- Если бы на фронте боец поступил так, как поступил сегодня ты, его бы считали...
Учитель не закончил своей мысли, круто повернулся и, тяжело припадая на больную ногу, скрылся во дворе.
РАННИЙ ГОСТЬ
Сергей понял, чего недосказал Павел Иванович. Он немного постоял на месте, растерянным взглядом провожая учителя. Он видел, как Павел Иванович, ни разу не оглянувшись, поднялся на крылечко, закрыл за собой сенную дверь. Тогда Сергей повернул от калитки и, сгорбившись, побрел прочь. Последние слова Павла Ивановича больно хлестнули его. Очень обидные слова. Настолько обидные, что других таких, пожалуй, и нет. Ну, а кто виноват, что с ним так разговаривают? Никто. Сам виноват. Давал слово? Давал. И опять обманул, сказал - иду на рыбалку. Кто за язык дернул? Надо было пояснить, что не на рыбалку, а, наоборот, домой. Всю ночь, мол, зря просидел. Павел Иванович и слова бы тогда против не сказал. Моя ночь? Моя. Хочу сплю, хочу рыбачу. А теперь - рассердился. После такого к нему и не подступишься. Бывает же так, что человеку не везет: не успела случиться одна неприятность, как за ней уже другая нагрянула.
В минувшую ночь с Сергеем действительно случилось много неприятного.
Все началось вчера. Вскоре после ухода Павла Ивановича домой вернулась Манефа Семеновна. Она, как всегда в таких случаях, пересчитала деньги, вырученные за картошку, спрятала их в сундук и, встав перед образом, несколько раз истово перекрестилась. По всему этому Сергей понял: картошка продана выгодно и настроение у Манефы Семеновны хорошее. И он не ошибся.
- Сереженька, а чего я тебе принесла!..
Бесцветные губы ее сложились в добрую, чуть хитроватую улыбку. Она достала из узла серый пиджак на шелковой подкладке, подняла его обеими руками за плечи и протянула Сергею.
- Ну-ка прикинь. Это в подарок за хорошее ученье.
- Купили? - обрадовался Сергей.
- Купила. Одним словом, бог послал. Сирота-то - ох, да о сироте бог. Ну-ка, застегнись. Как на тебя сшито! - заключила Манефа Семеновна, оглядев Сергея со всех сторон. - Шерстяной. И почти новенький.
Сергею пиджак тоже понравился. Главное, и не велик, и не тесен. Прямо-таки впору. И сшит на городской манер: чуть приподняты плечи, нашивные карманы - целых четыре, сзади хлястик, а внизу небольшой разрез. Другого такого пиджака в Потоцком, пожалуй, и нет.
- Дорогой? - полюбопытствовал Сергей.
- Да прямо почти дарма достался. Дорогое-то нам с тобой не по карману. Пришел, значит, поезд, ну, все пассажиры на базарчик. У кого деньги есть - покупают, а другой только поглядеть может. Ох, жаль, за сердце берет смотреть на людей: иной, видно, такой голодный, что и не приведи бог. Смотрит на твою картошку - ну, думаешь, кинется. Даже трясется весь. Вот как бывает. Больше все из этих, эвакуированных. Одним словом, дожили. Да только не нам судить. Божья воля. Ну, так вот. Подбегает ко мне парень, как бы твоего возраста. Может, чуть повыше. Уставился на картошку. Потом спросил почем. По рублю, мол. Взял одну, подержал в руке, понюхал даже, обратно кладет. Понятно - денег у человека нет. Сразу видно. "Возьми, говорю, за так. Милостыньку за ради Христа". Как сверкнет на меня глазищами: "Я, отвечает, не побирушка, милостыньку собирать. Я, говорит, комсомол, и ваш Христос мне без надобности". Снимает с себя этот пиджак и говорит: "Сколько дашь картошек?" У меня, веришь, Сереженька, даже сердце зашлось с его таких слов. А потом думаю: не ведает, что творит! Господь его, безбожника, за грехи сам осудит. А я ему картошки отсчитала. Тебе как пиджак-то, ничего? По душе?
