Когда он перестал хлестать ее по лицу, она выдохнула полной грудью, и от этого выдоха вздрогнула вся комната. Голова миссис Смитерс откинулась назад, Лалли наклонился к ней и дважды поцеловал в губы.
Потом взглянул на меня, часто заморгал, словно не веря своим глазам, словно только теперь заметив, что с ними был кто-то еще.
И снова перевел взгляд на миссис Смитерс, которая уже подняла голову. Лицо у нее было красное, как ошпаренное, такое красное, что даже грим был незаметен.
Я был совершенно измотан и опустился в кресло: почему-то у меня болели ноги.
Миссис Смитерс молча встала, взяла свой дождевик и шляпку. Лалли помог ей надеть плащ. Со мной он не разговаривал, далее не смотрел в мою сторону. Оба вели себя так, словно были одни где-то на краю света. Направились к дверям, распахнули их и вышли. Даже и тогда не сказали ни слова и оставили двери настежь.
Резкий порыв ветра бросил на ковер капли дождя и пронесся по всей комнате.
10
В тот вечер стемнело рано, около половины шестого. Дождь лил не переставая, к тому же начинало холодать. Включив свет, я еще немного подождал Мону. Потом пошел в кафе напротив поужинать.
Поев, я бросил несколько монет в музыкальный автомат, послушал пару шлягеров и вернулся домой. Мона сидела у газового камина и просматривала газеты. Было уютно и тепло.
– Я как раз читаю о тебе, – сказала она. – Ты уже видел?
– Что там?
– Прочти.
Она подала мне газету, «Голливуд Ситизен Ньюс», открытую на страничке кино, и ткнула пальцем в одну колонку.
Это были «Киносплетни» Сиднея Скольски.
«…новым компаньоном, сопровождающим миссис Смитерс по ночным заведениям, стал милый молодой человек из Джорджии по имени Ральф Карстон, значит, скоро вы увидите его на экранах».
– Откуда он мог узнать, как меня зовут? – удивился я.
– А какое это имеет значение? Главное, он это выяснил.
– Но я с ним вообще не разговаривал. Видел его, но нас даже не представили. Думаешь, это она ему сказала – ну, кто я такой?
– Не знаю, как работает Скольски, но полагаю, у него есть свои средства выяснять такие вещи. Похоже, он тоже считает, что единственный для тебя способ попасть в кино – продолжать ублажать миссис Смитерс… Ты уже ужинал?
– Да. А ты?
– Я тоже.
– Не нужно тебе было уходить. В такой дождь.
– А почему нет?
– Простудишься, заболеешь.
– Насколько я знаю, Грета Гарбо никогда не забивала себе этим голову, а я по крайней мере не слабее ее… Что у тебя с рукой?
– Ничего.
– Залить йодом?
– Не надо.
– Ну и как же это вышло?
– Нечаянно ударился о буфет.
– Я даже отсюда вижу, как все опухло. Этот твой случайный удар был чертовски силен.
– Значит, был. А что?
Некоторое время мы молчали.
– Ральф… ты ведь не ударил эту женщину?
– Я тебе уже сказал, как все произошло.
– Я тебе не верю. Ты ее ударил?
– Нет.
– Честно?
– Честно.
– Тогда еще ничего, но я все равно не верю, что ты ударился случайно. Не хочешь говорить, что произошло?
– Нет.
– Как хочешь. Я только никак не могу представить тебя дерущимся.
– Не беспокойся, я могу за себя постоять, – буркнул я.
– Я знаю, что можешь. Я не это имела в виду. Просто ты такой тихоня и паинька… Трудно представить себе, чтобы ты вскипел до того, чтобы с кем-то драться. Не хотелось бы, чтобы ты влип в скандал.
– Будь спокойна, не влипну, – заверил я.
– Ну, я надеюсь.
– Не волнуйся.
Я подошел к окну. Снаружи теперь было темно.
дождь почти закончился, на дома надвигался туман.
– Не хочешь сходить в кино? – спросил я.
Она покачала головой.
– Иди сам. У меня свидание.
