ванна отдельностоящая
В среде приматологов, которая все более пропитывалась духом конкуренции и ожесточенных дискуссий, говорили, что Люси – пьяница, а Коко – невоспитанный ребенок, что успех вскружил голову Лане («она работает только тогда, когда рядом стоит журналист, чтобы взять у нее интервью»), а Ним настолько глуп, что его следовало бы назвать Дим [Note1 - Dim – бестолковый (англ.)].
На первый взгляд могло показаться странным, почему на Питера Эллиота обрушился град нападок. Все годы работы с Эми этот симпатичный и довольно скромный молодой человек, сын владельца химчистки в округе Марин, старался избегать полемики. Его статьи были написаны в констатирующем стиле, без эмоций и претензий, все успехи в обучении Эми подтверждались документально. Эллиот не проявлял никакого стремления к популярности, и уж во всяком случае его никогда не было среди тех приматологов, которые демонстрировали своих обезьян на ярких шоу. Однако застенчивые манеры скрывали не только острый ум, но и неуемное честолюбие ученого. Питер Эллиот избегал полемики и споров лишь потому, что на такие пустяки у него решительно не было времени. Годами он работал чуть ли не круглые сутки, не делая перерывов на субботы и воскресенья, и заставлял своих сотрудников – как и Эми – работать в том же ритме. В организаторской деятельности, в том числе в «пробивании» грантов, ему не было равных. На любых конференциях и симпозиумах по поведению животных он появлялся только в строгих тройках, тогда как его коллеги щеголяли в джинсах и ковбойках. Эллиот твердо вознамерился стать ведущим приматологом и сделать Эми самой интеллектуально развитой обезьяной на свете.
Молодой ученый настолько успешно добивался грантов, что в 1975 году с Эми постоянно работали уже четыре сотрудника, а к 1978-му «Проект Эми» имел годовой бюджет в сто шестьдесят тысяч долларов и штат из восьми человек, в том числе одного программиста и одного специалиста по детской психологии. Один из сотрудников Института Бергрена позже говорил, что Эллиот привлекал инвесторов тем, что «…в его работы было выгодно вкладывать деньги. Например, за ту же сумму „Проект Эми“ получал в полтора раза больше компьютерного времени, потому что Эллиот работал по ночам и по выходным, когда время намного дешевле. Он очень разумно расходовал деньги. И, конечно, большое впечатление производила увлеченность Эллиота: казалось, кроме обучения Эми, его ничто не интересует. Он был никудышным собеседником, но на него, с нашей точки зрения, можно было ставить не раздумывая. Трудно решить, насколько блестящ тот или иной ученый; проще заметить, кто из них по-настоящему влюблен в свое дело, а это в конечном счете самое главное. От Эллиота мы ждали многого».
* * *
Проблемы у Питера Эллиота впервые возникли утром 2 февраля 1979 года. Эми жила в отдельном домике на колесах в университетском городке Беркли. На ночь ее оставляли одну, а по утрам она, как правило, выражала бурный восторг, когда появлялись ее друзья. Однако в то злополучное утро сотрудники «Проекта Эми» неожиданно застали ее в крайне подавленном настроении; взгляд гориллы был затуманен, она легко раздражалась и вообще вела себя так, будто ее обидели.
Очевидно, что-то расстроило Эми ночью. На расспросы Эллиота она отвечала жестами, означавшими новое для нее словосочетание «сонный ящик». Что понимала горилла под сонным ящиком, оставалось неясным. Ничего необычного в этом не было, Эми постоянно придумывала словосочетания, смысл которых человек улавливал далеко не сразу. Так, несколько дней назад она удивила ученых, заговорив о каком-то «крокодильем молоке». В конце концов, они догадались, что прокисло молоко, стоявшее в домике Эми, а поскольку она не любила крокодилов (которых видела только в иллюстрированных книжках), то почему-то решила, что прокисшее молоко – это молоко крокодила.
