Ни умысла не имел, не нажился. На сберкнижке хранит заветные семьсот рэ на «черный день», который, судя по всему, приближается.– Вы, конечно, безвинная овечка, ничегошеньки за собой не числите? – прищурился Кичкин. – Хорошо, я вам кое-что напомню, освежу память. Вы подозреваетесь в злостной халатности, разгильдяйстве, в незаконном присвоении денег. И еще, если этого мало, обвиняетесь в обмане руководства. Правда, статьи на этот счет в уголовном кодексе, на ваше счастье, не имеется.– Послушайте, – не выдержал Русич, резко поднялся, обвинения звучали чудовищно, – если мне и суждено за что-то ответить перед законом, то это будет рукоприкладство.– Минуточку! – Кичкин нажал кнопку, и тотчас на пороге комнаты вырос милиционер. – Повторите последнюю фразу! – повернул торжествующее лицо к Русичу.– Я сказал, что если услышу еще одно оскорбление со стороны следователя, то набью ему морду.– Слышали? – спросил следователь милиционера. Тот мотнул головой. – Прекрасно, – почти пропел Кичкин, – так и запишем: угроза должностному лицу во время исполнения служебных обязанностей. – Записав что-то в протокол, откинулся на спинку стула, отпустил милиционера, будто даже чему-то обрадовался. – Ударили бы меня, а? Семь бед – один ответ. Помните анекдот? Мужичок приходит к начальнику милиции: «Я убил свою тещу». «Прекрасно, – говорит начальник, – заодно убей и мою. Все равно получишь расстрел». Каково, а? Вы себя выдаете с головой, Русич. Честному человеку бояться нечего. Он спокойно отметет необоснованные обвинения. – Русич понял: Кичкин не так прост, как ему вначале показалось.– Волнуюсь потому, что все обвинения ложны.– Вот те раз! – удивился Кичкин. – Откуда же они взялись?– Состряпаны по указанию директора завода «Пневматика». Скажите, что я ошибся?– Грубый прокол, догадки, – Кичкин скривился, как от приступа зубной боли. – Зачем бросать тень на уважаемого человека, он виновен лишь в том, что долго терпел ваши выходки. Да, да! За оговор также имеется статья. Не стоит вам и дальше разматывать катушку, получите на полную. Возможно, я ошибаюсь? У вас есть против Щелочихина весомые факты? Молчите. Что ж, продолжим. Знакома вам эта красная папка?– Видел на столе Щелочихина, примерно знаю, что в ней. – Русич хотел было пододвинуть стул ближе к столу Кичкина, дернулся и растерялся: стул был, оказывается, привинчен к полу.– Посмотрите, Русич, все ли документы здесь подлинные?Алексей взял папку, принялся торопливо просматривать подколотые и аккуратно пронумерованные докладные, акты, справки, заключения экспертов. Голова пошла кругом. Поискал глазами место, где можно было бы хоть на что-нибудь опереться, но взгляд следователя остановил: все правильно продумано. Тут и невиновный заерзает – боковой свет бьет прямо в лицо, глаз следователя не видно, а сам он как на ладони. Господи! Живет человек на земле, видит солнце, радуется теплу, искрящемуся снегу, любит. А где-то рядом, у самого плеча, неслышно идет боль – всю жизнь от рождения до смерти. Идет и выжидает своего часа, чтобы вскинуться, вцепиться в тело, в мозг, начинает рвать, метать, как бы мстя человеку за беспечность, за удовольствие. Недаром говорят: за все в жизни приходится платить. Прочитав заключения графологов, Русич закрыл глаза.– Гражданин Русич! – почти выкрикнул Кичкин. – Вы не в доме отдыха! Читайте документы!Русич, превозмогая самого себя, стал вчитываться в документы. Собственно, и не читая, легко было понять: «Это конец!». Не папка с бумагами, а обвинительное заключение. Кровь прилила к его лицу, запульсировала в висках. Он читал, перескакивая через строчки, боялся, что Кичкин прервет: «По предварительным, далеко не полным, данным действия начальника ОТК завода „Пневматика“ Русича А.В. нанесли государству материальный ущерб в сумме 160–170 тысяч рублей».В глазах запрыгали яркие зайчики, они оживали от снопа яркой настольной лампы, двоились, троились перед глазами. Он невольно вцепился в сиденье стула.– Выпейте воды! – насмешливо проговорил Кичкин, не вставая с места. – Такой битюг, а побледнел, как студент-первокурсник! – слова следователя падали тяжело, в них не было и тени сочувствия.– И откуда только берутся такие люди, как вы, Кичкин? – с трудом вымолвил Русич. – Ни жалости, ни желания помочь.– Жалость? – Кичкин даже приподнялся. – Я пришел в органы не жалеть, а карать! Когда-то нашу семью обобрали до нитки воры-домушники, оставили на столе издевательскую записку: «Взяли чемпионы мира по бегу, попробуй догони». И я решил посвятить жизнь борьбе со злом. Ненавижу ворье, жулье, – голос Кичкина набрал силу, зазвенел под потолком. – Воровать, грабить, создавать умышленную неразбериху и бесхозяйственность, чтобы удачно половить золотых рыбок в мутной воде, можно лишь надеясь на русский «авось», мол, как-нибудь, бог даст, пронесет. Воруют, не думая об ответственности. А как дойдет до ответа – кишка тонка.