- По душе. И в самую пору, - улыбнулся Сергей и, сняв обновку, повесил на спинку стула.
- В моленную станешь надевать. За столом сидеть придется, у всех на виду. Нехорошо быть каким-нибудь оборвышем.
Тут Сергей, пользуясь хорошим настроением старухи, возьми да и расскажи о приходе Павла Ивановича. Все-все! А самое главное, что завтра должен вместе с учителем уехать в бригаду.
Манефа Семеновна вдруг сорвалась с места, схватила с конька полотенце и, как оно было вдвое, стала яростно хлестать им Сергея. Он не уклонялся, а только вздрагивал после каждого удара и старался ладонями прикрыть лицо.
Манефа Семеновна так же быстро остыла, как и вспыхнула. Она швырнула на стол полотенце, бросилась на лавку и, покачиваясь из стороны в сторону, запричитала.
Хотя Сергей и не ощущал вины перед бабкой, но, видя, как сильно расстроилась она из-за него, чувствовал себя все же неловко.
- Нету в тебе никакой сердечности, никакой благодарности. Нету! За что меня бог наказывает? - запричитала старуха. - Чем я согрешила?
- Так я разве что? - спросил Сергей.
Объяснение между ними на этот раз было коротким. Манефа Семеновна решительно заявила, что она сама скажет учителю и Семибратовой, будто отправила Сергея в город, а он тем временем посидит несколько дней дома или на той же рыбалке.
Сергей понимал, что, нарушая свой уговор с Павлом Ивановичем, он поступает нечестно, ему было совестно, он даже боялся представить себе, как после всего этого он встретится с учителем...
Это было в тот день, когда Сергей и Иван Егорыч условились встретиться на Самарке. Видя, что Манефа Семеновна немного поуспокоилась, Сергей сказал ей об этом. Старуха охотно отпустила его и тут же принялась собирать еду, предупредив, что он может не показываться дома два-три дня.
Сергей засветло связал все необходимое в один большой сверток, отобрал четыре лучших удилища и, дождавшись, пока стемнеет, вышел со двора.
Иван Егорыч был на месте. Он сидел у костерика и деревянной ложкой помешивал булькавшее в котелке варево. Приходу Сергея он обрадовался.
- Садись к огоньку, Серега, - ответив на приветствие, пригласил старик. - А я сегодня выбрался пораньше. У меня уж и варево поспело. Что-то клев нынче не совсем важный, - задумчиво глядя на огонь, говорил Иван Егорыч.
Он был ласков и внимателен с Сергеем, но мальчик заметил, что сегодня старик выглядит не совсем так, как при первой встрече. Говорил он мало и все о чем-то думал. За ужином Иван Егорыч так задумался, что даже перестал есть.
- Вы не заболели, дедушка? - несмело спросил Сергей.
- Я? Нет. - Он положил ложку и поднялся. - Ты ешь, Серега, ешь...
Иван Егорыч сел неподалеку на берегу. Пламя костра слабо освещало его согнутую спину. Костер-то чуть светит, Ивана Егорыча почти не видно. Сергей подбросил охапку сухой травы, огонь сразу же набросился на нее, маленькие языки пламени заплясали, разрастаясь, потянулись вверх, в темноту. Взметнувшееся пламя костра словно разбудило Ивана Егорыча. Он снова подошел к Сергею и сел рядом.
- Ты что же не ужинаешь?
- Не хочу. Наелся.
- А у меня, брат Сергей, внук помер, Петька... - тяжело вздохнув, сказал старик. - В госпитале. В городе Томске. Вот оно как бывает. Помер Петька... помер... от ранения. Мы с ним, так же как вот с тобой, рыбачили вместе... И нету... А? Подумать только!..
Легли спать. Сергея не тянуло в сон. Не спал и Иван Егорыч. Думая, что Сергей уже заснул, он тихонько вздыхал, боясь, как бы не разбудить соседа.
- Ты не спишь? - спросил Иван Егорыч, заметив, что Сергей то и дело ворочается.
