Ивановичу. Да разве у него защита только Павел Иванович? Можно даже в райком комсомола удариться.
Как ни взбадривал себя Сергей, все же сердце всю дорогу тревожно ныло. Была бы дома не Манефа Семеновна, а кто-нибудь из близких, скажем, мать или отец, кто ждал бы его и радовался его успехам на сенокосе... Шуточки - на районную доску Почета определили и газета напечатала... А Манефа Семеновна - что, выговаривать, чего доброго, примется да Страшным судом пугать. Едет он домой, а самому и ехать туда не хочется, будто у него и дома нет вовсе.
Манефа Семеновна не ждала Сергея и, увидев его, даже растерялась.
- Здравствуйте! - нарочито бодро и уверенно поздоровался Сергей.
- Сережка?! Да господи-батюшка... Вот уж не думала. Ну, чего же ты стоишь у порога? Проходи, чай, домой приехал... - Манефа Семеновна засуетилась, забегала по избе.
Скандал не начинался. Или отодвигался.
- Совсем приехал? - спросила Манефа Семеновна, кивком головы указав на Сережкин узел с пожитками.
- На отдых. Все косари приехали. Потом будем хлеб убирать.
- А-а-а! - неопределенно протянула Манефа Семеновна. - И ты тоже?
- А как же! Обязательно.
Сергей почувствовал, что на душе у него стало легче. Главное было сделано, начало для серьезного разговора положено. Но Манефа Семеновна уклонилась от него.
- Хорошо, что в субботу приехал, - миролюбиво, даже с оттенком радушия сказала она. - Я баньку истопила.
- Вот здорово! - обрадовался Сергей.
- Сейчас белье соберу. А ты присядь пока с дороги. Там Степан Силыч моется. Он уже давно ушел, вот-вот придет.
Так вот, значит, из-за кого Манефа Семеновна топила баню! Из-за Силыча...
Старуха забегала из одной комнаты в другую.
Сергей присел на лавку. На столе он увидел большую тетрадь в коричневом ледериновом переплете. Откуда она взялась, эта тетрадь? Раньше у них такой не было. Приятная догадка обрадовала Сергея: должно быть, Манефа Семеновна для него где-нибудь купила... А что? Вполне возможно. Сергей раскрыл тетрадь... Нет, она была уже далеко не новая, около половины листов повырвано. Бумага какая хорошая, белая-белая, с чуть заметной зеленой окантовкой. Он когда-то уже видел такую. Но где? Так это же... Ну да! На такой же бумаге было написано "божье письмо"!.. Он перевернул страничку - на ней знакомый текст "божьего письма", на второй то же... Сергей захлопнул тетрадь. Вошла Манефа Семеновна.
- Баб Манефа, это чья такая тетрадь? - простодушным тоном спросил Сергей.
Манефа Семеновна даже вздрогнула.
- Где? А-а-а! Силыча.
Сергей протянул к тетрадке руку, но Манефа Семеновна опередила его.
Сергей был не в состоянии сдержать того чувства неприязни и ненависти к Силычу, которое сейчас охватило его всего и, казалось, распирает грудь.
- А вы знаете, баб Манефа, что там написано?
- Что бы там ни написано, дело не наше, а хозяина. - Она подала ему узелок. - На-ка бельишко да иди с богом. Пока подойдешь, он, гляди, и выйдет.
Сергей взял узелок.
- Я пойду в поселковую баню.
- Это с какой же радости? - изумилась Манефа Семеновна.
- А с такой, что не хочу мыться после Силыча.
- Да ты что говоришь?! Матерь-дева пречистая... Как у тебя только язык поворачивается... Что тебе плохого этот человек сделал?
Сергей вдруг рассвирепел:
- Пропади он пропадом... И не человек он вовсе, а враг! Натуральный враг. Я знаю, что там написано, в тетради, - "божьи письма"! Чтоб работать бросали...
- Сережа, да ты опомнись!..
- Люди жилы рвут на работе, чтоб помочь фронту, а он... Это, баб Манефа, так ему не пройдет. Сами увидите...
Сергей выскочил во двор, позвал Шарика и двинулся не на огород, а за ворота.
Манефа Семеновна стояла среди комнаты, сжав в руках свернутую в трубочку коричневую тетрадь.
