Она смеется, машет рукой и снова опускается в кресло:— Ладно, завтра посмотрю. А ты что уставился? Помоги лучше сапоги снять.Присаживаюсь к ее ногам и начинаю стягивать белый замшевый сапожок.— Что это ты себе такие ботфорты сотворила?— Милый! Да ведь на улице-то зима! Тебе хорошо было в гости к Хэнку ездить, там тепло. А мне каково было ждать тебя на морозе?— Неужели такой сильный мороз был?— Сильный не сильный, а около десяти градусов было, — отвечает Лена, шевеля ступней. — А ты заметил, как Микеле смотрел на меня и на Кристину?— Заметил, — отвечаю я, принимаясь за второй сапожок. — На тебя — с восхищением, но это понятно, на тебя иначе смотреть нельзя. А вот на Кристину он смотрел как-то по-особенному. С чего бы это?— Как с чего? Кристина — весьма привлекательная женщина.— Даже более, чем ты? — невинно спрашиваю я.— Смотря с чьей точки зрения. Не будешь же ты спорить с Андреем, что я привлекательней, чем Кэт. Ручаюсь, что он свою Кэт на меня не променяет. Но на Кристину Микеле действительно смотрит как-то своеобразно. А помнишь, он спросил ее: не была ли она в его Мире? Послушай, дорогой, я просила тебя сапоги с меня снять, а о сарафане речи не было!— Могу же я проявить инициативу!Смеясь, я расстегиваю длинную молнию и освобождаю подругу от блестящего голубого сарафана из мягкого пластика. Оставшись в тонком белом свитере и голубых колготках, Лена направляется за халатом, но меняет решение и устраивается на диване в полулежащем положении.— Все, о делах хватит. Давай ужинать.Пока я «творю» ужин, моя подруга все-таки рассуждает о делах:— Психологической подготовкой Микеле придется заняться мне. И знаешь, что будет самым трудным? Ни за что не догадаешься. Самое трудное — это искоренить из его психики ущербные взгляды на секс, свойственные Средневековью. Ведь он воспитан в убеждении, что половая жизнь имеет своей целью только продолжение рода человеческого, а все остальное — от лукавого. Причем все это насаждалось веками. От его времени до сексуальной революции — не одно столетие.— А что, это так существенно?— А как же? Представь, что ему придется работать в фазе, где все женщины разгуливают обнаженными, минимум по пояс. Прежде всего он сгорит от смущения, а потом от неудовлетворенного желания. Да, тут придется поработать.Рассуждая таким образом, Лена, сама того не замечая, принимает такие эротические позы и так своеобразно и соблазнительно выглядит в своем наряде, что я с трудом дожидаюсь конца ужина. Глава 42 Then there's hope a great man's memory may outlive his life half a year… W.Shakespeare Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода… В.Шекспир. С Микеле мы вновь встречаемся только в конце следующего дня, когда Стремберг, обсудив с Леной и Магистром программу подготовки, собирает нас к нему.От апартаментов Микеле веет Средневековьем, почти готикой. Узкие, высокие, стрельчатые окна. Стены из шлифованного камня. Добротная, но тяжеловатая деревянная мебель. Очаг старинной конструкции. Резким контрастом в этом помещении выглядят компьютер, синтезатор и линия доставки.С линией доставки Микеле уже освоился. При нашем появлении он заказывает кофе и десерт. Я усмехаюсь: первое, что я сам освоил в Монастыре, тоже была именно линия доставки. Кроме кофе, Микеле достает из камеры пару бутылок легкого вина. Понятно, к кофе он еще не привык, но уже усвоил, что здесь это напиток номер один. (Разумеется, после водки, как сказал бы Магистр, выскажи я свои мысли вслух.) Впрочем, чтобы не затруднять хозяина, некоторые из нас сами заказывают по своему вкусу. Так, Андрей вызывает три бутылки пива, а Катрин творит на синтезаторе чашку крепкого чая.— Итак, все в сборе, — начинает Стремберг, когда мы разбираем чашки и стаканы и рассаживаемся по местам. — Елена, ты — автор программы, тебе и начинать.— Простите, — прерывает Микеле. — Вы сказали, что все в сборе, но я не вижу Кристины.— Я сказал, что в сборе все, кто будет помогать тебе осваивать программу подготовки. Кристина — хронофизик. Вряд ли тебе потребуется ее помощь для того, чтобы освоить необходимые азы. В дальнейшем, если возникнет необходимость, она подключится.Микеле вздыхает и смотрит на Лену, всем своим видом показывая готовность слушать. Но тут же он, словно обжегшись, отводит взгляд в сторону. Моя подруга нарядилась сегодня в гардероб Гелены Илек. Белые сапожки на высокой шпильке, коротенькая юбочка из голубой кожи, белая блузка из тончайшего батиста и голубой бархатный жилет. Это бы все ничего, но юбочка почти не прикрывает бедер, тем более что Лена сидит, закинув ногу на ногу, а жилетка расстегнута, и сквозь полупрозрачный батист отчетливо просвечивают груди с яркими сосками. Да, с точки зрения Микеле, картинка весьма непристойная. А Лена, словно не замечая смущения Микеле, поправляет рукой в длинной голубой перчатке прядь волос и, набрав на пульте коды (она предусмотрительно устроилась у компьютера), вызывает на дисплей программу подготовки.