– Гм, – смутился я, – тут мне ne в чем тебя упрекнуть.
11
Пару недель я не слышал про миссис Смитерс ничего нового. Несколько раз пытался ей позвонить, но на станции отвечали, что ее телефон отключен. Потом вдруг я получил от нее открытку из Мексики:
«Я прекрасно отдохнула.
До скорой встречи, мой мальчик.
Твоя Э. С».
Открытку я показал Моне.
– А я уже ломала голову, что с ней. Последнее время что-то здесь было слишком тихо, никаких происшествий, – хмыкнула она. – И ты мне гак и не сказал, с чего это она вдруг исчезла.
– Я сам не знаю.
– Все равно тут что-то не то. Вначале она по тебе с ума сходила, а потом в один день ни с того ни с сего уехала в Мексику. Это я называю придурью.
– Ну вот, она и есть с придурью.
– Гм… у нее явно заскок, это уж точно.
Я больше ничего не сказал. Убрал комнату и кухню, затем раскрыл настежь все окна и двери. Был чудный, теплый день, прямо как летом, – один из тех дней, когда так сильно жалеешь, почему не все на свете живут в Южной Калифорнии.
У Моны телефон аж дымился: она обзвонила все независимые студии, пытаясь найти работу.
– Из этого дерьма она могла бы нас вытянуть, это факт, – сказал я. – Будь она тут, я не постеснялся бы попросить у нее немного денег. Поверь мне, не постеснялся бы, нет.
Я был рад, что оставил сто долларов, которые дала мне миссис Смитерс в тот день, когда впервые пришла к нам, по спине у меня пробежал озноб, когда я вспомнил, что еще немного, и я бы вернул их ей. Эти деньги уже давно разошлись; Мона добыла в ссудной кассе пятьдесят долларов, залогом была машина, но и от них тоже мало что осталось.
Деньги теперь были нашей главной заботой. За жилье нам нужно было платить только через две недели, и счет в магазине тоже мог подождать, по крайней мере пока там работал Эбби, однако миг нашего падения неминуемо приближался, мы только о нем и думали.
– Может быть, мне снова попытаться найти какое-нибудь место, – предложил я.
– Лишняя трата времени, – отмахнулась Мона. – Мест мало, и освобождаются они редко.
– По крайней мере, я бы не чувствовал себя таким ничтожеством.
– Не понимаю, почему ты так говоришь. Последний раз деньги добыл ты – мы на них живем до сих пор. Ты сделал все, что мог. И не может быть, чтобы не подвернулся хоть какой-то шанс.
– Ну, надеюсь, – вздохнул я, отчаянно желая, чтобы миссис Смитерс наконец вернулась.
Я чувствовал себя совершенно опустошенным, настроение ни к черту. Ушел в ванную, заперся там, сел на стульчак и всласть поплакал.

Часть 2
1
На следующий день Мона вернулась домой сияющая.
– Представляешь, я нашла работу. Постоянную! Я тоже просиял:
– А что ты будешь делать?
– Подожди, я чуть переведу дух. – Она упала в кресло, отчаянно обмахиваясь. – Я только что шла мимо «Маньяно» и знаешь, кого я встретила? Лауру Обэнкс.
– Лауру Обэнкс?
– Я сразу ее узнала, но не хотелось здороваться первой. В Голливуде никогда не знаешь…
– И она тебя узнала?
– Узнала – не то слово. Ты бы подумал, что я ей сестра, по которой она безумно соскучилась. Я просто обязана была зайти с ней в «Никербокер» выпить по рюмочке, возражений она и слушать не стала. Начала рассказывать, что тогда у миссис Смитерс не успела со мной толком поговорить и что уже спрашивала себя, куда же я пропала, ей ужасно интересно, что со мной и как мои дела.
– Если это ее занимало, могла бы тебя найти, – заметил я. – Могла спросить миссис Смитерс.
– Да это просто обычная болтовня, но дай я расскажу до конца. Ее дублерша как раз подписала постоянный контракт с «Ферст Нейшн», и мне Обэнкс предложила занять ее место. Тридцать пять зеленых в неделю.