Вошел благодушный, разомлевший после пара Силыч.
- Ну, Манефа Семеновна, поблаженствовал я. Словно в раю побывал.
Но на старуху эти слова не произвели никакого впечатления.
- Беда, Степан Силыч... Ой, беда... Сергей вернулся.
Она торопливо рассказала о только что состоявшемся разговоре. Силыч помрачнел.
- И все из-за этой тетрадки, - сокрушалась старуха.
- А ты убрать не могла... Значит, грозит?
- Грозит...
Силыч хмуро глядел в пол.
- Ну что ж, суши сухари, Манефа Семеновна, дорога нам уготована дальняя, - сказал он не то всерьез, не то шутя.
- Какая дорога? - не поняла Манефа Семеновна.
- Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время - особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.
- Ну, а я при чем?
- При всем. Скажут - одна вина. Да не только мы - других запутают.
Старуха взялась за голову, запричитала.
- Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, - сипел Степан Силыч. - Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу...
Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.
- Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.
Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.
Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Пока они стояли возле Павла Ивановича, Сергей не думал о том, что ему одному придется работать на скидке до самого вечера. Эта мысль пришла в голову, когда Сергей снова сел на задний стульчик и взял в руки вилы.
Ему стало страшно. Он понял - будет тяжело. А что, если он не справится, выдохнется и звено в дни вахты отстанет? Интересно, как поступил бы Павел Иванович? Наверное, в нитку бы вытянулся, но ни за что не сбавил выработки. Неужто Сергей один не сладит?
Лошади бежали вдоль травянистой стены, шестерни лобогрейки грохотали, зубья косы метались из стороны в сторону, и вилы Сергея раз за разом сваливали на землю скошенную траву.
Позади осталась, уже половина круга. Сергеем все больше овладевало желание выкосить, во что бы то ни стало выкосить не меньше двадцати гектаров, словно в звене ничего и не случилось.
Лобогрейка завернула на второй круг.
Обычно на этом месте Сергей начинал подумывать о том, что осталось уже меньше круга и что скоро его сменит Павел Иванович, что можно будет, наконец, лечь в траву, расправить руки и ноги и целый час лежать не двигаясь. Сейчас нечего было даже думать о смене.
Как никогда, желанными стали казаться Сергею повороты на углах делянки, когда Таня чуть придерживала лошадей. В это время коса почти прекращала свою работу и Сергей мог на несколько мгновений оставить навильник и дать мускулам недолгий отдых.
К концу второго круга Сергеем овладело странное состояние: усталости он не чувствовал и находился словно в полусне. Лошади, Таня, крылья лобогрейки - все это отодвинулось куда-то далеко-далеко. Казалось, что рокот машины стал тише и доносится откуда-то издали.
Таня оглянулась и, увидев полузакрытые глаза и заметно побледневшее лицо Сергея, натянула вожжи.
- Сережа, может, немного отдохнешь?
- Гони давай. Некогда отдыхать, - обронил он, даже не взглянув на нее.
Закончили второй круг. Таня остановила лошадей.
- Зачем встала? Повертывай.
Но Таня привязала к сиденью вожжи и сошла на землю.
- Как зачем? Два круга прошли, наверное, машину пора смазать. Или позабыл? А потом, Павла Ивановича наведать нужно. Если с ним трясучка прошла, то теперь, может быть, в жар бросило, нужно холодок устроить да пить дать.
Сергей сошел с лобогрейки. Его слегка пошатывало.
Павел Иванович по-прежнему лежал с закрытыми глазами, он весь горел, словно в огне, губы высохли и обветрили.
Когда ребята подошли, Павел Иванович чуть приоткрыл отяжелевшие веки.
- Павел Иванович, может, вас сейчас на стан отправить? - спросила Таня.
- Нет, не нужно. Я здесь... немного полежу. Скоро пройдет. А вы косите?
- Косим. Не волнуйтесь, мы с Таней нормально косим.
- Сережка, не надрывай себя. С отдыхом косите.
- Мы и так отдыхаем.
- Павел Иванович, испейте воды, - предложила Таня.
Она ловко приподняла одной рукой голову Павла Ивановича, а другой поднесла к его запекшимся губам ковш с водой.
