Меня здесь теперь держат за мальчишку, перестали уважать, дергают за ниточку, а я послушно исполняю любые па, угодные кукольнику». Грубые, злые слова заворочались внутри, но вместо того, чтобы возмутиться, он спросил:– Эта штучка, наверное, стоит бешеных денег?– О деньги, деньги! – с притворным пренебрежением произнесла Нина Александровна. – Человек на грешной земле не ведает, где найдет, где потеряет. Что такое триста рублей, особенно если эту сумму поделить на четверых? Но, Алексей Борисович, возможно, вы некредитоспособны? Или у вас есть иные соображения? Я не настаиваю. Хотела, как лучше.Русич думал, что она тотчас заберет злосчастный портсигар, который буквально жег ему ладонь. Было не просто стыдно, а противно до крайности. Как умело его окружили, взяли в полон! Теперь эти слуги дьявола медленно, но верно приближают его к черте, за которой его «Я» совершенно перестанет существовать, он станет соучастником какой-то могучей, но неведомой ему группы людей, мафии, обладающей властью, деньгами, силой. Нина Александровна старается изо всех сил, чтобы приблизить его к директору, сделать марионеткой, она, наверное, тоже знала о том, что он, Русич, пока еще незаменимый человек на своем месте. Другой бы на его месте даже обрадовался, а он просто-напросто теряет к себе уважение. Как смотреть в глаза матери, брату Анатолию? Ну где взять силы, смелость, чтобы отшвырнуть прочь этот трижды проклятый золоченый прямоугольник? Воистину: раз поскользнулся, второй раз упадешь. Зачем он в тот раз смалодушничал, едва ли не первый раз в жизни, отдал нахрапистому Петру Кирычу документы, которые уличали директора в темных делах? Да, наверное, он тоже не ангел, но… лучше бы уплатить штраф, даже угодить в тюрьму, зато выйти чистым. Все! Теперь директорские борзые обложат его со всех сторон, как гончие волка. Да какой он, к черту, волк, самая обыкновенная дворняжка, привычно виляющая хвостом при виде хозяина. Ведь он не просто не уважает директора, но и считает его ярым приспособленцем, интриганом. Человек он неглупый, но, не будь «мохнатой руки» в верхах, давным-давно полетел бы с административных высот. Неужели никто не видит, что с приходом Петра Кирыча на «Пневматике» утвердился стиль взаимного захваливания, откровенного очковтирательства? Даже в заводской газете критика стала возможной только на уровне «начальной планки» – не выше бригадира. Многотиражка «Пневматика» из номера в номер поет о победах и успехах, дает фотографии передовиков, перепечатывает указы о награждениях…Нина Александровна обошла Русича со всех сторон, откровенно любуясь его растерянностью. А он и впрямь выглядел смешно – высоченный, нескладный, с опаской держал на ладони портсигар, как гранату, которая вот-вот может разорваться.– Вы, дорогой Алексей Борисович, словно ребенок-несмышленыш, – с почти материнской интонацией проговорила она. – Ну что вы мучаетесь попусту? На грабеж идти собираетесь, что ли? Разве вам на день рождения товарищи и близкие не делали подарков? Конечно, делали. Так заведено в нормальном обществе. Почему же сами боитесь сделать добрый жест? Кстати, милейший Алексей Борисович, вы, конечно, заметили одну деталь: Петр Кирыч не беден, вполне может обойтись и без презентов, а вот вы потеряете значительно больше.– Спасите меня от унижения! – Русич не узнал своего голоса: в нем сквозила мольба. – Деньги я готов заплатить, только пусть эту штуковину вручит директору кто-нибудь другой, более достойный.– Ловко! – Она отшатнулась, будто испугалась чего-то, заставила себя улыбнуться. – Любопытно, кто, по-вашему, достоин этой роли?– Хотя бы Гуринович.– Да снимите вы шоры с глаз, милейший Русич! – Голос женщины зазвенел на высокой ноте. – Разве не понимаете: Гуринович, по выражению директора, – придворный шут.– Желаете видеть таковым меня? – Рубашка на спине Русича прилипла к лопаткам.– О, вы крепкий орешек, не сразу раскусишь! – Нина Александровна снова сделалась приветливой и откровенной. – Раскрою карты: вы нужны директору не для игры в поддавки. И потом… долг платежом красен. Петр Кирыч, кстати, в свое время спас не только вас, но и меня. Однако не будем выяснять отношения: кто есть кто. – Она повернулась и пошла по тропинке.– Русич! Алексей Борисович! Куда вы похитили нашу очаровательную фею? – В басовитом голосе главного инженера звучали нетрезвые нотки.– Ну и рыцари пошли, лапоть на лапте! – скривилась, как от удара, Нина. – Быстро расслабились. А я еще хотела для компании знакомых девочек пригласить. Вот позору-то было бы!– Нина Александровна! – ревел Черных. – Ниночка, где же ты? Общество жаждет вас лицезреть.