– И это и есть твоя работа? Дублершей?
– Ну разумеется.
– Ну ты и влипнешь, если согласишься, – сказал я.
– Ты одурел? Я буду на постоянном окладе, деньги каждую неделю.
– Тут-то собака и зарыта. Какие у тебя останутся шансы на кино, если станешь чьей-то дублершей? Тебе уже никогда ничего не добиться.
– Как видишь, предыдущей дублерше Обэнкс удалось. Я ведь говорю тебе, она как раз подписала контракт.
– Это удается одной из тысячи. Одной из двадцати тысяч.
Мона посмотрела на меня и ухмыльнулась:
– Забавно, что именно ты мне это говоришь.
– Я здесь достаточно давно, чтобы кое-чему научиться, – сказал я. – Если ты согласишься на это место, можешь послать своей карьере прощальный поцелуй.
Встав, она долго смотрела на меня. От радостного возбуждения и следа не осталось.
– Одно только вы забыли, мистер Карстон, – сказала она сдавленным голосом. – Что нам нужно что-то есть.
В тот вечер она ушла на работу, оставив меня одного – впервые со дня нашего знакомства. Я написал письмо домой, но не думал, о чем пишу, писал машинально и без удовольствия. В комнате было тихо и пусто. Закончив, набрал номер миссис Смитерс, но на станции мне опять ответили, что аппарат отключен. Позвонил в справочную и попросил новый номер, но там очередная барышня сообщила мне, что никакого нового номера у них не значится. Поэтому я решил, что миссис Смитерс все еще не вернулась. Попытался поймать несколько станций по радио, но слушать было совершенно нечего. Прикинул, не сходить ли в кино, но сказал себе, что не хочу я видеть никаких фильмов, что буду чувствовать себя еще хуже, когда увижу, как люди на экране делают то, что хотел делать я сам. От дверей в кухню донесся какой-то шум. Я подошел к черному входу и открыл дверь.
– Боже ты мой!
Там стояла Дороти. На ней были мужская рубашка, мужские брюки, а на ногах – какие-то стоптанные ботинки.
– Ну и ну, – сказал я, закрыв дверь. – Откуда ты взялась?
– Я сбежала, – ответила она. – Найдешь что-нибудь поесть?
Я поджарил ей яичницу и сварил кофе. Она рассказала, что уже два дня как сбежала из-за решетки и что появилась бы здесь раньше, но приходилось держаться окраин, где не так людно. Еще она сказала, что чуть не загнулась, пока выбиралась из тюрьмы. В Бейкерсфилде угнала «форд» и на нем добралась сюда.
Поражали ее полное спокойствие и отсутствие всяких следов этого путешествия. Если бы не рвань, надетая на ней, она была бы все той же Дороти, которую я знал.
– Что с Моной?
Я рассказал, что она нашла работу, место дублерши Лауры Обэнкс. Дороти была в восторге.
– Ну а ты? У тебя что-нибудь получается?
– Гм… пока нет.
– Ничего, – сказала она, – только не сдавайся. Что если ты сваришь мне еще кофе?
Я приготовил вторую чашку.
– Как тебе удалось улизнуть? – спросил я.
– Это долгая история…
– И что ты собираешься теперь делать?
– Ну, двинусь дальше.
– Куда?
– Не знаю.
– Я был бы рад, если бы ты могла остаться здесь, – сказал я, – но тут тебя сразу найдут. Не боишься, что тебя поймают?
Она покачала головой:
– Я слышала, что с женщинами, пытавшимися дать деру, обходятся не так жестоко, как с мужчинами. Но все равно каждый день на свободе – подарок судьбы.
– А ты не хочешь вернуться домой, в Огайо?
Личико ее погрустнело:
– Ну нет, здесь мне безопаснее, чем там. Нет, домой я уже не вернусь никогда.
Она допила кофе.
– Ты бы не мог ссудить меня деньгами? Не знаю, смогу ли я их когда-нибудь вернуть, но постараюсь.
