раковины с пьедесталом для ванной комнаты 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ты прав. Поднимай народ, Петр Александрович.
Скоро все были на ногах. Лукьян Кондратьевич собрал копнильщиков и попросил скопнить сухое сено:
- Дождь не за горами, нужно копнить и скирдовать. В копнах ничего сену не сделается, а в валушках - сгниет.
Однако день выдался ясный, жаркий. Солнце начало нещадно палить задолго до завтрака. А когда после завтрака Павел Иванович взял в руки навильник, то чуть не выронил - так сильно накалило его солнце.
Во время обеденного перерыва кто-то посмеялся над приметами Петра Александровича.
- Вы не смейтесь - дождь будет, - обиделся старик. - Может, не сегодня, а завтра, но беспременно будет. Да и пускай идет, его сейчас вот как нужно. Хлебам на пользу и овощам тоже.
Едва после обеда начали косить, как на западе появилось небольшое беловатое облачко. Двигалось оно очень медленно. Вскоре показалось еще такое же облачко. И еще. Вот они уже касаются друг друга, сливаются в одну большую тучу с причудливыми полукруглыми очертаниями: туча все более темнеет, заволакивает край неба и медленно, тяжело плывет над степью. Туча еще очень далеко, солнце жжет по-прежнему, но уже откуда-то, словно легкое дыхание, пробегает еле заметный ветерок, и дышать становится легче. А туча ползет и ползет, уже почти вся синяя, а внизу темная до черноты. Только верхние завитки ее по краям остаются белыми. И вдруг издали донесся чуть слышный продолжительный гул - гром. А потом раскаты стали нарастать, слышаться все чаще, и вот уже по темной туче скользнула огненная изломанная нить, и почти в тот же миг где-то совсем рядом ухнуло, зарокотало. Солнце нырнуло за передний край тучи, а травы зашептались, закланялись, и волны побежали по некошеному лугу.
- Павел Иванович, глядите вон туда, вправо.
В той стороне, куда указывал кнутовищем Сергей, серой стеной двигалась дождевая завеса. Глянул на нее Павел Иванович, и ему даже почудился шум приближающегося дождя.
- Удирать надо, а то настигнет. Глядите, глядите, вон уже курганчик поливает.
- Гони на стан!
Павел Иванович выключил механизмы, и лошади крупной рысью помчали облегченную лобогрейку.
Едва успели поставить под навес лошадей и вбежать в будку, как хлынул дождь.
Дождь полил сразу, и казалось, что нет никаких дождевых капель, а будто обрушилась сверху огромная масса воды. Стоял непрерывный шум, словно где-то рядом мчался по гранитным уступам бешеный горный поток. Гром не умолкал. Он то снижался до глухого урчания, рассыпаясь в частый и сухой треск, то вдруг, как страшный взрыв, сотрясал воздух и землю, сотрясал так, что вздрагивала будка.
Петр Александрович Дьячков с самодовольной улыбкой поглядывал на всех, приглаживая свои седые усы, и уже в который раз повторял:
- Вот вам и приметы, вот и не верили - дескать, бабушка надвое гадала. А выходит все как по-писаному. Хорош дождик, знатный, проливной. А главное - тихий, на все лето земля напьется. После такого дождя тут же вёдро начинается. Вот увидите.
- А я боюсь, что он надолго затянется, ветерок-то хоть и маленький, а вроде из гнилого угла попахивает, - возразил Лукьян Кондратьевич.
- Нет, проливной дождь долго не бывает. К вечеру еще солнце проглянет, траву малость подсушит, а завтра будем косить.
Но если первое предсказание Петра Александровича полностью сбылось, то второе не оправдалось.
Проливной дождь прошел, грозовая туча уплыла за горизонт, но небо не прояснилось, а осталось сероватым, пасмурным. А немного погодя начал сеять мелкий дождь.
Солнце в этот день так и не показалось.
Дождь прекратился только к вечеру. Ночью небо очистилось от туч, но звезды горели тускло, и было их гораздо меньше, чем во все минувшие ночи.