– Моя вина еще не доказана! – взял себя в руки Русич. – Вы не там закинули свой бредень. Ваш протеже, Щелочихин, – подпольный миллионер, вот где нужно искать, а у меня, как говорится, в одном кармане – блоха на аркане, в другом – клоп на цепи.– Согласен! – Кичкин сел в кресло. – Вина ваша не доказана. Мы просто знакомимся с делом, ведем предварительный допрос. Предлагаю построить работу следующим образом: я буду читать претензии к вам, а вы делайте себе пометки, чтобы сообща быстрей распутать все узелки. Согласны?– Мне больше ничего не остается, как согласиться.Кичкин ровным голосом начал читать все подряд, делая короткие паузы, чтобы Русич мог лучше усвоить услышанное: «…вменяется в вину сокрытие большого числа бракованной продукции, умышленное изготовление пневмомоторов сразу по двум различным чертежам… Вступив в преступный сговор с начальником производства Возницыным…»– Стоп! – Алексей слышал голос следователя как бы сквозь слой ваты, но при упоминании фамилии начальника производства встрепенулся. – Возницына вычеркните! Я настаиваю.– Благородный жест! – усмехнулся Кичкин. – Он вас топит, а вы его спасаете. Читаю дальше: «Вступив в преступный сговор с начальником производства Возницыным, Русич умышленно гнал брак трое суток, нанеся тем самым ущерб государству еще на 200 тысяч рублей… Кроме того, незаконно получил в виде различных премий и вознаграждений 12 тысяч 260 рублей… По предположениям экспертов Русич пошел на довольно хитрый ход, забросав письмами вышестоящие органы, в которых предлагал упразднить систему технического контроля».– Это тоже подсудное дело – вносить предложения?– О, вы хитрец! – Кичкин злорадно усмехнулся. – Мы ведь и этот ваш неудавшийся ребус расшифровали, с ОТК.– Неужели? – притворно удивился Русич. – Просветите, коль так.– Рано или поздно сплетенная вами на «Пневматике» преступная веревочка распустилась бы, тайное стало явным, а при ликвидации ОТК, при новой системе контроля следы крупномасштабных махинаций бесследно исчезли бы. Ловкость рук. Я прав?Русич покачнулся. В голове словно бил набатный колокол. Не было силы даже возражать. Наверное, его состояние заметил Кичкин, плеснул воды из графина, поднес стакан. Русич отвел его руку, тихо спросил:– Кажется, по закону я имею право дать вам отвод?– Да, такое право вы имеете, – насторожился следователь, – а мотивы?– Вы действуете злонамеренно, по чужой указке, вы куплены! Как можно верить такому «законнику»?– Оскорбление при исполнении служебных обязанностей. – Кичкин, не поднимая головы, записал что-то в общую тетрадь. – Напишите заявление на имя прокурора. А пока отвод не сделан, продолжаю допрос. Скажите, какую материальную или моральную выгоду получили вы вкупе с начальником производства Возницыным, умышленно разрешив выпуск бракованной продукции?– Абсолютно никакой. Хотели создать задел для выполнения плана. Мы и остановили чуть позже сборку, тем самым вынудив руководство ремонтировать поточную линию.– Ясненько. Почему не опротестовали приказ о повышении вам заработной платы на 35 рублей в месяц? Вы, говорят, очень принципиальны.– Мне вменили дополнительные обязанности. И не разумнее бы спросить об этом директора?– В приказе о дополнительных обязанностях – ни слова, – хитровато прищурился Кичкин. Он явно игнорировал все, о чем говорил Русич, делал вид, будто видит подследственного насквозь. – Как вы объясните подобное разночтение?– Вас ввели в заблуждение. Я лично читал копию приказа.– Копию, – откровенно-издевательски заулыбался Кичкин, – а в оригинале приказа такой фразы нет. Вот, посмотрите! – протянул Русичу приказ директора. – Да, там фразы о дополнительных обязанностях не было. Объясняйте, объясняйте! Щелочихин – не артист Кио. Итак, вас крупно поощрили. За что именно?– Хотели дешево купить.– Это уже интересно. Повторите, пожалуйста, мысль. – Кичкин насторожился.– Я пришел к единственному выводу: мне доплачивали, чтобы со временем сделать более сговорчивым.– Очень интересно. Продолжайте. В чем именно сговорчивым? – следователь не выпускал из рук карандаша. Вся его фигура выражала явное напряжение.– Это долгий рассказ.– А нам с вами спешить некуда. Особенно вам. Кстати говоря, поясню: в случае вашего осуждения, а это решит только суд, срок исчисляется с момента ареста. – Мстительно-злой огонек вспыхнул в глазах следователя. Он прошелся по кабинету, встал прямо перед Русичем, широко расставив ноги. – Слушайте, я не могу понять, вы дурачка валяете или впрямь не осознаете, что вас обвиняют в преступлении? Защищайтесь же! Есть же наверняка и у вас оправдательные мотивы, документы, свидетели?