Теперь же Эми заговорила о «сонном ящике». Сначала Эллиот подумал, что она имеет в виду свою похожую на гнездо постель, но потом выяснилось, что горилла употребляет слово «ящик» в обычном для нее смысле, подразумевая под ящиком телевизор.
Все в ее домике, в том числе и телевизор, включалось и выключалось компьютером по заданной программе. Эллиот и его сотрудники проверили, не был ли включен телевизор ночью и не мешал ли он спать Эми. Горилла любила смотреть телевизор, поэтому в принципе не исключалось, что каким-то образом ей самой удалось включить его. Но Эми окинула людей, возившихся с телевизором, презрительным взглядом. Очевидно, она имела в виду нечто другое.
В конце концов, ученые решили, что под «сонным ящиком» Эми подразумевает «сонные картинки». Ее подробно расспросили, и Эми жестами объяснила, что это «плохие картинки» и «старые картинки» и что они «довели Эми до слез».
Эми видела сон.
Тот факт, что Эми оказалась первой человекообразной обезьяной, рассказавшей о своих снах, потряс всех сотрудников Эллиота и вызвал всеобщее ликование. Но радость оказалась преждевременной. Хотя Эми видела сны и после второго февраля, она категорически отказывалась обсуждать их с людьми. Больше того, казалось, в этом новом и пугающем вторжении в ее сознательную жизнь Эми винила людей. Что еще хуже, угрожающе ухудшилось поведение Эми в бодрствующем состоянии.
Скорость усвоения новых слов упала от 2,7 слова в неделю до 0,8 слова в неделю, а скорость изобретения новых словосочетаний от 1,9 до 0,3 выражения в неделю. Периоды сосредоточенного внимания уменьшились у нее вдвое, участились случаи смены настроения, немотивированные поступки стали обычным явлением, вспышки раздражения происходили ежедневно. К тому времени Эми выросла до четырех с половиной футов, весила 130 фунтов и обладала невероятной силой. Сотрудники Эллиота стали сомневаться, смогут ли при необходимости справиться со своей воспитанницей.
Ученых приводило в отчаяние категорическое нежелание Эми говорить о своих снах. Они перепробовали все методы: показывали ей иллюстрации в книгах и журналах, через вмонтированную в потолок видеокамеру круглосуточно следили за ее жестами в надежде, что, оставшись в одиночестве, она случайно «проболтается» о чем-нибудь важном (подобно маленьким детям, Эми часто «разговаривала» сама с собой), и даже провели полное нейрологическое обследование, включая электроэнцефалографию.
В конце концов, вспомнили о рисовании пальцами.
Первые попытки сразу же увенчались успехом. Эми очень понравилось рисовать пальцами, а после того, как однажды в краски подмешали немного жгучего перца, она даже научилась не облизывать их. Эми рисовала быстро, часто повторяла изображения и, судя по всему, немного успокоилась, стала похожей на прежнюю Эми.
Дейвид Бергман, специалист в области детской психологии, подчеркивал, что «…в сущности на своих картинах Эми всегда изображает сочетание каким-то образом связанных друг с другом объектов: фигуры типа перевернутого полумесяца или полукруга всегда окружены у нее вертикальными зелеными полосами. Эми говорит, что зеленые полосы – это „лес“, а полукруглые фигуры она называет „плохими домами“ или „старыми домами“. Кроме того, она часто рисует черные круги, называя их „дырами“.
Бергман предостерегал от казавшегося на первый взгляд очевидным вывода, что Эми изображает старые хижины в тропическом лесу. «Наблюдая за тем, как Эми снова и снова рисует одну картину за другой, я пришел к выводу, что ее художественные образы имеют глубоко личную основу и являются выражением какой-то навязчивой идеи. Смысл этих картин беспокоит Эми, и она пытается отогнать неприятные воспоминания, навсегда оставить их на бумаге».