Утром солнце взошло большое, свежее и казалось таким же умытым, как вся степь. А степь действительно посвежела, ожила после дождя. Дождь смыл с листьев травы пыль, и она весело зазеленела, как зеленеют первые ее ростки ранней весной.
Вторая бригада косила разнотравье. И если в утомительные, знойные дни цветы почти не бросались в глаза, то сейчас ими пестрел весь луг. Кое-где на зеленых стебельках остались еще дождевые капли, под солнечными лучами они загорались, вспыхивали, словно разноцветные искры. А каким концертом в это утро встретила степь юных косарей! Пели на разные голоса видимые и невидимые птицы; где-то посвистывал суслик; жужжала, направляясь к цветкам, пчела; стрекотали, трещали, вызванивали на разные лады насекомые.
Павел Иванович долго стоял у будки и молча любовался степью.
К нему подошел Сергей.
- Павел Иванович, может быть, поедем, попробуем?
- Бригадир распорядился начинать после завтрака. Нет, ты посмотри, Сережа, какая красота! А ты знаешь песню "Широка страна моя родная"?
- Знаю.
Павел Иванович весело подмигнул своему напарнику и запел. Сергей несмело поддержал его. Голос у него был сильный и приятный. Один за другим стали подходить ребята, девушки. Спели много песен. Пели до тех пор, пока тетя Груня не позвала завтракать.
День, хорошо начавшийся и обещавший быть погожим, скоро испортился. Из-за горизонта показались бесформенные сероватые тучи, быстро проносившиеся низко над землей.
Туч становилось все больше, их пелена делалась все плотнее и, наконец, солнце скрылось. Подул сырой ветерок, стало прохладно.
К концу завтрака начал моросить мелкий густой дождь...
"ЗДРАВСТВУЙ, ДРУЖОЧЕК!"
- Павел Иванович, как вы думаете, косить сегодня будем?
- Кажется, не удастся. Сейчас, Сережа, поточнее узнаем. У Петра Александровича.
Дьячков, слышавший этот разговор, грустно качнул головой.
- Не придется. День, можно сказать, пропал. Вон какое серое небо, кругом обложено, того и жди - с утра до вечера может сеять. Уж если что то завтра.
Сергей задумался... Значит, сегодня бригада остается без дела. И у него тоже весь день ничем не будет занят. Вот какой подходящий случай съездить в Потоцкое! До вечера можно туда и обратно справиться. На минутку заскочить домой, забрать Шарика - и назад.
- Ты о чем задумался? - спросил Павел Иванович.
Сергей смутился:
- Это я так... Думаю, нельзя ли до вечера отлучиться из бригады.
- Почему же нельзя? Мне кажется, можно, - с готовностью ответил классный. - А ты куда собираешься?
- Домой бы съездить. У меня там собака осталась...
Сергей передал учителю рассказ Тани.
- Конечно, поезжай, - долго не раздумывая, решил Павел Иванович. - Я видел твоего приятеля. Славный пес. Давай тащи его сюда.
- А бригадир ничего не скажет?
- Даже не думай об этом. В поселке заодно и в баньку наведайся. Наверное, уже соскучился?
В Потоцкое шла подвода за продуктами, и Сережка к полудню был уже в поселке.
Подойдя к дому, он увидел на двери замок. Заглянул в огород - и там никого.
Но почему его не встречает Шарик? Излюбленным местом пса было крылечко, теперь же рыжего там нет...
Сергей обошел весь двор - нигде никаких следов. Куда он мог деваться? Шарик всегда сидел дома, а если уходил со двора, то только с Сергеем.
Сергей поднялся на крылечко, присел на ступеньку.
Он знал, где спрятан ключ, но идти в дом ему не хотелось. "Эх, Шарик, Шарик, ну куда же ты запропал?" А как хорошо все могло обернуться - Манефы Семеновны нет, видно, сидит на своем базарчике, подхватил бы Сергей рыжего - и прочь со двора, бабка Манефа даже и не догадалась бы, что тут без нее хозяйничали гости. Где же теперь искать этого дуралея? Похоже, придется ждать Манефу Семеновну. Да, придется... Не уезжать же без Шарика!