Павел Иванович жадно припал к нему.
- Спасибо.
- Давайте мы вам поможем перебраться в тень, под щавельник, предложила Таня.
Павел Иванович согласился. Но тени оказалось мало. Тогда Сергей снял с себя рубашку и брюки и остался в трусиках.
Брюки и рубашку растянул на стеблях куста - тень закрыла почти всего Павла Ивановича.
Таня и Сергей сделали еще два круга.
К этому времени на своей тройке подъехал Витя Петров.
Обычно Сергей помогал перепрягать лошадей, но сейчас, как только сошел с машины, тут же лег.
Таня и Витя перепрягли, смазали лобогрейку.
Таня забралась на одну из своих лошадей, немного отъехала в сторону и пальцем поманила Петрова. Когда Витя подошел к ней, она что-то таинственно зашептала ему, поглядывая в сторону Сергея.
Витя кивнул головой в знак согласия и пошел к машине, а Таня пустила лошадей в галоп и умчалась в сторону стана.
Сергей забрался на лобогрейку.
- Трогай, Витька.
- Успеем. Отдохни немного.
- Что?
- Отдохни, говорю. Таня сказала, что ты совсем надорвался.
- Врет она. Давай садись.
- Не сяду.
- Ты понимаешь, что делаешь, или не понимаешь? - закричал Сергей. - Я в нитку вытянусь, а дневную норму выполню. Садись, не тяни время.
- Один поезжай, если хочешь.
Сергей пришел в ярость.
- Срывщик, симулянт. Вот ты кто - срывщик! - сердито выкрикивал Сергей.
Поток колючих слов, неожиданно обрушившихся на Петрова, словно ошеломил его. Он молча вспрыгнул на лобогрейку и махнул кнутом:
- Но! Пошли!..
В это время Таня уже подъехала к стану, нашла бригадира.
- Дядя Лукьян, у нас беда. Павел Иванович лежит как пласт, видно малярия, а Сережка Зотов с самого обеда работает на скидке один. Он то почернеет, то побелеет. А насчет отдыха и слушать не хочет. Надо заменить его...
Лукьян Кондратьевич хлестнул коня и помчался к навесу, где Петр Александрович Дьячков замешивал в колоде корм для лошадей.
- Петр Александрович, живо запрягайте лошадь в ходок и гоните на делянку Павла Ивановича. Вот Танюша Ломова приехала, говорит, он сильно заболел, сюда его нужно привезти. А я поскачу, Зотова сменю на лобогрейке, оказывается, с обеда один парнишка работает. Таня, поставь к корму лошадей и беги в будку. Надо кого-нибудь за врачом.
Лукьян Кондратьевич ускакал, почти вслед за ним уехал на ходке и Петр Александрович.
Врач подтвердил, что у Павла Ивановича был приступ малярии, и посоветовал ему на несколько дней уехать в поселок.
Павел Иванович послушно выпил порошок, дал сделать укол, но уехать из бригады отказался.
Начало темнеть. Павел Иванович лежал в будке. Приступ закончился, но все еще держалась головная боль. У входа сидела Наташа Огородникова и по приказу тети Груни никого не пускала, чтобы не беспокоили больного.
Ваня Пырьев принес фонарь, и внутренность будки окрасилась в мутновато-желтый цвет.
В будку торопливо вошел Сергей. Остановившись на мгновение у порога и увидев лежащего Павла Ивановича, он бросился к больному, с беспокойством вглядываясь в полуосвещенное лицо.
- Приехал, Сережка? - спросил Павел Иванович.
Лицо Сергея расплылось в радостной улыбке.
- Вам лучше, да?
- Завтра снова будем вместе работать.
- А мы с Таней, как вас увезли на стан, прямо места себе не находим. Ломова признала у вас малярию, а я думаю - вдруг что-нибудь хуже.
- Таня правильно поставила диагноз, как заправский врач. У меня действительно был приступ малярии. Ну, рассказывай, как без меня работалось, чем порадуешь?
- Двадцать гектаров и несколько соток. Мы с Лукьяном Кондратьевичем.
Наташа заглянула в будку и сказала, что тетя Груня зовет ужинать.
- Я вам сюда принесу.
Вскоре Сергей вернулся, неся в двух эмалированных чашках ужин.