Тем не менее суть изображаемых гориллой образов оставалась загадкой для всех сотрудников «Проекта Эми». К концу апреля 1979 года они пришли к выводу, что в принципе ее сны можно объяснить одной из четырех причин. Эти причины изложены ниже в порядке возрастания их серьезности.
1. Сны являются попыткой осмысления событий, происходящих в состоянии бодрствования. Так чаще всего объясняют сны человека, но ученые сомневались, применимо ли подобное объяснение к Эми.
2. Сны представляют собой временное явление, свойственное переходному возрасту. По меркам горилл в свои семь лет Эми была подростком. Уже примерно год у нее проявлялись типичные для подросткового возраста черты, в том числе внешне беспричинная смена периодов хорошего и подавленного настроения, повышенное внимание к своей внешности и интерес к существам противоположного пола.
3. Сны представляют собой видоспецифичное явление. Не исключалось, что все гориллы видят тревожные сны и что в естественной среде их обитания возникающие в результате стрессы каким-то образом контролируются поведением группы (стада). Хотя в естественных условиях горилл изучали уже не менее двадцати лет, до сих пор не обнаружено свидетельств, которые подтверждали бы эту гипотезу.
4. Сны являются первым симптомом зарождающегося слабоумия. Этой возможности ученые опасались больше всего. Начинать обучение обезьяны можно было лишь с младенческого возраста. Год за годом исследователи с тревогой наблюдали, каким становится их растущий воспитанник: смышленым или тупоумным, непокорным или послушным, здоровым или болезненным. Здоровье обезьян было предметом постоянного беспокойства. Действительно, после нескольких лет напряженного труда и немалых расходов многие программы пришлось свернуть, так как обезьяны умирали от болезней или психических расстройств. Так, в 1976 году в Атланте шимпанзе Тимоти сошел с ума и покончил жизнь самоубийством, захлебнувшись собственными испражнениями. В 1977 году чикагский орангутан Морис стал болезненно подозрительным, у него развился навязчивый страх, что привело к прекращению всех работ. Лучше это или хуже, но факт оставался фактом: высокое интеллектуальное развитие, которое и делало обезьян удобными объектами для исследований, одновременно являлось причиной психической неуравновешенности, свойственной человеку.
Как бы то ни было, сотрудники «Проекта Эми» были вынуждены фактически приостановить работы. В мае 1979 года они приняли решение опубликовать рисунки Эми и направили их вместе с сопровождающей статьей в «Journal of Behavioral Sciences». Впоследствии оказалось, что это решение имело очень важные последствия.
2. ПРОРЫВ
Статья «Сны горной гориллы» так и не была опубликована. Как это было принято, статью направили на рецензирование трем членам редакционной коллегии журнала, а одна копия каким-то образом (до сих пор неясно, как это произошло) попала к членам Агентства по защите приматов – нью-йоркской организации, созданной в 1975 году для предотвращения «…недопустимого и противозаконного использования разумных приматов в бесполезных лабораторных экспериментах» [Note2 - последующее описание преследований Эллиота в большой мере заимствовано из статьи «Нарушение свободы исследователя посредством распространения ложных слухов и инсинуаций прессы; преследование доктора Питера Эллиота»; см. J.A.Peebles, Journal of the Academic Law and Psychiatry, 52, N12, 19-38 (1979)].
Третьего июня агентство приступило к пикетированию зоологического факультета в Беркли, требуя немедленного «освобождения» Эми. Пикетчиками были в основном женщины, нередко с детьми. Местная телевизионная компания показала восьмилетнего мальчика, который держал плакат с фотографией Эми и кричал: «Свободу Эми! Свободу Эми!».
Сотрудники «Проекта Эми» ограничились коротким письменным заявлением для прессы, в котором констатировалось, что Агентство по защите приматов получило «недостоверную информацию». Заявление было отправлено через службу информации университета. Скоро стало очевидным, что такой шаг был тактической ошибкой.