- Никак не засну, - пожаловался Сергей.
- Вот и я так, - сознался Иван Егорыч. - Сегодня мне совсем не хотелось идти сюда, пришел из-за тебя, договорились - надо слово держать. И дома не сидится. На людях жить интереснее, просто сказать - легче. С одним поговоришь, с другим побеседуешь, вроде в тебе бодрости прибавляется. Правда, и люди разные бывают. Иногда такой человек встретится, не то что говорить с ним - глядеть не хочется. Есть и такие. Сегодня на базарчике у вокзала дело было. Одна базарница у эвакуированного парнишки за два десятка картошек новый пиджак взяла. Ну? Видно, паренек голодный, весь исхудалый и денег ни копейки. А она, змеюка подлая, и воспользовалась. Да еще и перекрестилась, будь ты проклята!
Иван Егорыч весь кипел от нахлынувшего возмущения.
Сергей почувствовал, как по телу его побежали мурашки. Он-то знает, кто эта базарница и для кого куплен пиджак! Сергей не то чтоб надевать, дотрагиваться до него больше не станет. Накинется Манефа Семеновна - он и ей так скажет. Все, все скажет и слова Ивана Егорыча передаст.
Утром поднялись задолго до рассвета. Когда готовили удочки, Иван Егорыч опять рассказывал про своего внука Петьку.
Старик все больше находил сходства между Сергеем и внуком, потому Ивану Егорычу хотелось еще повстречаться с этим славным парнишкой.
Он спросил Сергея, будет ли дома в субботу, чтобы выехать на Самарку в ночь под воскресенье, а вернуться в понедельник.
Сергей ответил, что он со всем своим удовольствием придет в субботу. Вот только бабка бы отпустила. Ну, да он отпросится. Бабка знает, что Сергей не один на реке и вообще не с мальчишками, а с Иваном Егорычем.
Ивана Егорыча обрадовали слова Сергея:
- Значит, до субботы не поедешь в поле?
Сергей был доволен тем, что у него все больше налаживается дружба с хорошим человеком.
- А я никуда не поеду, - с готовностью ответил он. - Все лето буду дома.
- Или отменили работу в колхозе? - поинтересовался Иван Егорыч.
- Нет, не отменили. Ребята уже в поле... - охотно пояснил Сергей и, осекшись, замолчал. Он понял, что сказал лишнее, но было уже поздно.
- А ты? - удивился Иван Егорыч. - Или не взяли?
- Нет... Я... меня брали... только я... не пошел, - спутавшись, промямлил Сергей.
- Сам не пошел?
Сергей хотел было все свалить на Манефу Семеновну, но не посмел.
- Это почему же? - допытывался старик.
- Дела всякие... дома. Огород поливать, - нашелся он.
- Понятно.
Иван Егорыч раскурил трубку, задумался. Затем не спеша начал наматывать на удилище лески. Значит, решил уйти.
- Нет, - снова заговорил он, - мой внук Петюшка рос не таким. Тот был настоящий человек. И на войне геройски сражался. Плохи у тебя дела, Серега, - с грустью добавил он.
Сергей и сам понимал, что дела у него, конечно, не блестящие.
- Отца хорошо помнишь? - спросил Иван Егорыч.
- Помню, - несмело ответил Сергей.
- Плохо помнишь, - не то с упреком, не то с сожалением сказал старик. - Плохо. А он не того заслужил. И знаешь, Серега, что я тебе скажу, а ты на ус мотай: был бы жив твой папаша, не порадовался бы за сына. Ну, как же оно так, мил-человек, у тебя получается? - Не дождавшись ответа, старик снова вздохнул. - А бабка что говорит?
- Ничего, - снова соврал Сергей.
