Он не ощущал их.
Пиликание "сотовика" в кармане пиджака шибануло его в пот.
- А!.. Кто?!. Чего?! - прохрипел он в трубку.
- Это я, Барташевский, - мягко ответила она.
- Ты это... чего?
- Я тут вечером был занят. Не успел доложить. А тут вспомнил. Я кресло тебе заказал. Завтра привезут. Максимальная ширина. Шире уже не бывает. Шире - только диваны...
- Ну ты это... А если я сплю?.. Чего ты звонишь?
- Ты - спишь?
Раньше двух-трех ночи Рыков редко заявлялся домой. В вопросе Барташевского сквозили и удивление, и любопытство.
- Ну не сплю я!.. Так что, надо про всякую ерунду звонить!
- Я хотел узнать, как банкиры...
От упоминания о них Рыков проскрипел зубами. Мигалок вокруг вросшего в дерево "мерса" становилось все больше, и от их воплей "Дай! Дай! Дай!" можно было задохнуться.
- Твари они, а не банкиры, - прохрипел Рыков. - Дай! Дай! Дай!
- Что? - не понял Барташевский.
- "Бабки" требуют!
- А что в этой... в милиции?
В безразличии тона, с каким задавался вопрос, четко ощущалось:
Барташевский звонил вовсе не из-за банкиров и не из-за кресла.
- Облом. Полный облом, - вспомнил мрачного милицейского
подполковника Рыков.
- Ты же сам говорил, они поймали парня с твоими кредитками. Точнее, с подделанными под твои...
- Ничего не подделанные! У него нашли одну мою. Помнишь, я тебе говорил месяцев восемь назад, что потерял кредитку...
- Так это она?
- Да. Он успел тогда чуть-чуть с нее погреться. Тыщи на три. Я потом счет аннулировал.
- А других у него не нашли?
- Нет, - раздраженно прохрипел в трубку Рыков.
Шепот у него не получался. По горлу скребли невидимым наждаком, а та штука в организме, которая отвечает за слюну, отказывалась работать. И от этой неожиданной забастовки он воспринимал свежий воздух ночи каким-то жгучим и сухим. Точно и не посреди Москвы он стоял, а посреди пустыни.
- Значит, надежда исчезла? - расстроился Барташевский.
- Мент этот... такая сука! Он мне говорит: ищите воров в своем окружении. Возможно, что вором может быть и жена... Тварь! У моей Лялечки куча недостатков, но красть она не будет. Тем более у меня. Да я за нее...
- Это он зря, конечно...
- Там все - сволочи. Им плевать на меня!
- А ты рассказал им об исчезнувших деньгах... Ну, твоих и моих?
- Нет, - еле выжал Рыков.
Он только в эту минуту вспомнил о швейцаре. Только один человек на
земле - этот краснолицый манекен с екатерининскими бакенбардами
- видел, как Рыков заводил чужой "мерс". А может, он
преувеличивает? Может, и не видел швейцар его буйного отъезда? В
плохое верится сильнее, чем в хорошее. Накативший из ниоткуда страх неожиданно увлажнил рот. Словно бы лопнула внутри та штука, что бастовала.
- Мне лететь надо, - промямлил он в трубку. - По делам... У меня дела...
Он зашарил по карманам. Где-то в брюках прятались несколько стодолларовых купюр. Рыков презирал портмоне, считая их бабской безделушкой, и всегда рассовывал деньги по карманам.
Мятые серо-зеленые стольники он нащупал у пояса, в тайничке. Только они могли сейчас спасти его. Швейцар, как и положено представителю его профессии, легко покупался. Но гаишники могли опередить Рыкова и купить чуть раньше.
- Платоныч, - оборвал его лихорадочные мысли Барташевский, - деваться некуда. Я должен ехать в командировку в Красноярск. Следы - там...
- Что? - не услышал Рыков.
- В Красноярск, говорю, лететь надо...
- Да лети ты куда хочешь!
- А насчет метров чего?
- Каких метров?