Пятого июня агентство опубликовало комментарии других приматологов со всех уголков США, в которых давалась оценка работам доктора Эллиота. (Позднее многие из них отрицали свое авторство или утверждали, что при цитировании смысл их высказываний был искажен.) Доктор Уэйн Терман из Норманского университета в Оклахоме будто бы заявил, что работы Эллиота «смешны и безнравственны». Доктор Фелисити Хаммонд из Йоркского центра по изучению приматов (г.Атланта) сказала, что «и сам Эллиот, и его работы весьма заурядны». Доктор Ричард Аронсон из Чикагского университета назвал исследования Эллиота «в основе своей бесспорно фашистскими».
Никто из этих ученых, давая столь категоричные опенки, не ознакомился предварительно со статьей Эллиота, однако нетрудно было себе представить нанесенный ими ущерб, особенно от заявления Аронсона. Уже 8 июня некая Элинор Врие, выступая от имени всего агентства и говоря о «преступных исследованиях доктора Эллиота и его нацистски настроенных сотрудников», заявила, что Эми стали преследовать ночные кошмары только после жестоких экспериментов Эллиота, в ходе которых животное подвергали пыткам, электрошоку и пичкали сильнодействующими препаратами.
Сотрудники «Проекта Эми» к 10 июня подготовили гораздо более детальное второе заявление для прессы, в котором, в частности, ссылались на неопубликованную статью. К сожалению, теперь служба информации университета была «слишком занята», чтобы опубликовать это заявление.
На 11 июня на зоологическом факультете было намечено собрание для обсуждения «некоторых нравственных проблем». Элинор Врие заявила, что агентство наняло известного адвоката из Сан-Франциско Мелвина Белли, чтобы тот помог «освободить Эми от рабства». Офис адвоката отказался прокомментировать это сообщение.
В тот же день сотрудники «Проекта Эми» неожиданно для самих себя добились решающего успеха в понимании природы снов Эми.
* * *
Несмотря на все эти удары и всеобщее, далеко не дружественное внимание, сотрудники Эллиота продолжали ежедневно работать с Эми. Беспокойство гориллы и регулярно повторявшиеся вспышки раздражения напоминали им о том, что пока еще не решена главная проблема. Ученые настойчиво искали разгадку, а когда в конце тоннеля забрезжил свет, то он оказался совсем не там, где его надеялись найти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
На первый взгляд могло показаться странным, почему на Питера Эллиота обрушился град нападок. Все годы работы с Эми этот симпатичный и довольно скромный молодой человек, сын владельца химчистки в округе Марин, старался избегать полемики. Его статьи были написаны в констатирующем стиле, без эмоций и претензий, все успехи в обучении Эми подтверждались документально. Эллиот не проявлял никакого стремления к популярности, и уж во всяком случае его никогда не было среди тех приматологов, которые демонстрировали своих обезьян на ярких шоу. Однако застенчивые манеры скрывали не только острый ум, но и неуемное честолюбие ученого. Питер Эллиот избегал полемики и споров лишь потому, что на такие пустяки у него решительно не было времени. Годами он работал чуть ли не круглые сутки, не делая перерывов на субботы и воскресенья, и заставлял своих сотрудников – как и Эми – работать в том же ритме. В организаторской деятельности, в том числе в «пробивании» грантов, ему не было равных. На любых конференциях и симпозиумах по поведению животных он появлялся только в строгих тройках, тогда как его коллеги щеголяли в джинсах и ковбойках. Эллиот твердо вознамерился стать ведущим приматологом и сделать Эми самой интеллектуально развитой обезьяной на свете.
