.. ну, вручить надо. Показывал, давал бумажку и говорил, кого спросить. Вас так много было, что я щас почти никого не помню. Даже по названиям. Вот вас только помню: "Мышьяк". Смешной лейбл!
-- Чего ж смешного?
-- Ну, прикольное. С мышами.
-- Ты в каком классе-то учишься?
-- А-а, бросил...
Лицо Ковбоя стало кислым. Видимо, он относился к числу людей, которые считают учебу в школе садистским приложением к детству.
-- Давно?
-- Чего давно?
-- Бросил-то давно?
-- В восьмом классе.
-- И что теперь?
-- А ничего! Тусуюсь помаленьку. Там деньжат срублю, там... А чо напрягаться? Кому щас инженеры нужны? Вон, все наши инженеры на набережной стоят, шашлыками торгуют.
-- Значит, химию ты плохо учил, -- самому себе сказал Санька.
-- Чего?
-- Это я так, про мышьяк...
-- А-а, ну да -- мышьяк. А еще я запомнил "Молчать" и Жозефина.
Эта Жозефина такая белобрысая. Я ей эту ксиву в руки сунул, а она
расплылась в улыбке, как блин на сковородке, и заворковала:
"Болшой спасибо! Болшой спасибо! Какой хароши город Приморск!"
Дура набитая. Барби ходячая. Нерусская какая-то крыса!
-- А Джиоеву ты бумажку давал? -- вспомнил Санька еще одну строку из списка.
-- Кому-кому?
-- Ну, певцу такому невысокому... Он черноволосый. Кавказец.
Но без усов. Кажется, осетин...
-- Нет, не помню. Их столько перед глазами промелькало! Ошизеть можно!
-- Ладно, -- закончил эту часть допроса Санька. -- А где парень,
твой хозяин, сидел или там стоял, когда ты нам вручал записку?
Ему не верилось, что он так и уйдет почти без новостей от еле
пойманного Ковбоя. То, что он узнал, немного успокоило его, но,
успокоив, и породило новые вопросы. Санька смотрел через открытую дверь на упрямо держащего столбом левую ногу Ковбоя и только теперь замечал, что его грудь и ноги по колено, в отличие от лица и шеи, были вовсе не загорелыми, и это наблюдение, неожиданно изменившее мир вокруг Саньки, мир маленького провинциального домика, вдруг создало предчувствие, что нужно только чуть-чуть напрячься, стать еще внимательнее, чтобы разглядеть главное.
-- Так что, помнишь? -- склонился он, все так же сидя на жестком стульчике, в сторону Ковбоя.
-- Не знаю. Разве вас всех упомнишь!.. Вроде как бы сидел...
-- Где?
-- Там кафе, кажись, есть. Под зонтами.
В груди у Саньки потеплело. Но хотелось еще большего. Хотелось, чтобы ожгло огнем.
-- Когда ты снова с ним встречаешься? -- строго спросил он Ковбоя.
Тот сразу окаменел. Только глаза оставались подвижными. Похоже, глазам хотелось найти новый путь к побегу. Порыскав по комнате, они снова наткнулись на раненую ногу и медленно потухли.
-- Я не в курсе... Он того... пока не звал меня...
-- А как он зовет?
-- Ты что, хочешь, чтоб он меня наизнанку вывернул?
-- Не вывернет. Я не дам.
-- А ты чо?.. Такой крутой, что ли?
-- Незаметно? Еще побегаем?
Спина Ковбоя поерзала на простыне. Он медленно, будто ствол орудия, опустил ногу на стул, с которого еще недавно сбивал Саньку, и натужно промямлил:
-- Он это... мамашиному ухажеру звонит и это... встречу назначает...
-- Так он не местный?
-- Я не знаю. Он меня на пляже нашел. Наверно, не местный. Он загорелый был, но не очень. И загар у него того...
-- Чего того?
-- Ну, не наш... Он не коричневый, а как бы красный... Ну, как бы с красным налетом...
-- Значит, так, -- решил Санька, -- как вызовет тебя снова на связь, сообщишь мне.
-- Да я это...
