Несмотря на заявление, что не голоден, он съел большой бутерброд, который приготовила ему мама. В час ночи он позвонил Мэги еще раз.
Мама не покидала его, когда он звонил в час тридцать, потом в два, в половине третьего и еще раз в три часа ночи. В половине четвертого к ним присоединился отец.
— Что происходит? — спросил он, моргая сонными глазами. Когда ему рассказали, он отрезал:
— Ради всего святого, позвоните в полицию и спросите, не было ли происшествий на дороге.
На звонок Нейла полицейский ответил, что ночь прошла спокойно:
— Никаких происшествий, сэр.
— Дай им описание Мэги. Скажи, какая у нее машина. Оставь свое имя и телефон, — посоветовал Роберт Стефенс. — Долорес, ты всю ночь на ногах, пойди поспи. Я посижу с Нейлом.
— Хорошо... — начала она.
— Объяснение может быть самое простое, — мягко сказал ее муж, а когда его жена ушла, добавил:
— Мама так полюбила Мэги. — Он посмотрел на сына. — Я знаю, что ты не виделся с ней все это время, но почему она так равнодушна к тебе, порой просто холодна? Почему?
— Не знаю, — признался Нейл. — Она всегда очень сдержанна и, боюсь, я тоже. Но знаю точно, между нами происходит что-то особенное. — Он покачал головой. — Я много думал об этом. Конечно, дело не в том, что я не позвонил ей вовремя, когда она уехала сюда. Мэги не столь тривиальна. Но я в дороге хорошенько подумал и решил, что могу разобраться.
Он рассказал отцу про то, как увидел Мэги плачущей в кинозале.
— Мне казалось, что не следует ей мешать, — сказал он. — Тогда я решил предоставить ее самой себе. Но теперь мне кажется, что она знала о моем присутствии и не простила, что я не сказал ей ни слова. А ты бы что сделал?
— Я скажу тебе, что бы я сделал, — в сердцах ответил его отец. — Если бы я застал твою маму в такой ситуации, я был бы рядом с ней, обнял бы ее, сказал бы что-нибудь, но обязательно дал бы ей знать о том, что я рядом.
Он сердито посмотрел на Нейла.
— Я бы сделал это независимо от того, люблю я ее или нет. С другой стороны, если бы я хотел доказать себе, что не люблю ее, или боялся бы связываться, тогда, конечно, я бы убежал. В Библии есть известный эпизод про умывание рук.
— Ну ладно, па, — буркнул Нейл.
— А на месте Мэги, если бы я знал, что ты был поблизости, и, может, даже хотел обратиться к тебе, я бы вычеркнул тебя навсегда, когда ты сбежал, — закончил Роберт Стефенс.
Зазвонил телефон.
Нейл попросил отца взять трубку.
Это был полицейский.
— Сэр, мы нашли машину, которую вы описали, на Марлей-роуд. Это глухое место, вокруг никаких домов, поэтому свидетелей нет, и мы не знаем, как она туда попала и кем оставлена, была ли это миссис Холлоувей или кто-то другой.

8 октября, вторник
73
В восемь утра во вторник Малком Нортон спустился из своей спальни и заглянул на кухню. Дженис была уже там, сидела за столом, читала газету и пила кофе.
Она сделала беспрецедентный жест, налив ему чашечку, и предложила:
— Тост?
Он поколебался, потом сказал:
— Почему нет? — и сел напротив нее.
— Не рано ли ты уходишь? — спросила она. Он заметил, что жена нервничает. Несомненно, она знала, что он что-то задумал.
— Вчера у тебя был поздний обед, — продолжала Дженис, ставя перед ним горячую чашку.
— Хм-м-м, — ответил он, наслаждаясь ее беспокойством, зная, что она не спала, когда он вернулся в полночь.
Он сделал несколько глотков, потом отодвинул стул.
— Я, пожалуй, не буду есть тост. До свидания, Дженис.
Войдя в контору, Малком Нортон несколько минут посидел за столом Барбары. Как ему хотелось написать ей хоть несколько строчек, напомнить, как много она значила для него, но это было бы несправедливо. Ему не хотелось впутывать ее в свои проблемы.
Он ушел к себе в кабинет и еще раз просмотрел копии бумаг, которые нашел у Дженис в портфеле, а также копню ее банковского перевода.
Он очень хорошо знал, чего она добивается, догадавшись обо всем, когда увидел, как в ресторане этот негодяй, ее племянник, передает ей конверт. Он за ней следил. Банковские счета лишь подтвердили его догадки.
Она продавала Дугласу Хансену секретную информацию о финансовом состоянии кандидатов в «Латам Мейнор», чтобы он мог обирать богатых старушек. Возможно, обвинение в попытке обмана не будет ей предъявлено, но можно быть уверенным, что в этом городе ей никто не поможет. И она, конечно, потеряет работу.
«Хорошо», — подумал он.
Этот Хансен сделал Мэги Холлоувей более выгодное предложение. Он был уверен в этом. А Дженис обошла его, разузнав про изменение закона. Она, наверное, планировала поднять стоимость еще до продажи Холлоувей.