Мы смотрим, а Лена комментирует и дает пояснения. Замечаю, что программа Микеле более растянута во времени, чем моя, да и составлена она несколько иначе. По каждому разделу программы предусмотрены куратор и наставник. Нам с Андреем и Олегу выпадает техническая подготовка Микеле. Когда Лена доходит до раздела единоборств, где нам с Андреем уготована роль тренеров, Микеле скептически улыбается:— Не понимаю, зачем так много времени уделять освоению боя на холодном оружии? В моем Мире я был неплохим фехтовальщиком, и у меня богатый опыт.— А я это знаю, — невозмутимо отвечает Лена, — и поэтому сократила время подготовки за счет освоения самых необходимых азов. Их-то ты уже знаешь.— Азы! — возмущается Микеле.— Не горячись, Мишель, — останавливает его Магистр. — Не сомневаюсь, что в своей эпохе ты действительно считался неплохим фехтовальщиком. Но для хроноагента этого мало. Надо стать непревзойденным мастером всех эпох. Да взять даже твою эпоху. Ты вчера говорил, что много слышал о графе Саусверке. Если бы ты сошелся с ним на поединке, ты бы его одолел?— Ну! — усмехается Микеле. — Граф Саусверк — первый клинок Лотарингии, а может быть, и всей Европы.— Вот видишь! А если, выполняя задание, тебе придется столкнуться с ним и выступить против него? Какой будет исход? Задание будет провалено. Нет, такие мелочи не должны мешать выполнению заданий.— Вы хотите сказать, что… — Микеле смотрит на меня и Андрея.— Именно! Любой из них справится не только с графом Саусверком, но и с любым другим противником.Микеле недоверчиво качает головой. Тогда я не выдерживаю:— Вот что, Микеле, когда у нас будет первое занятие по фехтованию, знаешь с чего я начну? Я не буду драться с тобой сам и Андрея не пущу. Я выпущу против тебя вот ее, — я киваю на Лену, а та зловеще улыбается. — Когда вы закончите бой, я спрошу тебя, не изменил ли ты свое мнение.Микеле и Лена продолжают улыбаться: он — недоверчиво и снисходительно, она — еще более зловеще. Этой пантомиме кладет конец Стремберг:— Подискутировали, и хватит! Продолжай, Елена.Дальнейший доклад проходит без осложнений.В завершение Лена демонстрирует раздел психофизиологической подготовки:— А эту часть я беру на себя.— Смотри, не перестарайся, — качает головой Магистр.— Брось, Филипп, — возражает Стремберг. — Елена — специалист высокого класса, ей можно доверять без опасений.— Хорошо, — соглашается Магистр. — В таком случае будем считать программу принятой, а график утвержденным. Есть у кого-нибудь замечания или предложения? Мишеля я не спрашиваю, его номер теперь пятнадцатый. Если возражений нет, то приступаем прямо с утра, завтра. Что до тебя, Мишель, то прими практический совет. Поскольку тебя пока я работой загружать не стану, посвяти свое свободное время общению с ребятами. Смотри, как они работают, как готовятся к заданиям, и задавай побольше вопросов. Отдохнуть с ними тоже можно неплохо. Люди они веселые, общительные и доброжелательные. Словом, чем скорее ты станешь членом нашей семьи, тем лучше для тебя и для нас. И еще раз напоминаю: здесь у нас нет от тебя никаких тайн. Побольше спрашивай, и тебе всегда ответят.Микеле приходит ко мне в тот же день. Ему почему-то кажется, что я — его современник. В этом его еще раз убеждают доспехи и оружие, развешанные у меня по стенам. Приходится его разочаровать и рассказать, что в Миру я был летчиком-истребителем. При этом приходится не только объяснять, что такое летчик, но и показать ему эпизоды летной работы.— А кем были другие? Магистр, Андрей, Елена, все, — спрашивает он.— Андрей и Генрих тоже были летчиками. Магистр был ученым-физиком. Лена была врачом. Стремберг был ученым-историком.— А кем была Кристина? — прерывает меня Микеле.— Никем. Она родилась здесь.— Это точно?— А какой мне смысл вводить тебя в заблуждение?Микеле задумывается, потом спрашивает как-то нерешительно:— А правда, что вы можете в любом Мире, то есть фазе, увидеть любого человека в любое время, хоть в прошлом, хоть в будущем.— Да.— А можно увидеть, к примеру… — Микеле снова замолкает, потом решается, — Витторию дель Бланке? Из моей фазы?— В принципе можно. Но чтобы найти ее, потребуется очень много времени. Было бы проще, если бы я точно знал время и место или знал, что ты с ней встречался. Тогда бы я дал компьютеру задание, чтобы он отыскал все моменты твоих встреч с ней.