-- Без понта. Придешь в гостиницу "Прибой"... Знаешь, где находится?
-- Ну, это да... того, знаю...
-- Найдешь в сорок втором номере мужика. Он все время в тельняшке ходит. И передашь ему сообщение. Для меня. Врубился?
-- Ну, это... как бы...
-- Обманешь -- вторую ногу проколю. Вопросы есть?
Тонкие губы Ковбоя еще что-то бормотали, но в этих звуках было не
больше смысла, чем в жужжании комаров возле левого уха.
Встав, Санька потянулся больной поясницей, все еще помнящей
кувырок, и на прощание предложил:
-- И вот еще, тезка! Девчонок больше не трогай. Некрасиво. Девчонки -это святое...
Глава одиннадцатая
КОЛХОЗНОЕ ТЕХНО
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, эту фразу произнес Эразм. Или Игорек. А может, Санька ее просто подумал. Хотя, скорее всего, мысли такой даже не было.
-- Я всю жизнь мечтал нюхать навоз!
Кажется, вроде бы Виталий пробормотал. Но он никогда не повышал голоса. Наверное, опять хозяина у слов не было. Просто возникло такое настроение и сразу пронизало всех.
-- А курей мы пасти не будем?
Это уже Эразм. Ошибки быть не могло.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, долговязый гитарист смотрел на кур, с одуревшими глазами выбегающих из-за металлической сетки во двор, и ждал, добегут ли они до ударной установки. Добежали. И как положено глупым курам, клюнули в стойку под тарелками. Сначала рябая, потом беленькая. У беленькой получилось лучше. Тарелки звякнули друг по дружке, и куры бросились врассыпную по двору.
-- А ничего получше ты не мог снять? -- язвительно спросил Эразм. -Свинофермы у них не было?
-- Не было, -- зло ответил Санька.
Красивый план с лжеотъездом завершился снятием на неделю частного домика на окраине Перевального.
После завтрака всухомятку Андрей сказал: "Пора и размяться", и они выволокли под навес прямо во дворе инструменты. И как только установили и подключили к электросети, хозяйка дома -- толстая краснощекая тетка с крупными стальными зубами стала вычищать скотный сарай. По двору поплыли колхозные ароматы, а идиллическую тишину тут же нарушили обретшие свободу куры.
-- Может, дом получше поискать? -- вяло вставил Виталий. -- Боюсь, мы от шума животных не сможем спать.
-- Я заплатил вперед, -- раздраженно ответил Санька.
Он и без того не был уверен, что их путь на грузовике с вокзала Перевального до окраинной улицы не засекли какие-нибудь вражеские глаза. Еще один переезд мог стать новостью поселкового масштаба. И кто знает, сколько кочует новость от Перевального до Приморска? Не быстрее ли поезда?
-- Дурдом! -- подвел итог Эразм.
В своей узорчатой вязаной шапочке и черных очках с круглыми стеклами он больше любого другого из группы напоминал иностранца. Или слепого. Во всяком случае, хозяйка дома, пронося мимо них полные ведра с вонючей серой жижей, посмотрела на Эразма с жалостью.
-- Акустика в этом колхозе -- закачаешься! Зал Большого театра! Не
больше, не меньше! -- оценил он звучание после пары аккордов.
-- А ты на полтона ниже сделай, -- предложил Виталий, ладненько
устроившийся за синтезатором.
Стена дома стала спинкой его сидения. Несмотря на тень, она была теплой, словно это и не стена вовсе, а огромная грелка.
-- Ну смотри на полтона, знаток! -- провел по струнам Эразм, но третий аккорд никто почему-то не услышал.
Бормотали что-то на своем птичьем языке куры, гавкала вдали собака, бодро шурудила лопатой внутри сарая хозяйка. У всех звуки были. У гитары -нет.
-- Шнур, что ли, отсоединился? -- пробежал взглядом по проводу Эразм.
-- У меня тоже... того, -- провел пальцами по клавишам Виталий.
Получилось шуршание. Как будто ветер пошевелил оторванным куском толи, свисающим с навеса. Но ветра не было. И кусок не шевелился. Он висел черным языком за спиной Эразма.