– Мне очень жаль, но я на мели. С деньгами у нас совсем туго. У меня всего шестьдесят центов.
– Это мне не поможет, – вздохнула она.
Вдруг меня словно что-то стукнуло.
– Подожди здесь, не ходи никуда, – сказал я, вышел из дому через черный вход и помчался в лавку.
– Привет, как дела, наш знаменитый Бэрримор? – крикнул мне Эбби и рассмеялся.
«Когда ты узнаешь, зачем я пришел, у тебя сразу пройдет охота шутить», – подумал я.
– Мне нужны двадцать долларов, и срочно.
Мое заявление шокировало Эбби.
– У тебя свидание, да? Воспылал страстью к пухленькой блондиночке из Голливуда?
– Крайне срочно.
– Ну ты даешь, – он продолжал делать вид, что не может прийти в себя от шока. – Зачем тебе двадцать долларов? Чтобы тебя за них обманули в одном из фальшивых волшебных замков?
– Они мне чертовски нужны, Эбби.
Он пожал плечами:
– Тебе они чертовски нужны, но для меня-то это проблема. За доллар в Голливуде можно купить все, что ни пожелаешь. Кому ты хочешь отвалить целых двадцать? Перехватил гарем какого-то раджи или что?
Терпение мое лопнуло.
– Слушай, Эб, ты прекрасно знаешь, что на глупости меня не тянет. Завтра, как только Мона вернется домой, я верну тебе деньги. Я бы занял у нее, но ее сейчас нет. Я верну тебе их или, если хочешь, отработаю, но сейчас они мне нужны. Прошу тебя!
Он еще раз посмотрел на меня, пожал плечами и открыл кассу.
– Мне каждый может навешать лапшу на уши, – сказал он, пересчитывая деньги. – И надо же, чтобы, выбирая, где завести свое дело, я избрал этот проклятый город. В другом месте я был бы сейчас богаче Гугенхейма.
Он подал мне деньги, и я его едва не расцеловал.
– Спасибо, Эб.
– Плевал я на твои благодарности, лучше верни когда-нибудь деньги.
– Спасибо.
– Мне любой может навешать лапшу на уши, – повторил он, покачивая головой.
«Ты душа-человек, Эпштейн», – думал я, когда бежал через стоянку домой. Отдал деньги Дороти. Слезы как бусины текли по ее щекам.
– Не знаю, как тебя благодарить.
– Не бери в голову.
Она что-то начала говорить, но настолько расчувствовалась, что предпочла умолкнуть.
– Теперь тебе лучше идти, Дороти, – сказал я. – И если мы сможем тебе чем-нибудь помочь, черкни пару слов.
Вытерев глаза, она кивнула.
– Жаль, что здесь нет Моны. Можно мне хотя бы оставить ей записку?
– Ну разумеется, – сказал я и провел Дороти к письменному столу. Нацарапав короткое письмо, она подала его мне. Мы вернулись на кухню.
Взяв бумажный пакет, она сказала:
– Я тут сделала себе пару бутербродов. Не знала, достанешь ли ты денег.
– Все в порядке, – отмахнулся я. – Я провожу тебя на улицу. Где ты оставила свою машину?
– Перед домом.
– На твоем месте я поехал бы автобусом или еще чем, – сказал я, когды мы вышли через черный ход. – Достаточно того, что ты беглая, но ехать к тому же на краденой машине – не слишком ли?!
– С этим я справлюсь, – ответила она. – Добуду другие номера и права.
Стоя у машины, она подалась ко мне и поцеловала на прощание.
И в этот момент ее арестовали. Я был настолько поражен случившимся, что так и остался стоять столбом. Прежде чем я смог пошевелиться или что-то сказать, прежде чем хоть одна-единственная мысль промелькнула в моей голове, арестовали и меня.
– Так, минутку, – сказал полицейский. – Это кто такой?
Дороти ничего не ответила, я тоже.
– Чья это машина? – спросил другой.
– Моя, – ответила Дороти.
– А это что за парень – ваш сообщник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17