Сергей достал из-за наличника ключ, отпер замок. Тут ему показалось, что где-то совсем рядом кто-то вздохнул. Сергей прислушался. Вздох повторился, но не такой громкий. Еще и еще... Нет, это были не вздохи, а стоны, слабые, чуть слышные. Доносились они из-под крылечка, в этом Сережка уже не сомневался. Кто же там? Кто?
Внезапно мелькнула догадка...
- Шарик, Шарик! - позвал он.
Под крылечком все затихло. Потом что-то зашевелилось, зашуршало и из-под нижней ступеньки показалась рыжая мордочка.
- Шаринька! - вскрикнул Сергей и бросился вниз. - Здравствуй, дружочек, здравствуй, мой...
Сергей не закончил фразы, пораженный жалким видом Шарика. Пес был до того худ, что походил на скелет, обтянутый кожей, и от худобы казался намного меньше; один глаз у него заплыл опухолью, а другой смотрел на Сергея с ласковой грустью.
- Что с тобой, моя роднушка?
Пес вильнул хвостом-коротышкой и попытался встать на задние лапы, но это оказалось не под силу ему, и он, словно застыдившись, сел у ног своего друга.
- Ты, видно, болеешь? - сказал Сергей и осторожно взял Шарика на руки.
Пес сладостно облизнулся и весь приник к Сережкиной груди.
- А с глазом у тебя что? Или кто-нибудь бил? А?
Но пес не умел говорить и поэтому ничего не рассказал о пережитых им тяжких днях. А рассказать было что...
- Может, есть хочешь? Пойдем поищем у бабки Манефы, - предложил Сергей и, не спуская рыжего с рук, поднялся на крылечко.
Шарик сидел на руках спокойно, как, бывало, сиживал и раньше, но едва Сергей вошел в коридор, он начал тревожно оглядываться по сторонам, завозился и, вырвавшись, выскочил на крылечко.
- Ты чего такой? Или боишься? Не бойся, никто тебя не тронет, да и дома-то никого нет, - уговаривал Сергей. - Пойдем. Ну? Пойдем, Шарик!
После долгих уговоров и ласковых поглаживаний, боязливо озираясь и поджав хвост, Шарик пошел за Сергеем.
В кухне нашлось немного молока, несколько разваренных картошек, которые, видимо, оказались непригодными для продажи, и полкаравая хлеба. Молоко Сергей вылил в мисочку, накрошил туда хлеба и отдал Шарику.
- Ешь, подкрепляйся на дорогу, мы сейчас с тобой в бригаду поедем. На голодное брюхо туда не доберешься.
Шарик сначала нерешительно потоптался вокруг мисочки, потом жадно набросился на еду. Видно, он так изголодался, что, проглатывая пищу, даже вздрагивал. Когда мисочка опустела, Шарик начисто вылизал ее и тут же боязливо убежал на крыльцо.
Сергей наскоро умылся и тоже принялся за еду. Вдруг Шарик зарычал и зло залаял, затем поспешно забился на свое прежнее место под крыльцом.
Сергей выглянул в дверь - по двору шел Силыч.
- Приехал, стахановец? - совсем беззвучным голосом, таким хриплым, что даже трудно было разобрать слова, спросил он.
- Приехал, - нехотя ответил Сергей.
- Ну, здорово, если так. Молодец, что решился. Нечего на дядю чертоломить, пускай дураки отдуваются.
Сергея подмывало хотя что-нибудь возразить этому противному человеку.
- А я не на дядю.
- А на кого же тогда? На тетю? Или, может быть, для себя? насмешливо спросил Силыч.
- Для государства.
- Ну, ну. Оно небось тебе новые штаны купит?
- Не обязательно работать за штаны.
- Для фронта? - так же насмешливо бросил Силыч.