Ударом в большой барабан Андрей встряхнул всех сразу. Барабан, в отличие от своих музыкальных собратьев, умирать не собирался.
-- Наверно, с электричеством чего-то, -- предположил Санька.
-- Мамуленька! -- окликнул Эразм выбравшуюся из сарая с новой сочной порцией грязи хозяйку. -- Можно вас на секундочку для интервью по первой программе телевидения?
Поставив ведра, тетка отерла ладони о цветастый передник, прошаркала, не поднимая ног, будто лыжница, под тент, и Санька впервые заметил, что ее босые ступни толкают под собой галоши, как минимум, сорок восьмого размера. Откуда в жаркие курортные края забрели эти резиновые корыта, он даже не мог представить.
-- Мамуль, у тебя счетчик где? -- спросил ее Эразм. -- Пробку выбило.
-- Ничего и не выбило, -- с достоинством ответила хозяйка. -- Плановое отключение, значит, света.
-- Так планы ж еще при комуняках отменили! -- не согласился Эразм.
-- Это при ком чего там отменили, я не знаю, а только дадут через два часа. Не раньше.
-- А что ж вы сразу не сказали? -- покраснев, спросил Санька.
-- А вы и не спрашивали. А если насчет удобств, то у меня все не хуже, чем у других. Вы в Перевальном лучше ничего не найдете.
Голос у тетки был мягким, просительным. Ей очень не хотелось, чтобы такие выгодные постояльцы неожиданно съехали, и она неожиданно произнесла:
-- А в обед я вас пельменями угощу... Вот. У меня свежина с той недели есть. Сама растила.
-- Это можно! -- сдвинув очки на кончик носа, уже с интересом посмотрел на хозяйку Эразм. -- А водочка в вашем тауне есть?
-- Водочка есть! -- воспрянула духом тетка. -- В кинотеатре. Там магазин. А тауна... Нет, тауна нету...
-- Это заметно, -- обрадовался Эразм.
-- Точно свет через два часа дадут? -- недовольно спросил Андрей.
-- Так по плану ж! Завсегда давали! Если...
-- Андрюха, дай ноты вашего "Воробышка", -- оборвал хозяйку Эразм. -Надо ж знать мировые хиты!
-- На, -- протянул два листка вместо Андрея Виталий. -- Шедевр -- не шедевр, а идет на ура...
-- Этого мало, -- вздохнул Андрей. -- В финале, если выйдем, нужно две вещи прогнать...
-- Сделаем что-нибудь из старого, -- изобразив вошедшего в раж гитариста, подергал безмолвные струны Игорек. -- Роковое что-нибудь!
-- Лучше попсу, -- покачал головой Андрей. -- Председатель жюри -Покаровская, лирическая певица, звезда восьмидесятых. Она рок не переварит...
-- Ты ж сам говорил, что в жюри есть рок-мэны. И металлисты есть, -прогудел Эразм. -- Как раз в масть попадем!
Ничего не понимающая тетка пожевала обветренными губами и лениво всплеснула руками.
-- Вот куры-дуры! Опять в огород полезли!
Ее галоши-лодки заскользили по земле. Казалось, что они сами плыли к злодейским курам, а хозяйка вынуждена была уже за ними передвигать ногами.
Эразм, мгновенно забыв о споре, углубился в ноты. Его губы шевелились, будто он знал буквы, которыми зашифрованы нотные знаки, и первым на земле проговаривал их.
-- Ре-бимоль, до, ля-бимоль, фа, -- шептал Эразм загадочные слова, но шептал так громко, что галоши хозяйки замерли на дорожке. -- Мужики, я это где-то слышал. Типа одной древней песенки. Помните, там что-то типа "Мы едем, едем, едем в далекие края, хорошие соседи, веселые друзья"...
-- Уже проехали, -- напомнил ему Виталий. -- Там фа-мажор, а у нас -фа-минор. Врубился?
-- Плагиат в чистом виде! -- не согласился Эразм.
-- Ты учи ноты и помалкивай, а то еще заставим оранжировку делать.