- Садитесь, Павел Иванович.
- Ты, Сережка, ужинай, а я не буду. Аппетита нет, да и во рту скверное ощущение, привкус какой-то противный.
Сергей растерянно посмотрел на классного.
- Как же не есть? И не обедали, и ужинать не хотите. Так совсем отощаете. Скидывать с лобогрейки не сможете.
- Запасом проживу, - отшутился Павел Иванович. - Садись и ешь.
Сергей наработался за день, устал и очень хотел есть, но сказал Павлу Ивановичу:
- Если вы не будете, то я отнесу обе чашки. Меня тоже что-то на еду не тянет.
Павел Иванович внимательно посмотрел на Сергея, понял его хитрость и взялся за ложку.
Совсем неожиданно в будку вошла Семибратова. Поздоровались.
- Как себя чувствуете, Павел Иванович?
- Спасибо. Видите, даже за лапшу принялся. С таким напарником, как Сережка, не пропадешь.
- А я привезла вам хорошую новость. Сегодня звонил секретарь райкома Семенов и сообщил, что за ударную работу на сенокосе вы, Павел Иванович, и Сережка занесены на районную доску Почета. Так что поздравляю.
РАЗВЯЗКА
Через несколько дней, в субботу, косари уехали в поселок.
Хотя Григорий Лысенко и предупредил Зотова, что Манефа Семеновна будет относиться к нему совсем по-другому, Сергей, зная ее суровый характер, волновался. Не может она промолчать... Ну и пускай! Только бы заговорила сразу, прямо от порога. Он теперь не даст себя в обиду. Пускай хоть что!.. В крайнем случае можно совсем уйти из дому. Сейчас он знает, куда податься. Только выбирай. В ремесленное можно? Можно. И в колхоз тоже возьмут. Разве откажет Семибратова? Ни за что! Но у Сергея решение твердое - ремесленное. Будет напускаться Манефа Семеновна да принуждать к молению - ей прямо так и сказать, что он уже не маленький и нечего его носом тыкать, как слепого кутенка. Хочет она молиться - пожалуйста, это ее дело, а он больше и не подумает. И так, словно попугай, всю жизнь твердил молитвенные слова. Отец одно писал в письме, а Манефа Семеновна все по-своему повернула. Она, конечно, заботилась о нем, и здорово заботилась, но то совсем другой разговор.
Как бы там ни было, но теперь Манефе Семеновне Сергея на цепь не посадить. В случае чего - можно прямо к Павлу Ивановичу. Да разве у него защита только Павел Иванович? Можно даже в райком комсомола удариться.
Как ни взбадривал себя Сергей, все же сердце всю дорогу тревожно ныло. Была бы дома не Манефа Семеновна, а кто-нибудь из близких, скажем, мать или отец, кто ждал бы его и радовался его успехам на сенокосе... Шуточки - на районную доску Почета определили и газета напечатала... А Манефа Семеновна - что, выговаривать, чего доброго, примется да Страшным судом пугать. Едет он домой, а самому и ехать туда не хочется, будто у него и дома нет вовсе.
Манефа Семеновна не ждала Сергея и, увидев его, даже растерялась.
- Здравствуйте! - нарочито бодро и уверенно поздоровался Сергей.
- Сережка?! Да господи-батюшка... Вот уж не думала. Ну, чего же ты стоишь у порога? Проходи, чай, домой приехал... - Манефа Семеновна засуетилась, забегала по избе.
Скандал не начинался. Или отодвигался.
- Совсем приехал? - спросила Манефа Семеновна, кивком головы указав на Сережкин узел с пожитками.
- На отдых. Все косари приехали. Потом будем хлеб убирать.
- А-а-а! - неопределенно протянула Манефа Семеновна. - И ты тоже?
- А как же! Обязательно.
Сергей почувствовал, что на душе у него стало легче. Главное было сделано, начало для серьезного разговора положено. Но Манефа Семеновна уклонилась от него.
- Хорошо, что в субботу приехал, - миролюбиво, даже с оттенком радушия сказала она. - Я баньку истопила.
- Вот здорово! - обрадовался Сергей.
- Сейчас белье соберу. А ты присядь пока с дороги. Там Степан Силыч моется. Он уже давно ушел, вот-вот придет.
