Как вам?
– Это война! Наши тоже не ангелы!
– Конечно, не ангелы. Только не люблю, когда образованные люди делают из чужого теста русский хлеб. Пусть японцы живут, как им Бог положил, по-японски. Хотят - животы себе режут, а хотят - под цветущими вишнями сидят. Я ведь не против. Только и мы будем жить по-своему.
– Конечно! В русской грязи, пьянстве и рабстве! - Вера показала рукой на притихших официантов.
– И это есть! - решительно наступал Ванзаров. - Грязь, сколько мне Господь сил отпустит, я выметать буду. С рабством - сложнее. А вот насчет пьянства - без этого нельзя. Во-первых, очищение организма. Во-вторых, средство от холода. А в-третьих, если бы не пьянство, как бы русский мужик, загнанный в состояние бесправной скотины, смог бы остаться человеком?
– Ванзаров! Да вы революционные идеи проповедуете! - понизив голос, с некоторым удивлением сказала Вера.
– Нет у меня никаких идей, барышня. Мне идеи по должности не положены!
– Так как же вы…
– А вот так! - Ванзаров стукнул кулаком по столу. Бокал с абсентом задрожал, чашечки жалобно звякнули. - Я, коллежский советник, чиновник особых поручений Департамента полиции, на самом деле такой же мужик. Вся разница - в годовом жалованье и чистом пальто. Но что такое долг и честь, я хорошо знаю. И если придет час умереть за Россию, смогу это сделать не хуже вашего самурая. И водки люблю выпить. Особенно с мороза.
Ванзаров выплеснул ярость и тяжело дышал. Он раскраснелся, вспотел и полез в карман за платком. Лебедев машинально давил ложечкой кофейную гущу, видимо ожидая катастрофу: сейчас оскорбленная Герцак встанет и уйдет.
Однако Вера с восхищением смотрела на сыщика.
– Уважаю, - сказала она тихо. - Хоть полицейская ищейка, «фараон», а имеет представление о чести! Редкий случай.
– Вот что, Вера… - все джентльменство Ванзарова окончательно улетучилось. - Или веди к своим знакомым, или проваливай.
Лебедев трусливо зажмурился.
– Ладно, Ванзаров, ты мне понравился! - Вера встала из-за столика. - Поехали.