- Ну, будем одни и те же метры по второму разу продавать? Наш разговор помнишь?
- А-а, черт с ними! Продавай! Впаривай дуракам эти метры!
Нажатием клавиши Рыков омертвил "сотовик" и, прихрамывая, бросился между домами во двор. Прощально повернулся и с неприятным чувством у сердца увидел, как коротенький гаишник нагнулся к номеру "мерса" и аккуратно записал его в блокнот.
Глава восемнадцатая
ГАИ, ГАИ, МОЯ ЗВЕЗДА...
А ровно через восемь часов одиннадцать минут в расположенном на полторы тысячи километров южнее от Москвы курортном городе Приморске другой гаишник, повыше и посимпатичнее того, столичного, тоже нагнулся к номеру "мерса", но только не покореженного, а очень даже целенького, хотя и десятилетней германской выдержки, и с видом беспощадного судьи оценил этот номер:
- Покрасить бы не мешало. Цифры совершенно не видны.
- Это грязь, а не ржавчина, - высунувшись из окошка, разъяснил румяненький, кругленький водитель. - Я помою - и все...
- А почему не пристегнут ремень безопасности? - подошел к его дверце гаишник.
- Так я ж не еду! Я ж на ваш сигнал тормознул! Я только что отстегнул! Я...
- Это ты будешь теще рассказывать, - неумолимо ответил гаишник и вырвал из нагрудного кармана блокнот с квитанциями. - Ты оштрафован на сто тыщ!
- Командир, ну ты даешь! Я ж токо отстегнулся! Мамой клянусь!
- Я сказал, сто!
- А почему сто?.. Всегда было восемьдесят!
- С утра повысили штрафы. По радио передавали. Ты что, не слышал?
Кругляш раздраженно посмотрел на радиоприемник. Пластиковый прямоугольник с кнопками угрюмо молчал. На минуту кругляшу показалось, что весь их разговор сейчас это же радио транслирует на весь город, и ему стало стыдно, хотя стыдиться было и не от чего. Формально гаишник был прав. Не пристегивал он сегодня ремень.
- На! - протянул он через окошко полтинник. - Без квитанции...
- Ладно. Езжай, - двумя пальчиками подхватил купюру гаишник и брезгливо сунул ее в карман неглаженых брюк. - Только пристегнись.
Ветеранистый "мерс" с подчеркнутой медлительностью поехал по улице, а из подъезда дома раскачивающейся походкой выплыл Топор и лениво спросил гаишника:
- Состриг?
- Мелочевка, - ответил Жора Прокудин, снял одеревенелую милицейскую фуражку, отер платком красную полосу на лбу и добавил: - На ремнях мы только к вечеру что-нибудь путное соскребем. Надо знак ставить.
- Проезд запрещен?
- Ты думаешь?
- Однозначно!
- А есть где поблизости?
- Вон там. В переулке. Там перерыто все. И знак стоит. Приварен к колесу от вагонетки.
- Тащи его, родного, сюда!
Топор живчиком рванул по улице, а Жора Прокудин с облегчением отступил в тень. Пальцы с жадностью расстегнули пуговицу на шее и оттянули галстук. Хорошо еще, что он был на резинках. Когда Жора отпустил его, галстук аккуратно, уже без прежних тисков, сжал воротник. Пуговицу, оказывается и застегивать-то не требовалось.
"Козел. Не мог сразу научить!" - мысленно ругнулся он на мужика, продавшего ему рано утром на местном рынке милицейскую форму. Мало того, что она оказалась на размер меньше, чем он обещал, но и ни одного секрета ее ношения он не знал. Пуговица подсказала первый секрет сама. Если бы он еще знал, куда вешать жетон с персональным номером, то вообще был бы полный порядок. Жора наугад прицепил его на правую ключицу, точно под погон. Наверное, это было неверно, но зато ничего не мешало нагрудным карманам. В одном из них он хранил книжку с квитанциями штрафов, купленную у того же мужика, а в другом - газовый баллончик.