- Для фронта.
- Понятно. Только знай, вьюноша, что все сие не угодно богу. Да ты умный парень, сам понимаешь. И в Евангелии разбираешься не хуже другого. Словом, вернулся домой - и разговору конец. Ноют небось колхознички насчет дождей?
- Вся работа встала.
- Я и говорю - богу не угодно. Не то еще будет. Он и потоп может наслать. Кто хочет спастись - бросай мирские дела и берись за божеские. В молитве спасение. И ты тоже долго не оттягивай, берись-ка помогать нам. Заработаешь царство небесное. Для того и живет человек на земле.
Сергей неохотно слушал Силыча, с нетерпением ожидая, когда тот уйдет. Видя, что разговор не клеится, Силыч заговорил о цели своего прихода.
- Я завернул к вам насчет собаки, Манефа Семеновна просила.
- А чего она просила?
- Дурная собака твой Шарик. А может, спаси бог, беситься собирается? Мысленное ли дело, ничего не жрет и воет все ночи напролет.
- Он по мне заскучал.
- Не отрицаю. Может, и заскучал. Только ты, вьюноша, и то прими во внимание, что собака понапрасну выть не станет. Доказано! Или свою погибель чует, или же людям беду накликает. Словом, не к добру это, а к беде. Давно замечено. Вот я и принес. - Силыч достал из кармана синеватую тряпицу, положил ее на стол и осторожно развернул. В ней оказался порошок. - Мор! - таинственно сказал он. - Сильное вещество, до завтра до утра и лапы вытянет. Только надо, чтоб сглотнул, с мяском бы дать, что ли? Самому надо осторожность блюсти... словом, мор.
- Вы что, собираетесь Шарика морить? - спросил Сергей и почувствовал, что сердце у него стало колотиться часто и гулко.
- Манефа Семеновна просила, - словно оправдываясь, сказал Силыч. - А она не о себе думает, о других у нее забота.
- Это вы его избили?
- Бить не бил, а по просьбе Манефы Семеновны хотел поучить малость. Ты то учти, ей жизни от него, проклятого, не стало. И соседям тоже муторно. Волнуются и опять же выговаривают.
- Даже глаз зашибли. А еще... - Сергей хотел сказать: "А еще в святые лезете", но вместо этого сказал: - А еще писание читаете. Как там сказано? Блажен человек, который и скотину милует. А вы, как Гитлер...
- Вьюноша, вьюноша! Негодную тварь и господь велит истреблять. Святое писание понимать надо.
- Забирайте свой поганый мор, а Шарика я не дам травить.
- Могу и забрать. - Силыч так же осторожно завернул порошок в тряпицу и сунул ее в карман. - Тогда до свидания. Пойду домой, кости покоя просят. - Не дойдя до калитки, он вернулся: - А Манефа Семеновна знает о твоем приезде?
- Нет, - не задумываясь, ответил Сергей. - Я вот только что...
Силыч ушел.
Интересно, зачем он спросил? Должно быть, неспроста. И посмотрел как-то... подозрительно. Куда же он потопал? Домой? Или с доносом к Манефе Семеновне?
Нужно бы в баню сходить. Нет, на этот раз можно и без бани обойтись...
Сергей вернулся в избу, убрал со стола, запер дверь, ключ положил на прежнее место и, выманив из-под крыльца Шарика, ушел с ним на бригадный двор, а оттуда снова уехал в поле.
Сергея и его Шарика в бригаде встретили шумно и радостно.
Дождливая погода затянулась. Днем обычно было пасмурно, по нескольку раз принимался лить дождь.
Косари укрывались от дождя в будках, здесь же приходилось завтракать, обедать... Было тесно, но никто не обижался - в тесноте, да не в обиде... Первые дни настроение у всех держалось хорошее, веселое. Ребята устраивали громкую читку, много пели. Но с течением времени в разговорах все чаще и чаще стало слышаться беспокойство за успешное окончание сенокоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32


А-П

П-Я