5

Герцак, Ванзаров и Лебедев сели в пролетку. Джуранский, сохраняя инкогнито, поймал другого извозчика и приказал следовать за удалявшимся экипажем.
До Седьмой линии Васильевского острова они добрались за пятнадцать минут.
Дама провела эксперта и сыщика по двору, заваленному снегом и замерзшими помоями, и открыла дверь черной лестницы.
Джуранский, осмотревшись, выбрал позицию на улице, рядом с воротами. Ротмистр четко выполнял распоряжение Ванзарова: не повторять ошибки, случившейся в Озерках, и заранее перекрыть возможный отход преступников. Джуранский не обратил внимания на даму в десяти шагах от него, которая, пошатываясь, шла в сторону Большого проспекта. Мечислав Николаевич видел только ее спину и решил, что пьяная проститутка возвращается домой.
Вера поднялась на четвертый этаж, подошла к ободранной двери и постучала три раза особым сигналом.
За дверью что-то громко лязгнуло, словно отпирали амбарную щеколду.
– Василий, я с гостями! - Вера отстранилась, показывая двух господ.
Родион Георгиевич вежливо приподнял котелок, приветствуя нечесаное существо мужского пола, с босыми ногами, в замызганной рубахе навыпуск, и последовал за дамой. Эксперт шел следом.
Войдя в темную прихожую, Ванзаров сразу почувствовал сладковатый запах.
– Чем пахнет? - тихо поинтересовался сыщику эксперта.
– Так пахнут бескрайние поля в Китае, засеянные красным маком, в соке которого люди находят дорогу в страну фантазий… - Лебедев вздохнул. -…Из этой страны уже нет возврата. Так пахнет опий.
– Аполлон Григорьевич, вы уже здесь бывали?
– Никогда! - признался Лебедев. - В артистических кругах это место называют «Черная Башня». Попасть сюда можно только по рекомендации одного из членов кружка, который создал и возглавляет недоучившийся студент Иван Богородов. Поэтому всех его, так сказать, «учеников» прозвали «богородовцами». Многие хотели бы здесь побывать, но разрешается лишь избранным. То, что Вера решилась нас привести, - просто чудо.
– Это что - секта?! - прошептал Ванзаров.
– Скорее тайный союз единомышленников. «Богородовцы» собираются вместе, говорят о новых путях в искусстве, философствуют, придумывают формы театра будущего, пишут безумные стихи, рисуют картины, которые и дворник не согласится повесить в своей каморке… Ну и тому подобное…
– И что ж тут такого? - удивился сыщик. - Богема, она и есть богема! Фантазии и все такое…
– Да, только все их художественные фантазии рождаются под воздействием регулярного приема опия. Вот вам и вся богема. Я бы назвал их самоубийцами.
– А почему «Черная Башня?»
– Сейчас увидите…
Прямо перед носом Ванзарова резко распахнулся занавес, вспыхнул свет, и сыщик увидел Веру. Герцак придерживала над головой материю из черного бархата.
– Отец тебя примет! - сказала она с неожиданным достоинством. Так дворцовая фрейлина сообщает о высокой милости императрицы. - Пойдешь один. Аполлону велено ждать.
– Желаю удачи! - обиженным тоном пробормотал Лебедев.
Ванзаров переступил порог комнаты, и Вера сразу задернула занавес, словно оберегая тайну от любопытства; эксперта. То, что увидел Родион Георгиевич, было крайне необычно. Все стены, потолок и пол покрывала черная: краска. Черные шторы наглухо закупорили окна.
На полу черной комнаты, посреди разноцветных персидских подушек, возлежал юноша лет двадцати трех, тощий и вялый, с редкими клочками мерзкой бородки. Судя по всему, это и был Отец, или, в миру - Иван Богородов.
Хозяин «Черной Башни», покуривая трубочку, посмотрел на Ванзарова мутными рыбьими глазками и тихонько икнул.
– Чего тебе, старик? - пропел Отец Иван сонным фальцетом.
Ванзаров подумал, что он правильно сделал, не взяв с собой Джуранского. Услышав подобное, ротмистр мог бы потерять сдержанность, и секте «богородовцев» пришлось бы долго выхаживать своего владыку. Родион Георгиевич собрал все дружелюбие, которое у него осталось.
– Господин Богородов… - начал сыщик.
– Не сметь! - прошипела Вера с такой злобой, что Ванзаров слегка опешил. - Для тебя он - Почтенный Отец!
Мутные глазки заволоклись дымком, источаемым из ноздрей и сомкнутых губ Ивана.
– Почтенный Отец! - скрипнув зубами, произнес Ванзаров. - Я ищу двух женщин. Одна из них могла приходить к вам за…
– Божественным нектаром, - вовремя подсказала Вера.
– …за божественным нектаром, - повторил сыщик.
– Многие приходят и уходят, но лишь избранные остаются, старик! - божество закатило глазки.
– Позвольте, я покажу фотографии… - Ванзаров сунул руку во внутренний карман и вытащил карточки. - Вот, прошу вас…
Богородов глянул на карточку и сразу узнал барышню. Не так давно ее привела сюда почитательница, представила родственницей из Вильно. Иван благосклонно принял новенькую. Однако девка решительно отказалась отдаться духовному вождю. Иван удивился, но разрешил ей остаться. Она долго не появлялась, а сегодня прибежала как бешеная, стала требовать опий.
Отцу было лень пошевелить языком. Он плыл в сладком тумане.
– Уходи, старик, ты мне неинтересен, - пропел Иван и сомкнул веки.
Родион Георгиевич вопросительно посмотрел на Веру. Суфражистка молча подняла край черного занавеса, указывая на выход.
Вот теперь Ванзаров пожалел, что с ним нет Джуранского. А впрочем, нельзя же уйти не солоно хлебавши…
Сыщик спрятал фотокарточки, быстро шагнул к Отцу, схватил его за грудки, легко поднял и хорошенько встряхнул.
– Отвечать сыскной полиции! Быстро! - рявкнул Родион Георгиевич, еще раз встряхнув духовного лидера. - Я тебе устрою притон! Живо познакомишься с приставом Щипачевым! Он тебе покажет «Черную Башню» в арестантской! Посидишь денек с ворами - сразу поумнеешь!
Вера, остолбенев, так и стояла с поднятым занавесом. В проем уже просунулся ухмыляющийся Лебедев. А Богородов испуганно хлопал длинными детскими ресницами.
– Опий ей дал? - закричал сыщик прямо в лицо бывшему студенту.
– Нет… у меня кончился… только себе осталось… - пролепетал Иван. - Я… я… не виноват… Фаина сама пришла…
– Когда?! - еще громче крикнул Ванзаров.
– Се… се… сегодня… - еле выдавил любитель опия.
– Время!!! - прорычал Ванзаров.
– Минут пять до вас… пустите! - прохрипел перепуганный гуру.
– Куда пошла? Отвечать!
– Тут рядом, в аптеку Пеля… Слабая была, больная… я сказал, чтобы купила морфий…
Ванзаров швырнул Отца на подушки и бросился из комнаты.