- Если так, то сам себе будь хозяином. В твои годы я себя и кормил, и поил - словом, обрабатывал. Рыбалка после работы хороша. А чтоб лето проводить с удочкой, когда другие люди жилы рвут за ради, как бы тебе сказать, всего человечества... - Иван Егорыч недовольно махнул рукой. Не-хо-ро-шо! Стыдно. Да. Давай мы так порешим: рыбалке нашей сейчас шабаш. Пойдем по домам. Я сегодня уеду с поездом сверх графика. А тебе знаешь что посоветую? Иди-ка, Серега, работай. Не откладывай. Ты все собрал?
- Собрал.
- Если так, то двинулись.
Сергей кликнул Шарика и, не осмеливаясь идти рядом с Иваном Егорычем, поплелся следом, чуть приотстав. Но старик подождал, и они зашагали рядом. Иван Егорыч словно забыл о неприятном разговоре и не спеша стал рассказывать о своих поездках, о тех краях и городах, где ему приходится бывать, о разных интересных встречах.
Сергей молчал и внимательно слушал, но сам думал все об одном: сердится ли на него Иван Егорыч и как ему быть дальше.
Вот и село. У переулка, где нужно было сворачивать домой, Иван Егорыч остановился. Остановился и Сергей.
- Ну, Серега, будь здоров, - на прощанье сказал старик и протянул Сергею руку. Сергей несмело подал свою. - Парень ты вроде как совестливый. Отца у тебя нет, так что я хочу совет дать. Не отставай, Серега, от товарищей. Без людей жить человеку нельзя. Просто невозможно. Тянись за хорошими людьми, худого в том никогда не будет.
Старик крепко пожал Сергею руку и ушел. Сергей зашагал по улице. А куда идти? Домой? Манефа Семеновна накинется. Может, пойти в другой конец села да там поискать на реке нового места?
Когда окликнул Павел Иванович, Сергей еще не решил, куда ему направиться.
...Теперь же, когда классный ушел, не захотел больше разговаривать, Сергей двинулся домой. Конечно, бабка рассердится, такое поднимет - хоть из дому беги... Оно и понятно: получается не так, как она задумала... А что делать? Куда податься? А может, еще ничего и не будет, должна же понять Манефа Семеновна? Нет, не поймет! А ведь бывает же она хорошая. Да, бывает. Она хорошая тогда, когда дело не касается религии, а чуть что, даже если просто слово не так сказал, она сама не своя становится. Как бы там ни было, а на рыбалку Сергею не надо было идти, зря он послушал Манефу Семеновну. После разговора с Павлом Ивановичем нужно было уговорить бабку и собираться в колхоз. А так получилось совсем плохо. Главное, Павел Иванович больно крепко рассердился. И Иван Егорыч тоже... А узнала бы все Таня? И узнает. Если же Володька Селедцов, да тот же Витька Петров...
Когда он подошел к своему дому, было совсем светло. Во дворе его встретила Манефа Семеновна.
- Сереженька! Вот тебе на! - удивилась она. - Ты чего же это вернулся?
- Передумал, - нехотя ответил Сергей.
- Передумал? То, бывает, всю неделю мог на речке просидеть, а тут передумал.
- Ну ее и речку, - ответил Сергей, прилаживая удилища под крышу сеней.
- Может, случилось что? - пыталась дознаться Манефа Семеновна.
- Ничего не случилось, - коротко ответил Сергей. - Лета еще вон сколько впереди, успею порыбачить.
Эти ответы встревожили Манефу Семеновну.
- Ты не вертись, Сережка, а сказывай, в чем дело, - потребовала она.
- А я и не верчусь, - огрызнулся Сергей и нехотя добавил: - Павла Ивановича повстречал, вот и вернулся.
Манефа Семеновна только руками всплеснула.
- Это как же тебя угораздило? - накинулась она на Сергея. - И что же ты делаешь со мной! Господи-батюшка!
- А я нарочно, что ли? - стал оправдываться Сергей. - Шел по улице, а он увидел, закричал. Вот и все.
- Вчера?
- Вот только.
- Чего же тебя погнала нелегкая, прости господи! - забушевала Манефа Семеновна. - Ушел на два дня, ну и сидел бы там. А его носит то сюда, то туда, как неприкаянного. И что же мне с тобой делать - ума не приложу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32