Так вот, значит, из-за кого Манефа Семеновна топила баню! Из-за Силыча...
Старуха забегала из одной комнаты в другую.
Сергей присел на лавку. На столе он увидел большую тетрадь в коричневом ледериновом переплете. Откуда она взялась, эта тетрадь? Раньше у них такой не было. Приятная догадка обрадовала Сергея: должно быть, Манефа Семеновна для него где-нибудь купила... А что? Вполне возможно. Сергей раскрыл тетрадь... Нет, она была уже далеко не новая, около половины листов повырвано. Бумага какая хорошая, белая-белая, с чуть заметной зеленой окантовкой. Он когда-то уже видел такую. Но где? Так это же... Ну да! На такой же бумаге было написано "божье письмо"!.. Он перевернул страничку - на ней знакомый текст "божьего письма", на второй то же... Сергей захлопнул тетрадь. Вошла Манефа Семеновна.
- Баб Манефа, это чья такая тетрадь? - простодушным тоном спросил Сергей.
Манефа Семеновна даже вздрогнула.
- Где? А-а-а! Силыча.
Сергей протянул к тетрадке руку, но Манефа Семеновна опередила его.
Сергей был не в состоянии сдержать того чувства неприязни и ненависти к Силычу, которое сейчас охватило его всего и, казалось, распирает грудь.
- А вы знаете, баб Манефа, что там написано?
- Что бы там ни написано, дело не наше, а хозяина. - Она подала ему узелок. - На-ка бельишко да иди с богом. Пока подойдешь, он, гляди, и выйдет.
Сергей взял узелок.
- Я пойду в поселковую баню.
- Это с какой же радости? - изумилась Манефа Семеновна.
- А с такой, что не хочу мыться после Силыча.
- Да ты что говоришь?! Матерь-дева пречистая... Как у тебя только язык поворачивается... Что тебе плохого этот человек сделал?
Сергей вдруг рассвирепел:
- Пропади он пропадом... И не человек он вовсе, а враг! Натуральный враг. Я знаю, что там написано, в тетради, - "божьи письма"! Чтоб работать бросали...
- Сережа, да ты опомнись!..
- Люди жилы рвут на работе, чтоб помочь фронту, а он... Это, баб Манефа, так ему не пройдет. Сами увидите...
Сергей выскочил во двор, позвал Шарика и двинулся не на огород, а за ворота.
Манефа Семеновна стояла среди комнаты, сжав в руках свернутую в трубочку коричневую тетрадь.
Вошел благодушный, разомлевший после пара Силыч.
- Ну, Манефа Семеновна, поблаженствовал я. Словно в раю побывал.
Но на старуху эти слова не произвели никакого впечатления.
- Беда, Степан Силыч... Ой, беда... Сергей вернулся.
Она торопливо рассказала о только что состоявшемся разговоре. Силыч помрачнел.
- И все из-за этой тетрадки, - сокрушалась старуха.
- А ты убрать не могла... Значит, грозит?
- Грозит...
Силыч хмуро глядел в пол.
- Ну что ж, суши сухари, Манефа Семеновна, дорога нам уготована дальняя, - сказал он не то всерьез, не то шутя.
- Какая дорога? - не поняла Манефа Семеновна.
- Куда Макар телят не гоняет. Если не похуже что-нибудь. Скажут, агитация. А в военное время - особые законы. Я знаю. Словом, пропали мы с тобой.
- Ну, а я при чем?
- При всем. Скажут - одна вина. Да не только мы - других запутают.
Старуха взялась за голову, запричитала.
- Не вой, этим не поможешь. Надо выход искать. В баню, говоришь, пошел? Ну, это значит, не скоро вернется, там всегда очередь, - сипел Степан Силыч. - Часа через два. Не раньше. Пойдем к Никону Сергеевичу...
Старец Никон был дома. Как всегда, он встретил своих постоянных посетителей доброй улыбкой и гостеприимно пригласил садиться.
- Никон Сергеевич, не до сидения. Погибель пришла. Мы с Манефой к тебе за советом.
Силыч торопливо рассказал все, что узнал от Манефы Семеновны.
Губы старца побелели, а лежавшая на столе рука начала чуть заметно вздрагивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32