6

Выскочив во двор, сыщик сразу увидел Джуранского. Он лишь махнул рукой удивленному помощнику. Вдвоем они побежали по улице к величественному пятиэтажному дому с башенкой, в котором размещалась аптека Пеля.
Джуранский еле поспевал за тучным начальником.
Родион Георгиевич задыхался, окружающее стало мутным и расплывчатым. Но арочные двери аптеки он ясно видел. Еще совсем чуть-чуть…
Ванзаров рванул массивную дверную ручку, в три прыжка оставил за собой мраморную лесенку, которая вела в бельэтаж, и влетел в огромный светлый зал аптеки. Он хотел крикнуть, но не справился с дыханием.
– Всем стоять! - рявкнул Джуранский и для верности выхватил наган.
Провизор в белом халате охнул и выронил из рук скляночку. Гувернантка, посланная за каплями для барыни, в ужасе прижалась к прилавку.
– Барышня… вуали… морфий… - выдавил сыщик.
– Отвечать! - крикнул Джуранский и пригрозил оружием.
Провизор смотрел на револьвер расширенными от страха глазами, а гувернантка тоненько заверещала.
– Сыск… плиця… - кое-как выдохнул Ванзаров.
Провизор понял: это не ограбление - и схватился за сердце.
– Господа, ну разве так можно! Да, была барышня… такая странная…
– Где?… - прохрипел Ванзаров.
– А вы не встретились? Только-только ушла…
– Куда?!
– Кажется… - провизор заглянул в открытую дверцу, ведущую в служебные помещения аптеки. - Егор, куда барышня направилась?
– На Большой, на остановку конки! - крикнул звонкий мальчишеский голосок.
– Ротмистр! - Ванзаров повернулся к Джуранскому. - Она рядом! Не упустите! И никакой стрельбы!
– Такая странная барышня, - заторопился фармацевт. - Пришла, шатается и просит морфий, понимаете! Я говорю: «У вас рецепт врача есть?» - а она протягивает мне сторублевку: «Возьмите за морфий»! Представьте! Ну, я, конечно, не взял, а она чуть не упала, уцепилась за прилавок. Я усадил ее, предложил капли сердечные, она отказалась. Морфий ей подавай! Такая странная! И вуали не подняла! Посидела, отдышалась и пошла. Я мальчика послал проводить… Так, представьте, отказалась. Сама, говорит, доберусь…
Но ротмистр с Ванзаровым его уже не слушали.
Джуранский выскочил на улицу и чуть не сбил с ног Лебедева, который неторопливо двигался к аптеке. Не извинившись, ротмистр кинулся дальше. Он выскочил на Большой проспект и увидел, как от остановки Восьмой линии, звякнув колокольчиком, тронулась конка.
Пара лошадок еле-еле тащила голубой вагончик, оклеенный рекламой универсального средства от запоров. Догнать транспорт с таким черепашьим ходом для бывшего кавалериста не составило труда. К тому же Джуранский увидел впереди конки двух городовых. Ротмистр выхватил офицерский нейзильберовый свисток и дал тревожный сигнал.
Городовые встрепенулись.
Мечислав Николаевич, яростно махая руками, приказал им задержать вагон.
Предупреждающе тренькнул колокольчик, и конка встала.
Джуранский подбежал к вагончику, прыгнул на подножку, схватился за вертикальный поручень и влетел внутрь салона.
На лавке одиноко сидела дама в вуали. Уронив голову на грудь, она прислонилась к стеклу, из-за которого выглядывал удивленный вожатый.
Держа наган наготове, ротмистр подбежал к даме и откинул вуаль.

7

Когда опоздавшая и запыхавшаяся Софья Петровна подоспела к Студзитской, мерзнувшей у «Польской кофейни» уже больше четверти часа, морозный воздух успел освежить ее лицо. Однако Елена Павловна подняла вуалетку, взяла за руки новую знакомую и внимательно посмотрела ей в глаза.
– Софья Петровна, вы плакали?
– Нет, нет… дети рано разбудили, не выспалась… - Софья Петровна совсем не умела врать и засмущалась.
– Вот что, - решительно сказала Студзитская, - сейчас пойдемте, выпьем шоколаду, а потом погуляем, и вы расскажете мне все, что с вами случилось.
Софья Петровна попыталась объяснить, что она вынуждена откланяться и немедленно возвращаться домой. Ей и так чудом удалось вырваться от Глафиры, которая решительно не отпускала ее. Пришлось поплакать и дать клятву, что она добежит до кафе только для того, чтобы извиниться и сразу вернется обратно.
Но вместо заготовленных по дороге объяснений Софья Петровна пробормотала что-то невнятное.
Студзитская опустила вуалетку, подхватила подругу за локоть и, не слушая возражений, решительно повела в кафе.
Елена Павловна вновь выбрала самый дальний от окон столик. Она заявила, что в этот раз ее черед угощать, и заказала к горячему шоколаду дюжину воздушных птифуров.
– Дорогая, чем я могу помочь? Все, что в моих силах, я сделаю!
Студзитская говорила с таким искренним жаром и дружелюбием, что Софья Петровна испытала непреодолимое желание излить душу.
Принесли шоколад и пирожные. От волнения госпожа Ванзарова и не заметила, как съела три птифура и большими глотками осушила чашку. При этом она успела полушепотом рассказать супруге чиновника особых поручений Ревельской сыскной полиции о страшной угрозе, которая прозвучала из телефонного аппарата.
Елена Павловна, казалось, была сильно озадачена.
– А вы уверены, что угрозы предназначались именно вам, а не вашему мужу? - с нескрываемым сомнением в голосе спросила она.
–
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43