«Если бы не появилась эта Мэги Холлоувей и не испортила бы все», — с горечью думал он. Покончив с домом, он нашел бы способ удержать Барбару.
«Покончив. — Он мрачно улыбнулся. — Было бы здорово!»
Конечно, теперь это не имело значения. Ему никогда не купить дом. Ему никогда не получить Барбару. Жить дальше невозможно. Все кончено. Но он еще не сдался. Они узнают, что он не вешалка для пиджака, как считала Дженис долгие годы.
Он засунул конверт, адресованный шефу полиции Брауэру подальше в стол, чтобы не испачкать. Достал из нижнего ящика пистолет и мгновение задумчиво смотрел на него. Потом набрал номер полиции и попросил Брауэра.
— Это Малком Нортон, — сказал он приятным голосом, подняв пистолет и приложив дуло к виску. — Думаю, вам лучше поскорее сюда приехать. Я собираюсь убить себя.
Нажав на курок, он услышал последнее слово:
— Не надо!..
74
Мэги чувствовала, что в том месте, где болела голова, запеклась кровь.
— Надо успокоиться.
«Где меня зарыли? — гадала она. — Наверное, в каком-то глухом месте в лесу, где никто не сможет меня найти». Потянув веревочку, привязанную к пальцу, она почувствовала на другом ее конце тяжесть.
«Он, должно быть, привязал один из викторианских колокольчиков», — решила она. Указательным пальцем она залезла в трубку, через которую была протянута веревочка. Та была из металла и около дюйма в диаметре. «Через такое отверстие можно дышать, — подумала она, — если только его не залепит грязь».
Но зачем ему все это? Она была уверена, что у колокольчика вырван язычок, потому что не доносилось никакого звона. Это означало, что ее никто не услышит.
Была ли она на настоящем кладбище? Если так, то есть надежда, что вокруг могли быть люди. Сможет ли она услышать хотя бы слабый шум машин?
«Думай! — приказала себе Мэги. — Ты должна что-ннбудь придумать». Она будет дергать за веревочку, пока не устанет палец. Если ее похоронили там, где могут проходить люди, можно надеяться, что кто-нибудь заметит движение колокольчика.
Она решила звать на помощь каждые десять минут. Вряд ли ее голос прорвется наверх сквозь узкую трубку но она постарается. Надо беречь силы и не кричать, если нет уверенности, что кто-то рядом.
Но не вернется ли он? Он ненормальный, в этом она не сомневалась. Если он услышит ее крики, то может закрыть трубку, и она задохнется, надо быть осторожной.
Конечно, она понимала, что все старания могут оказаться напрасными. Вполне вероятно, что она похоронена в каком-то отдаленном месте, а он воображает себе, как она царапает крышку гроба и неистово дергает за веревочку, как это делали викторнанцы, обнаружив, что их похоронили заживо, но на их крики обязательно кто-нибудь отзывался, а она была совершенно одинока.
75
В десять часов Нейл и его отец сидели в кабинете шефа полиции Брауэра и слушали, как он печально комментирует предсмертную записку Малкома Нортона.
— Нортон был сумрачным и разочарованным человеком, — говорил он. — Он написал, что после изменения закона об охране окружающей среды дом миссис Холлоувей должен стоить целое состояние. Когда он предложил Нуале Моор купить ее дом, то наверняка собирался обмануть ее, не сказав о настоящей цене, и вполне вероятно рассвирепел, узнав, что та передумала, и убил ее. Он, возможно, перерыл весь дом в поисках нового завещания.
Брауэр помолчал, перечитывая абзац длинного письма.
— Очевидно, что он винил Мэги Холлоувей во всех своих неудачах, и хотя об этом ничего не сказано, мог ей отомстить. Он сумел втянуть свою жену в серьезные неприятности.
«Этого не может быть», — думал Нейл. Почувствовав на плече руку отца, он хотел стряхнуть ее, боясь, что сочувствие подорвет его решимость, а он не позволит, чтобы это случилось. Он не отступит. Мэги не умерла. Он уверен. Она не может умереть.
— Я говорил с миссис Нортон, — продолжал Брауэр. — Ее муж пришел вчера домой в обычное время, потом ушел и не возвращался до полуночи. Сегодня утром, пытаясь выяснить, где он, она его не нашла. Но тогда, что он сделал с Мэги? И если он бросил машину, то как вернулся домой?
Когда Брауэр говорил, Стефенс качал головой.
— Это маловероятно, я согласен, но мы не должны выпускать это из виду. На месте работают ищейки, может, удастся взять след миссис Холлоувей, так что, если она там, мы ее найдем. Но это очень далеко от дома Нортона. У него должен быть напарник, или же ему пришлось ехать на попутной машине, и, если честно, обе эти версии не выдерживают критики. Женщина, по которой он сходил с ума, Барбара Хоффман, в Колорадо у дочери. Мы уже проверили. Она там с выходных.
По внутренней связи позвонили, и Брауэр снял трубку.
— Соедините с ним, — сказал он через некоторое время.
Нейл закрыл лицо руками. «Пускай они никогда не найдут тело Мэги», — молча молился он.