Молодой ученый настолько успешно добивался грантов, что в 1975 году с Эми постоянно работали уже четыре сотрудника, а к 1978-му «Проект Эми» имел годовой бюджет в сто шестьдесят тысяч долларов и штат из восьми человек, в том числе одного программиста и одного специалиста по детской психологии. Один из сотрудников Института Бергрена позже говорил, что Эллиот привлекал инвесторов тем, что «…в его работы было выгодно вкладывать деньги. Например, за ту же сумму „Проект Эми“ получал в полтора раза больше компьютерного времени, потому что Эллиот работал по ночам и по выходным, когда время намного дешевле. Он очень разумно расходовал деньги. И, конечно, большое впечатление производила увлеченность Эллиота: казалось, кроме обучения Эми, его ничто не интересует. Он был никудышным собеседником, но на него, с нашей точки зрения, можно было ставить не раздумывая. Трудно решить, насколько блестящ тот или иной ученый; проще заметить, кто из них по-настоящему влюблен в свое дело, а это в конечном счете самое главное. От Эллиота мы ждали многого».
* * *
Проблемы у Питера Эллиота впервые возникли утром 2 февраля 1979 года. Эми жила в отдельном домике на колесах в университетском городке Беркли. На ночь ее оставляли одну, а по утрам она, как правило, выражала бурный восторг, когда появлялись ее друзья. Однако в то злополучное утро сотрудники «Проекта Эми» неожиданно застали ее в крайне подавленном настроении; взгляд гориллы был затуманен, она легко раздражалась и вообще вела себя так, будто ее обидели.
Очевидно, что-то расстроило Эми ночью. На расспросы Эллиота она отвечала жестами, означавшими новое для нее словосочетание «сонный ящик». Что понимала горилла под сонным ящиком, оставалось неясным. Ничего необычного в этом не было, Эми постоянно придумывала словосочетания, смысл которых человек улавливал далеко не сразу. Так, несколько дней назад она удивила ученых, заговорив о каком-то «крокодильем молоке». В конце концов, они догадались, что прокисло молоко, стоявшее в домике Эми, а поскольку она не любила крокодилов (которых видела только в иллюстрированных книжках), то почему-то решила, что прокисшее молоко – это молоко крокодила.
Теперь же Эми заговорила о «сонном ящике». Сначала Эллиот подумал, что она имеет в виду свою похожую на гнездо постель, но потом выяснилось, что горилла употребляет слово «ящик» в обычном для нее смысле, подразумевая под ящиком телевизор.
Все в ее домике, в том числе и телевизор, включалось и выключалось компьютером по заданной программе. Эллиот и его сотрудники проверили, не был ли включен телевизор ночью и не мешал ли он спать Эми. Горилла любила смотреть телевизор, поэтому в принципе не исключалось, что каким-то образом ей самой удалось включить его. Но Эми окинула людей, возившихся с телевизором, презрительным взглядом. Очевидно, она имела в виду нечто другое.
В конце концов, ученые решили, что под «сонным ящиком» Эми подразумевает «сонные картинки». Ее подробно расспросили, и Эми жестами объяснила, что это «плохие картинки» и «старые картинки» и что они «довели Эми до слез».
Эми видела сон.
Тот факт, что Эми оказалась первой человекообразной обезьяной, рассказавшей о своих снах, потряс всех сотрудников Эллиота и вызвал всеобщее ликование. Но радость оказалась преждевременной. Хотя Эми видела сны и после второго февраля, она категорически отказывалась обсуждать их с людьми. Больше того, казалось, в этом новом и пугающем вторжении в ее сознательную жизнь Эми винила людей. Что еще хуже, угрожающе ухудшилось поведение Эми в бодрствующем состоянии.
Скорость усвоения новых слов упала от 2,7 слова в неделю до 0,8 слова в неделю, а скорость изобретения новых словосочетаний от 1,9 до 0,3 выражения в неделю. Периоды сосредоточенного внимания уменьшились у нее вдвое, участились случаи смены настроения, немотивированные поступки стали обычным явлением, вспышки раздражения происходили ежедневно. К тому времени Эми выросла до четырех с половиной футов, весила 130 фунтов и обладала невероятной силой. Сотрудники Эллиота стали сомневаться, смогут ли при необходимости справиться со своей воспитанницей.