Она взяла Русича под руку, вывела на полянку, сказала с явным вызовом:– Не дадут свободной женщине пофлиртовать с одиноким мужчиной. Так гусары не поступают.– Так мы же тут… – Черных ткнул рукой в огромную скатерть, расстеленную прямо на траве. Вокруг бочонка с брагой, полулежа, разместились парторг Гриша, Гуринович, Черных и Возницын. Петра Кирыча не было видно. Мгновенно оценив ситуацию, Нина Александровна шепнула Русичу:– Хотела, как лучше. Зная, что Петр Кирыч очень ценит вас, но… так и быть, вручу презент от вашего имени. – Она вытащила портсигар из запотевшей ладони Русича и направилась к даче.Русич проводил ее взглядом. Заслышав шум автомобильного мотора, повернул голову. Из черной «волги», что остановилась у калитки, веселой стайкой высыпали девушки, все, как на подбор, в мини-юбках и теннисках. И еще Русич заметил, как поспешила девушкам навстречу секретарша.«Где я нахожусь? – встрепенулся Русич. – В какую компанию угодил? Мне еще только этих молоденьких недоставало. Всем все сойдет с рук, а мне…» Нацедив полную кружку браги, он жадно выпил. И, ни с кем не попрощавшись, быстро зашагал в сторону выхода… * * * Нина Александровна встретила Пантюхина суровым взглядом. Ей не нравилось, как этот кладовщик запросто ведет себя с Петром Кирычем, будто ровня. Видимо, немного ревновала к этому странному человеку, недавно принятому на работу. Но, когда он, приятно улыбаясь, сверкнув желтыми фиксами, положил перед ней коробку, перевязанную голубой ленточкой, сердце ее смягчилось.– Скромный презент! – придвинул Пантюхин коробку к женщине. – Привет из Югославии. Фигурный шоколад с ромом и ликером!– Пантюхин, – она пристально взглянула в лицо кладовщика колдовскими глазами, – можете ответить всего на один вопрос: давно ли вы знаете Петра Кирыча?– Как вам сказать… – Пантюхин сделал вид, что подсчитывает. – Да, пожалуй, очень давно.– Я так и подумала. Ворвались на «Пневматику» и…– Не ворвался, а вполз по-пластунски. Больше вопросов нет?– Доложить о вас?– Просто пропустите!Петр Кирыч разговаривал по телефону, по-видимому, с Москвой, ибо, завидев Пантюхина, жестом указал на стул. Чин, судя по интонации, был на том конце провода весьма высокий, ибо Петр Кирыч порой чуточку привставал на цыпочки. Переговорив, вытер обильный пот со лба.– На красный ковер вызывают, в Москву! – объяснил он Пантюхину. – Дался им этот Знак качества! А ты чего? В разгар рабочего времени?– Дело не терпит. – Пантюхин приблизился к директору, оглянулся на дверь, зашептал прямо в ухо: – Худая весточка приканала, шеф! Очень худая. – Он обвел глазами стены кабинета. – У вас тут «жучков» нэма?– Что еще за тайны мадридского двора? – насупился директор. – Чисто в кабинете, из КГБ проверяли по-свойски. Выкладывай.– Сенька Дрозд объявился, вас шукает. Видать, чумной, хочет подбить бабки за прошлое.Оба помолчали, осмысливая сказанное. Сенька Дрозд – крупный уголовник, дважды судимый за убийство, сидеть ему еще около двенадцати лет, а он, вишь, как-то вынырнул. Клятву дал подельщикам, что «пришьет» Кирыча, жизни не пожалеет. Имел он множество притеснений от бывшего начальника лагеря. В свое время Кирыч и Пантюхин его тоже подставили, как и Колю Попрыгунчика, но «замочить» зеки Сеньку не успели или не захотели, того перевезли в другую колонию. И там его «достал» Петр Кирыч. «Авторитеты», узнав о «провинностях» Сеньки, избили его до полусмерти, сделали калекой.– Что будем делать? – глухо спросил Пантюхин. – Хорошо, мне старые дружки шепнули, а не то бы…– Наверное, он во всесоюзном розыске? – высказал предположение Петр Кирыч. – Навести бы сыщиков на его след, но… – Оба подумали об одном: как бы Сенька не разговорился при задержании, не накинул тень на них. – Слушай, а твой «диспетчер» жив-здоров? – в упор взглянул директор на побледневшего Пантюхина.Встреча с «диспетчером» из Армении была нежелательной – слишком все зыбко, опасно. И потом… «диспетчер» должен отслеживать все связи «покупаемого», анализировать его поведение, выяснять, не является ли предложение западней. А когда все это делать? Насколько знал Пантюхин, «диспетчер» может в нужный момент и не иметь под рукой киллера. Те обычно сами звонят и спрашивают: есть ли заказ? И исчезают в глубине. Не стал Пантюхин еще больше расстраивать дорогого шефа – его знакомый «диспетчер» был женщиной, скромной продавщицей в военторге, и это создавало новые осложнения. Вряд ли наемник возьмется убирать крупного «авторитета», а знать о жертве он должен все точно, до мелочей.– Может, отмазную дать? – предложил Пантюхин. Сам был не рад, что сообщил шефу, не мог спокойно ждать, когда Сенька его «замочит».– Сколько берет наемник вкупе с «диспетчером»?– Откуда мне знать? – пожал плечами Пантюхин. – Я «мокрухой» не занимаюсь, брезгую. Краем уха слышал: десять косых. На обоих.