Кичкин, по всей вероятности, являлся большим любителем детективной литературы, вовремя вспомнил, как в самый напряженный момент, чтобы разрядить обстановку, знаменитые сыщики протягивают закоренелому преступнику сигарету: мол, на, покури, успокойся, все мы люди, все человеки, хотя и сидим по разные стороны стола. Достал пачку сигарет, придвинул Алексею:– Курите. Не желаете, воля ваша. – Убрал сигареты, сгодятся для следующего допроса. – Скажите, Русич, когда конкретно вы начали манипулировать с бракованной продукцией?– Наконец-то вы задали по-настоящему деловой вопрос, – облегченно вздохнул Русич. – Неужели вам неизвестно, что подобная система «работы с браком» давным-давно «узаконена» буквально на всех предприятиях машиностроения. Проверьте любой завод отрасли, и вы убедитесь, что «Пневматика» еще более-менее удерживалась «на плаву», на других заводах на брак закрывают глаза вообще.– Зачем же это делается? Саботаж? Злой умысел? Или прямая выгода?– Вы что, товарищ следователь…– Гражданин следователь.– Все равно. Разве не знаете про уравниловку? С Марса, что ли, свалились? Если не гнать вал, а это неразрывно связано с браком, не будет плана, люди останутся без премий, а возможно, и без зарплаты. Как быть? Система не пробуксовывает. Все идет под «честное слово», некачественный металл порождает некачественные станки, а те, в свою очередь, изготавливают полубракованные моторы, машины и механизмы. И мы, работники ОТК, по всей стране превратились в фиксаторов порока, а тех, у кого хватает мужества попробовать преградить этот мутный поток, сметают в пропасть, в тартарары. За примерами, надеюсь, ходить далеко не нужно. Я – жертва системы.– Без лирики, Русич, без лирики! Не уводите меня в камыши! – разозлился Кичкин, видимо, испугался страшной правды, услышанной от Русича. – Давайте в последний раз договоримся. Будем валить вину на дядю, ловчить, заниматься словоблудием, или начнем по-умному раскалываться, тем более, как вы сказали, имеются смягчающие обстоятельства.– Я на прибрежном шельфе был, в командировке. Случайно прочитал в правилах мореходства о том, что наличие лоцмана на борту судна не освобождает капитана от ответственности за нарушение правил судоходства. И потом… неужели вас не учили в университете терпимости?– Нас учили быть непримиримыми к нарушителям закона! – отрезал Кичкин. И густо покраснел. – Говорите, говорите.– Начальник ОТК любого предприятия в стране, вникните в мои слова, будь у него хоть дьявольская изворотливость, изобретательность, абсолютно ничего не в состоянии сделать без ведома директора. В данном случае Петра Кирыча Щелочихина. Он, именно он должен сидеть здесь, в милиции, в тюрьме. За махинации, за коррупцию, за связь с преступным миром.– Опомнитесь, Русич! – ужаснулся Кичкин, оглянулся на дверь: не слышит ли кто посторонний? – Вам захотелось присовокупить к обвинению еще и статью за клевету на должностное лицо?– Я знаю, что говорю.– Предъявите доказательства!– Их услышит суд! – Алексей запоздало подумал, что подобное заявление излишне поспешное, подозрения – это еще не факты.– Ясно! Чувствую, вам нужно прийти в себя, хорошо подумать обо всем здесь сказанном! – следователь вызвал конвоира. – Отведите в камеру! До встречи, Русич!.. * * * «Наша жизнь похожа на жизнь первых рыцарей-иоанитов, – горько усмехнулся Субботин, прочитав в газете статью о мальтийском братстве, – мы тоже мечемся по миру, сбиваем, сколачиваем, склеиваем Братство». Он отбросил газету. До назначенного для связи момента оставалось еще более полутора часов. Его предупредили кодированным разговором, чтобы настроил свой приемник и ждал указаний. Ничего особенного в этом незапланированном сеансе не было, мало ли возникает оперативных вопросов в штаб-квартире. Однако интуиция опытного агента подсказывала ему, что вызов сей очень важен. «Хорошо бы отозвали меня в любую страну мира, пусть даже в ЮАР», – подумал он, хотя в душе явно не желал уезжать отсюда. СССР являлся страной, где можно в полной мере проявить свои способности, помочь общему делу разрушения коммунизма. Случай с ним, с Павлом Субботиным, являлся счастливым исключением, когда ненависть к большевикам, порушившим и порешившим весь его древний род, совпала со страстным стремлением служить силам, чья деятельность напоминала работу опытного фокусника – всю жизнь ходить по лезвиям острозаточенных кинжалов и не обрезаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46