Ученых приводило в отчаяние категорическое нежелание Эми говорить о своих снах. Они перепробовали все методы: показывали ей иллюстрации в книгах и журналах, через вмонтированную в потолок видеокамеру круглосуточно следили за ее жестами в надежде, что, оставшись в одиночестве, она случайно «проболтается» о чем-нибудь важном (подобно маленьким детям, Эми часто «разговаривала» сама с собой), и даже провели полное нейрологическое обследование, включая электроэнцефалографию.
В конце концов, вспомнили о рисовании пальцами.
Первые попытки сразу же увенчались успехом. Эми очень понравилось рисовать пальцами, а после того, как однажды в краски подмешали немного жгучего перца, она даже научилась не облизывать их. Эми рисовала быстро, часто повторяла изображения и, судя по всему, немного успокоилась, стала похожей на прежнюю Эми.
Дейвид Бергман, специалист в области детской психологии, подчеркивал, что «…в сущности на своих картинах Эми всегда изображает сочетание каким-то образом связанных друг с другом объектов: фигуры типа перевернутого полумесяца или полукруга всегда окружены у нее вертикальными зелеными полосами. Эми говорит, что зеленые полосы – это „лес“, а полукруглые фигуры она называет „плохими домами“ или „старыми домами“. Кроме того, она часто рисует черные круги, называя их „дырами“.
Бергман предостерегал от казавшегося на первый взгляд очевидным вывода, что Эми изображает старые хижины в тропическом лесу. «Наблюдая за тем, как Эми снова и снова рисует одну картину за другой, я пришел к выводу, что ее художественные образы имеют глубоко личную основу и являются выражением какой-то навязчивой идеи. Смысл этих картин беспокоит Эми, и она пытается отогнать неприятные воспоминания, навсегда оставить их на бумаге».
Тем не менее суть изображаемых гориллой образов оставалась загадкой для всех сотрудников «Проекта Эми». К концу апреля 1979 года они пришли к выводу, что в принципе ее сны можно объяснить одной из четырех причин. Эти причины изложены ниже в порядке возрастания их серьезности.
1. Сны являются попыткой осмысления событий, происходящих в состоянии бодрствования. Так чаще всего объясняют сны человека, но ученые сомневались, применимо ли подобное объяснение к Эми.
2. Сны представляют собой временное явление, свойственное переходному возрасту. По меркам горилл в свои семь лет Эми была подростком. Уже примерно год у нее проявлялись типичные для подросткового возраста черты, в том числе внешне беспричинная смена периодов хорошего и подавленного настроения, повышенное внимание к своей внешности и интерес к существам противоположного пола.
3. Сны представляют собой видоспецифичное явление. Не исключалось, что все гориллы видят тревожные сны и что в естественной среде их обитания возникающие в результате стрессы каким-то образом контролируются поведением группы (стада). Хотя в естественных условиях горилл изучали уже не менее двадцати лет, до сих пор не обнаружено свидетельств, которые подтверждали бы эту гипотезу.
4. Сны являются первым симптомом зарождающегося слабоумия. Этой возможности ученые опасались больше всего. Начинать обучение обезьяны можно было лишь с младенческого возраста. Год за годом исследователи с тревогой наблюдали, каким становится их растущий воспитанник: смышленым или тупоумным, непокорным или послушным, здоровым или болезненным. Здоровье обезьян было предметом постоянного беспокойства. Действительно, после нескольких лет напряженного труда и немалых расходов многие программы пришлось свернуть, так как обезьяны умирали от болезней или психических расстройств. Так, в 1976 году в Атланте шимпанзе Тимоти сошел с ума и покончил жизнь самоубийством, захлебнувшись собственными испражнениями. В 1977 году чикагский орангутан Морис стал болезненно подозрительным, у него развился навязчивый страх, что привело к прекращению всех работ. Лучше это или хуже, но факт оставался фактом: высокое интеллектуальное развитие, которое и делало обезьян удобными объектами для исследований, одновременно являлось причиной психической неуравновешенности, свойственной человеку.