– А твои старые дружки, которые шепнули про Сеньку, они в лицо его знают?– А как же, вместе, небось, чалились! – Пантюхин не понимал, отчего встрепенулся Петр Кирыч.– Местные кореша? – продолжал допытываться директор.– Приезжие! – ушел от ответа Пантюхин. – Гастролеры по Черноземью!– Найди их, Пантюха! – решительно проговорил Петр Кирыч. – Дадим десять «кусков», нищими останемся, но… еще поживем. И тебе моя благодарность отольется. Бери командировочные в бухгалтерии, ищи и…– Есть тут у меня на примете один «отмороженный», больной, правда, помешанный на сатане, – перебил его Пантюхин. – Если его натравить?.. – С любопытством взглянул на шефа. – И дешево, и сердито выйдет.– «Диспетчера» побереги на всякий пожарный! – откровенно обрадовался Петр Кирыч. – А этот… «отмороженный»? Расскажи про него. «Авторитет»? «Вор в законе»?– Бывший, потом завязал. Попал в психушку. Возомнил себя слугой сатаны, даже кинжал мне показывал с тремя шестерками, мол, это знак сатаны, он спит и видит, как бы запороть врага этого дьявола. Мы отыщем Сеньку, а остальное. Я подогрею «отмороженного», наведу на Сеньку. Ему и срок не дадут, потому как больной.– Заметано! Ты выше всех похвал, Двойник! – Петр Кирыч протянул Пантюхину руку через стол, с чувством пожал ее, отогнал сомнительную мысль: не нагревает ли его Пантюха? Больно все у него накатано. Да, нет, зачем топить благодетеля? – Отправляйся, а я… возьму на недельку бюллетень, взаправду переутомился, голова кружится. Желаю удачи! * * * Весть о страшном убийстве разнеслась по Старососненску. Об этом толковали люди в автобусах, в очередях, на работе. Какой-то фанатик накануне святого праздника в один день зарезал монаха и… беглого заключенного. На кинжале, который был брошен убийцей, сыщики обнаружили три выжженные цифры: «666» – знак сатаны. При обыске в аварийном доме, где проживал человек без документов, обнаружены православные книги, изрезанные на клочья. И еще досужие языки утверждали, будто милиция отпустила сатаниста и не стоит вечерами появляться на улице. Петр Кирыч, прочитав заметку в газете, только усмехнулся и облегченно вздохнул… * * * Москва, министерство внутренних дел СССР. Министр МВД, генерал армии, Герой Советского Союза Николай Анисимович Щелоков пребывал в отличном настроении. Все у него шло по намеченному давным-давно плану. Только что вернулся из ЦК КПСС, со Старой площади, где в полуинтимной обстановке он и заместитель председателя КГБ Цвигун имели часовую беседу с Леонидом Ильичом Брежневым. Генеральный, как всегда, был доброжелателен и очень щедр, по первой просьбе отпускал все необходимое. Со Щелоковым и Цвигуном у Брежнева были давние приятельские отношения, естественно, им генеральный и доверял больше всех. Все трое были фронтовиками, не просто шаркунами-штабистами, а бойцами переднего края, знали фронтовое житье-бытье не понаслышке. Цвигун был партизаном, взрывал вражеские эшелоны, расстреливал предателей своими руками. Он, Николай Щелоков, начинал войну командиром роты, самолично ходил в рукопашную.Толковали, как водится, о положении дел в стране, задумывались и о завтрашнем дне Союза. Но, как только дошло до главного, Леонид Ильич почувствовал себя не слишком уверенным, закрутил головой, то и дело непроизвольно придерживая рукой челюсть – четыре операции проделали, а толку было мало. Уже не в первый раз заводили они с Цвигуном речь о наболевшем. Уговаривали знатного земляка пойти им навстречу, укрепить единоначалие внутри страны. Да и сам Леонид Ильич был не против объединить в единое целое все силовые структуры – МВД, КГБ, погранвойска. Вполне естественно, министром этого суперсоединения будет он, Щелоков, за его спиной Леонид Ильич будет как за каменной стеной. Заместителем, а по сути дела председателем КГБ станет Цвигун.Сообща просмотрели план перестройки всех подразделений, подготовленный по заданию Леонида Ильича группой специалистов, которыми руководил ставленник Щелокова, личный его референт, большая умница, недавно отозванный на родину из Франции, где руководил советской резидентурой, Илья Ухтомский. Леонид Ильич не удержался от похвалы, так четко было продумано буквально все в грандиозном плане. Итак, единое силовое министерство. Во главе генерал армии Щелоков, зам. по КГБ – генерал-полковник, Герой Советского Союза Цвигун. А над ними – верховный главнокомандующий, четырежды Герой Леонид Брежнев.Под конец беседы генсек так расчувствовался, что, смахнув слезу, вызвал референта и продиктовал Проект указа о награждении Щелокова и Цвигуна орденами Ленина…– Ухтомского ко мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46