- Куда ты его прешь! - укоротил Жора Прокудин дружка.
- Ты же сам сказал!
Металлический столб с приваренным к нему знаком Топор нес на плече, будто деревянную лопату для уборки снега. Колесо от вагонетки - ржавый диск - закрывало ему всю грудь и оттого выглядело и не колесом вовсе, а коричневым узором на его майке. Если б не побелевшие пальцы Топора, Жора подумал бы, что в Приморске действуют другие законы физики, и металл весит во много раз меньше.
- Пройдешь по улице метров сто, поставишь у бордюра. Понял?
- остановил он Топора.
- Ага.
Кажется, он понял все с первого раза. Значит, в Приморске
действовали не только другие законы физики, но и психологии.
Впрочем, уже через полчаса Жора убедился в обратном. В Приморске,
как и в Москве, Питере и Абакане, все водители по-одинаковому
реагировали на его требование оплатить штраф за проезд в неположенном месте.
- Не было там никогда такого знака! - говорили они одно и то же, будто артисты, навеки вызубрившие текст пьесы.
А Жора Прокудин терпеливо, но с подчеркнутой властностью отвечал им все по очереди одно и то же:
- Вторые сутки стоит. Здесь ремонт, а вы гоняете, как ошалелые!
- Где ремонт?! - с такой же артистической заученностью озирались водители.
- Там, - неопределенно показывал то влево, то вправо, то вверх Жора Прокудин и тут же с мастерством истинного гаишника снимал с себя ответственность за будущую экзекуцию: - Мне приказано никого не пропускать, а приказы, сам знаешь, не обсуждаются. Так что плати штраф за проезд на запрещающий знак, разворачивайся и езжай обратно!
Из шестнадцати тормознутых им за полдня, только двое потребовали составления протокола и выписки квитанции по полной форме. Откуда эти аккуратисты свалились на русскую землю, Жора даже не мог представить. Такое впечатление, что их подхватило ураганом где-нибудь в Германии и перенесло на издолбанный асфальт Приморска. Только когда они научились по-русски разговаривать? В полете, что ли?
Из четырнадцати оставшихся он выдоил-таки штраф наличными. Кто-то давал меньше, кто-то больше, но только к часу дня карман милицейских брюк распух основательно.
Семнадцатый остановленный Жорой "нарушитель" не произнес великую фразу дня: "Не было там никогда такого знака!" Он не вылез из машины, он не сдал задним ходом. Он терпеливо подождал, пока подойдет пунцовый от солнечного удара Жора, и спросил нечто вообще несуразное:
- Потеешь, старина?
- Документы! - тоже не по сценарию выкрикнул сухой глоткой Жора Прокудин.
- Ты из какой роты? - ну уж совсем из другой пьесы попер текст у мужика.
Нагнувшись, Жора разглядел в салоне копеечных "жигулей" кругломордого седого водителя. Его уверенному взгляду можно было позавидовать. У Жоры Прокудина никогда бы не получился такой смелый взгляд. Нервишки бы не позволили.
Зато Жора мог изображать любые динамические состояния: гнев, радость, печаль, усталость. Впрочем, он и без того был сверх меры изможденным. Осталось лишь чуть попрочнее насупить брови.
- Вы проехали на запрещающий знак, - заученно вбросил он в салон.
- Так из какой роты?
- Какой надо! - огрызнулся Жора Прокудин. - Ваши документы!
- Понятно.
"Жигуль" рванул с места, до смерти напугав Жору. Гарь выхлопа обожгла горло, вбила в кашель. Жора зашелся, как чахоточный, и только вскрик Топора остановил его.
- Ты чего?! - испуганно нагнулся Топор к нему.
- Не... не... не запх... латил...
- Фу ты!.. Я думал, он тебя чем шарахнул!
- Гад какой-то!.. Пытать начал...
- Чего?
- Какой номер роты, говорил...
- А это не он? - окончательно выпрямил Жору Прокудина своим вопросом Топор.
- Где?