Как бы то ни было, сотрудники «Проекта Эми» были вынуждены фактически приостановить работы. В мае 1979 года они приняли решение опубликовать рисунки Эми и направили их вместе с сопровождающей статьей в «Journal of Behavioral Sciences». Впоследствии оказалось, что это решение имело очень важные последствия.
2. ПРОРЫВ
Статья «Сны горной гориллы» так и не была опубликована. Как это было принято, статью направили на рецензирование трем членам редакционной коллегии журнала, а одна копия каким-то образом (до сих пор неясно, как это произошло) попала к членам Агентства по защите приматов – нью-йоркской организации, созданной в 1975 году для предотвращения «…недопустимого и противозаконного использования разумных приматов в бесполезных лабораторных экспериментах» [Note2 - последующее описание преследований Эллиота в большой мере заимствовано из статьи «Нарушение свободы исследователя посредством распространения ложных слухов и инсинуаций прессы; преследование доктора Питера Эллиота»; см. J.A.Peebles, Journal of the Academic Law and Psychiatry, 52, N12, 19-38 (1979)].
Третьего июня агентство приступило к пикетированию зоологического факультета в Беркли, требуя немедленного «освобождения» Эми. Пикетчиками были в основном женщины, нередко с детьми. Местная телевизионная компания показала восьмилетнего мальчика, который держал плакат с фотографией Эми и кричал: «Свободу Эми! Свободу Эми!».
Сотрудники «Проекта Эми» ограничились коротким письменным заявлением для прессы, в котором констатировалось, что Агентство по защите приматов получило «недостоверную информацию». Заявление было отправлено через службу информации университета. Скоро стало очевидным, что такой шаг был тактической ошибкой.
Пятого июня агентство опубликовало комментарии других приматологов со всех уголков США, в которых давалась оценка работам доктора Эллиота. (Позднее многие из них отрицали свое авторство или утверждали, что при цитировании смысл их высказываний был искажен.) Доктор Уэйн Терман из Норманского университета в Оклахоме будто бы заявил, что работы Эллиота «смешны и безнравственны». Доктор Фелисити Хаммонд из Йоркского центра по изучению приматов (г.Атланта) сказала, что «и сам Эллиот, и его работы весьма заурядны». Доктор Ричард Аронсон из Чикагского университета назвал исследования Эллиота «в основе своей бесспорно фашистскими».
Никто из этих ученых, давая столь категоричные опенки, не ознакомился предварительно со статьей Эллиота, однако нетрудно было себе представить нанесенный ими ущерб, особенно от заявления Аронсона. Уже 8 июня некая Элинор Врие, выступая от имени всего агентства и говоря о «преступных исследованиях доктора Эллиота и его нацистски настроенных сотрудников», заявила, что Эми стали преследовать ночные кошмары только после жестоких экспериментов Эллиота, в ходе которых животное подвергали пыткам, электрошоку и пичкали сильнодействующими препаратами.
Сотрудники «Проекта Эми» к 10 июня подготовили гораздо более детальное второе заявление для прессы, в котором, в частности, ссылались на неопубликованную статью. К сожалению, теперь служба информации университета была «слишком занята», чтобы опубликовать это заявление.
На 11 июня на зоологическом факультете было намечено собрание для обсуждения «некоторых нравственных проблем». Элинор Врие заявила, что агентство наняло известного адвоката из Сан-Франциско Мелвина Белли, чтобы тот помог «освободить Эми от рабства». Офис адвоката отказался прокомментировать это сообщение.
В тот же день сотрудники «Проекта Эми» неожиданно для самих себя добились решающего успеха в понимании природы снов Эми.
* * *
Несмотря на все эти удары и всеобщее, далеко не дружественное внимание, сотрудники Эллиота продолжали ежедневно работать с Эми. Беспокойство гориллы и регулярно повторявшиеся вспышки раздражения напоминали им о том, что пока еще не решена главная проблема. Ученые настойчиво искали разгадку, а когда в конце тоннеля забрезжил свет, то он оказался совсем не там, где его надеялись найти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44