Разговор Брауэра длился всего минуту. Закончив, он сказал:
— У нас вроде бы неплохие новости. Малком Нортон вчера вечером был в «Лонг Кэбин», маленьком ресторанчике возле дома Барбары Хоффман. Возможно, они часто обедали там вдвоем. Хозяин говорит, что Нортон просидел там почти до половины двенадцатого, а потом уехал прямо домой.
«А это значит, — думал Нейл, — что он почти наверняка не имеет никакого отношения к исчезновению Мэги».
— Куда вы поедете отсюда? — спросил Роберт Стефенс.
— Опрашивать тех, на кого показала миссис Холлоувей. — ответил Брауэр. — К Эрлу Бейтману и сестре Зельде Маркей.
Внутренняя связь снова зазвонила. Молча прослушав сообщение, Брауэр повесил трубку и встал.
— Не знаю, что задумал Бейтман, но он только что заявил о пропаже гроба из его музея.
76
Во вторник утром доктор Вильям Лейн понял, что ему нечего сказать своей жене. Ее непроницаемое молчание свидетельствовало, что даже она может быть потрясена.
Если бы только она не пришла домой вчера вечером и не увидела его в таком состоянии. Он не выпивал целую вечность, кроме одного случая на прежней работе. Лейн знал, что этой работой он обязан Одиль. Она познакомилась с владельцами корпорации «Престижные Резиденции» на коктейльном приеме и устроила ему должность директора в «Латам Мейнор», который тогда только что отреставрировали.
«Латам Мейнор» должен был стать одним из привилегированных пансионатов «Престиж», но они согласились его принять, а позднее согласились на его предложение о сотрудничестве. Замечательным образом он получил это место.
«За все спасибо Одиль, о чем она постоянно ему напоминает», — с досадой подумал он.
Он знал, что вчерашний срыв был результатом напряжения. Указания требовали, чтобы квартиры продавались, нельзя, чтобы они пустовали больше месяца. Над ним висела постоянная угроза увольнения за неумение справиться с этой задачей. «Увольнение, — думал он. — Но куда потом?»
В последний раз Одиль его предупредила, но, как ни заманчива была перспектива, он не мог этого допустить. Правда была в том, что Одиль ему необходима.
Почему она не осталась вчера вечером в Бостоне? Потому что заподозрила его панику, решил он.
Конечно, она права. Он был напуган с того момента, когда узнал, что Мэги Холлоувей ищет рисунок Нуалы Моор с изображением сестры Маркей.
Ему давно следовало избавиться от этой женщины, но ее прислал «Престиж», и по всем требованиям она была хорошей медсестрой. Многие жители пансионата ее ценили. Он даже думал порой, не слишком ли она хорошая медсестра. Казалось, что о некоторых вещах она знает больше его.
Но что бы ни происходило между ним и Одиль, доктор Лейн знал, что ему надо отправляться в пансионат и совершить утренний обход.
Он нашел жену пьющей кофе на кухне. Почему-то в это утро она совсем не накрасилась, выглядела осунувшейся и усталой.
— Только что звонила Зельда Маркей, — сказала она, сердито на него посмотрев. — Полиция просила ее о невыезде на случай допроса. Она не знает почему.
Допроса? Лейн почувствовал, как каждая мышца его тела напряглась. «Все кончено», — подумал он.
— Она еще сказала, что Сара Кушинг строго приказала не подпускать к своей матери ни ее, ни тебя. Похоже, что миссис Бейнбридж нездоровится, и миссис Кушинг готовит ее к немедленной госпитализации.
Одиль с упреком взглянула на него.
— Ты должен был со всех ног бежать к миссис Бейнбридж вчера вечером. Не потому, что тебе запретили приближаться к ней, но я слышала, что тебя вообще не было в здании почти до одиннадцати часов. Что ты де-лал все это время?
77
Нейл н Роберт Стефенс приехали на окраину, где все еще стоял пикап Мэги. Теперь его окружили полицейской лентой, и, выходя из автомашины, они услышали лай собак в соседних рощах.
Всю дорогу из полицейского участка они молчали. Нейл использовал это время, чтобы обдумать все, что узнал. Получалось очень немного. Чем дольше длилось его неведение, тем больше у него портилось настроение.
Его очень поддерживало присутствие отца. «То, чего я не смог дать Мэги», — с горечью сказал он себе.
Сквозь густой лес он различил не менее дюжины людей. Полицейские или добровольцы? Он знал, что они ничего не нашли, поэтому поиск развернулся более широко. В отчаянии он понял, что они искали тело Мэги.
Сунув руки в карманы, Нейл опустил голову. Наконец он прервал молчание:
— Она не может умереть, — произнес он. — Если бы она была мертва, я бы почувствовал это.
— Нейл, пойдем отсюда, — тихо сказал отец. — Не знаю, зачем мы вообще сюда приехали. Стоя тут, мы не поможем Мэги.
— Что, по-твоему, я делаю? — раздраженно и зло сказал Нейл.
— Судя но тому, что сказал шеф Брауэр, полиция еще не разговаривала с этим парнем, с Хансеном, но они узнали, что он будет у себя в конторе в Провиденсе к полудню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33