- Вон... Едет опять сюда... Кажись, его номера на "копейке"...
Приложив ладонь козырьком к козырьку милицейской фуражки, Жора всмотрелся в дальний конец улицы. Как раз в этот момент мимо фальшивого знака проехал "жигуль", а за ним колымагой, переваливаясь на колдобинах, вырисовывался милицейский "уазик".
- Атас! Срыгиваем! - выкрикнул Топор и первым нырнул в подъезд.
В его душной полутьме он просидел полдня, и хорошо знал, что через подъезд есть сквозной ход во двор.
Жору удержало на асфальте только одно. За эти же полдня он до того сросся с формой, что притормозивший метрах в пяти от него "уазик" воспринял как родной и сыпанувших из "уазика" милиционеров тоже ощутил как родных. И только выпрыгнувшего из "жигулей" кругломордого не мог никак всунуть в свои чувства. У кругломордого было уже не просто уверенное, а свирепое лицо. Оно чем-то походило на бульдожье.
- Взять его! - взвизгнул он.
- Есть, та-ащ майор! - достойно ответил самый кругломордый из милиционеров и в свою очередь скомандовал остальным: - Взять!
Родные лица тут же превратились в бульдожьи. Прыжком вбок Жора Прокудин ушел от объятий ближайшего к нему милиционера, спиной вышиб дверь подъезда и упал на цементный пол. Фуражка блином слетела с головы и нырнула под ноги все тому же шустрому милиционеру. Он с хряском смял ее сапожищами, но фуражка, словно почувствовав, что ее бывшему обладателю грозит опасность, скользнула по асфальту. Преследователь с грохотом вмялся лбом в дверь и сполз по ней в трехсекундном беспамятстве.
- Быстрее! - еще громче заорал кругломордый майор. - Хватайте, твою мать, его! Хватайте!
По-лягушачьи заработав ногами и руками, Жора Прокудин словно и не с цементного пола поднялся, а всплыл. Сзади ударил свет. Его могли впустить в подвальный полумрак подъезда только распахнутые настежь двери. Свет бросил Жору Прокудина вперед, бросил к узкой щели, в которой виднелось до боли знакомое лицо.
- Сюда! Сюда! - орало лицо голосом Топора.
Ноги сосчитали ступеньки лестницы, которую Жора даже не увидел, вынесли его в сонную тень двора, и он с удивлением обернулся на хряск. Сзади будто бы разгрызла кость собака.
- О-о-ох! - со стоном упал на асфальт нокаутированный Топором милиционер.
- А-ах! - таким же прямым ударом встретил Топор второго выбежавшего парня.
- У-ух! - удивленно ответил он и снопом упал рядом с сослуживцем.
- А-ах! - повторил понравившийся ему прием Топор с третьим.
- Э-эх! - как-то разочарованно отозвался тот, но на ногах устоял.
Его руки метнулись к груди Топора и все-таки нащупали на костях майку.
- А-ах ты! - не совсем обычное для предыдущих диалогов выкрикнул телохранитель Жоры Прокудина и ударом снизу проверил печень милиционера.
Печень оказалась не на уровне. Руки нападавшего превратились в тряпичные и вяло скользнули вместе с ним к земле.
- Бежим, Топор! - попытался Жора напомнить, что их спасет сейчас не бокс, а легкая атлетика, и похолодел от страха.
Из двери как-то странно, боком, выскользнул кругломордый майор, с ловкостью гимнастки увернулся от кулака Топора и с вызовом, будто ему плевать на условности большого курортного города, выстрелил в небо.
- На пол! Всем на пол! - отпрыгнув на шаг, потребовал он.
- Здесь пола нет, - на полном серьезе ответил Топор. - Здесь асфальт...
Майор почернел лицом. В его руке подрагивал такой же черный "макаров", и Жоре почудилось, что именно прикосновение к пистолету сделало таким лицо майора. А тот стоял в фас к Топору и боком к Прокудину, но почему-то замечал только парня с гнутым носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56