Галоши опять заширкали по дорожке. Хозяйка уносила в огород такое ошарашенное выражение лица, будто только сейчас узнала, что поселила в дом не музыкантов, а инопланетян.
Подойдя к барабанщику, Санька загадочно попросил:
-- Андрей, тебя можно на минутку?.. Выйдем на улицу...
Барабанщик без слов подчинился его команде. Он один-единственный заметил ночью, что Санька куда-то ходил, но упрямо молчал до этой минуты. Иногда ему даже казалось, что солист группы -- заодно с бандитами. От этой мысли становилось жарко, хотя куда уж было жарче, если термометр под навесом стонал от тридцати двух градусов тепла. И когда Санька его позвал, ему вдруг стало стыдно.
Он сглотнул это едкое чувство, молча выслушал рассказ о роллере Ковбое, о ночной погоне и двадцати с лишним записках-предупреждениях, и ощущение вины снова вернулось.
-- И что ты об этом думаешь? -- тихим вопросом отдал он Саньке инициативу.
Он снова переставал быть менеджером. Сейчас это уже давалось с облегчением.
-- Ясно одно, -- посмотрел вдоль пустой, иссушенной улицы Санька. -Мы лично, точнее, наша группа никому персонально не нужны. Угрозы пришли всем. Или почти всем...
-- Глупо получается, -- поморщил уже красный, прихваченный курортным солнцем лоб Андрей. -- Тот или те, кто хочет выиграть конкурс, пытается убрать всех конкурентов сразу. Один останется -- ему и первый приз, эту раковину, дадут? Да ничего ему тогда не дадут! Фигня это все. Если хоть два-три человека останется, уже конкурс развалится. Уже его никто проводить не будет...
-- Ты точно сказал -- разваливается, -- похвалил его Санька. -- Дело не в музыкантах. Девяносто девять из ста, что никакой войны с конкурентами-исполнителями нет. Кто-то хочет развалить сам конкурс...
-- Точно! -- соглашаясь, рубанул воздух рукой Андрей. -- Этот богатей местный... Ну, как его?..
-- Буйнос.
-- Во-во, он! Он стал у какого-то местного барыги на пути. Может, по бизнесу в Приморске, может, конкурент по казино или там ночному клубу... У них есть еще ночные клубы в городе?
Санька фыркнул с резвостью лошади:
-- А то! Целых пять! Это же курорт! Сюда люди приезжают денежки спускать.
-- Значит, среди хозяев тех клубов нужно искать врагов Буйноса. Или среди хозяев казино...
-- А зачем? -- не понял Санька. -- Зачем искать-то? Что нам от этого?
-- Но ты же милиционер!
-- Бывший, Андрюша! Бывший! И не более. И не наши это дела по большому счету. Я уж подумываю, что можно в гостиницу вернуться. Зачем эта конспирация? Бандитам нужны не мы. Совсем не мы...
-- А если мы все-таки ошибаемся?
Истошный вибрирующий звук вспорол сонную тишину улицы. Санька и Андрей одновременно вздрогнули, будто на время став единым живым существом.
-- Свет дали! -- заорал со двора Эразм. -- Ни хрена они не научились планы выполнять! Давайте репетировать, юные таланты! А то я музыку так люблю, что аж пельменей хочется!
_ Глава двенадцатая
ИНТЕРВЬЮ С ПАМЯТНИКОМ
День и ночь. Свет и темень. Жара и холод.
С первым же шагом в кабинет Буйноса Санька ощутил себя погружающимся в ледяную воду. Кондиционер мощной сплит-системы, белоснежный брикет у потолка, со старательностью сделавших его японцев гнал и гнал в комнату холод, и оттого сам кабинет после изнуряющей жары на улице почудился чем-то инородным, совсем не являющимся частью Приморска. Город плавился в зное и, явно зная, что внутри него еще есть не завоеванный клочок, накатывал и накатывал на стены здания иссушающими волнами. Город дышал на офис доменной печью, но ничего не мог поделать.
-- Здравствуй. У меня не больше пяти минут, -- с резкостью человека, принадлежащего не себе, а делу, выстрелил словами
Буйнос и протянул мощную кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56