— Хорошо. 14 июня 357 года III Империи. Милан. Встреча Виттории со мной.— Утро, вечер, ночь?— Восемь часов вечера.Настраиваю «искатель» на Микеле, задаю указанное время. Монитор минуты две мигает, потом на нем появляется небольшой садик. На скамейке сидит пара: Микеле с молодой черноволосой девушкой. Они прощаются. Я вспоминаю, что говорил Магистр про обстоятельства, заставившие Микеле покинуть родину. Значит, это и есть та девушка, из-за которой он заколол на дуэли наследника герцога Миланского. Как бишь ее? Виттория дель Бланке.Виттория снимает с пальца серебряный перстень с изумрудом и передает его Микеле. Тот хватает девичью руку и целует ее. А девушка порывисто обнимает Микеле и целует его. В этот момент на дорожке звучат шаги, и появляется еще один молодой человек.— Извините, мадонна, но время не ждет. Микеле, люди герцога уже здесь, ищут тебя. Пора уходить.Микеле и Виттория еще раз обнимаются и целуют друг друга.— Прощай, Виттория!— Прощай, Микеле! Я буду ждать тебя.Микеле с другом быстро уходят, а девушка смотрит им вслед. Я останавливаю изображение и оборачиваюсь к Микеле. Он смотрит на застывшее изображение Виттории, и я читаю в его глазах такую тоску, что мне становится больно вместе с ним. Неожиданно Микеле спрашивает:— А есть возможность посмотреть на нее сейчас, я имею в виду настоящее время, а не в прошлом?— Это уже проще.Настраиваю «искатель» на Витторию и задаю текущее время. Компьютер выдает следующую сцену. Виттория сидит у зашторенного окна. Она в темном строгом платье, лицо скрыто черной вуалью. Руки в черных перчатках сжимают молитвенник. Рядом в кресле сидит монах. Он уговаривает девушку:— Дочь моя, вы всегда, сколько я вас помню, были доброй католичкой. Тем более мне не понятно ваше нынешнее поведение. Поймите, вы рискуете навлечь на себя немилость святой церкви. Ведь это просто неприлично, дочь моя!— Неужели, святой отец? Почему? Разве траур может быть неприличен?— Траур по доброму христианину не только приличен, но и полезен для спасения души. Но траур по еретику, казненному по приговору Святой Инквизиции…— Но Инквизиция могла и ошибиться…— Нет! Нет, дочь моя! Святая Инквизиция непогрешима, как и святейший отец нашей церкви. И не нам с тобой обсуждать справедливость ее приговоров! А что иначе может означать траур по сожженному еретику, кроме как сомнение в справедливости приговора или готовность разделить ересь?Виттория гневно бросает на стол молитвенник и откидывает вуаль. Глаза ее горят:— Ну, так донесите на меня! Тогда пусть и меня допрашивает Инквизиция по поводу этой ереси.— Тише, тише, дочь моя! Да даже если бы я и имел такое намерение! Как я могу осуществить его? Да меня сразу спросят: откуда твоя духовная дочь узнала, что великий еретик сгорел на костре, а не погиб в пьяной драке? Нет, дочь моя, я только хочу показать тебе, как ты неосторожна…Микеле протягивает руку и останавливает изображение:— Так, значит, она носит по мне траур! Она помнит меня…Он замолкает и уходит в себя. Я смотрю на него и вспоминаю самого себя. Перед моим внутренним взором быстро пробегают лица тех, кого я навсегда оставил в своей фазе, потом все они перекрываются лицом Ольги. Да, тысячу раз был прав комиссар Лучков, или как его там… Стефан, что ли? Все дорогое у нас должно быть только здесь, в Монастыре.— Будь мужественным, Микеле. Никакие силы во Вселенной не помогут теперь тебе встретиться с ней вновь. Не растравляй себя и смирись с тем, что отныне ты сможешь увидеть ее только так. А лучше всего найди в себе силы забыть о ней. Поверь, так будет лучше.— Ты так считаешь? — Микеле смотрит на меня странным взглядом. — Я тоже так думал, когда пришел в себя здесь, и Магистр мне все объяснил. Но посмотри на нее внимательней.Я вглядываюсь в лицо и фигуру Виттории и цепенею. Великое Время! Рука сама набирает код связи, и через пару секунд слышится ответный сигнал, а на соседнем мониторе появляется Кристина. Она в домашней одежде, в светло-сиреневой полупрозрачной накидке, наподобие той, в которой Лена заявилась ко мне в памятный первый вечер. Микеле смущенно опускает глаза, а Кристина поет своим чарующим голоском:— Здравствуй, Андрей! Привет, Микеле! Рада вас видеть. Чем могу быть полезна?— Один вопрос, Крис. У тебя в роду нет никого из Италии?Кристина недоуменно пожимает плечами, а я смотрю на соседний дисплей. Сходство поразительное.— Понятия не имею, — отвечает Кристина. — Ты же знаешь, что я — коренной житель нуль-фазы в четвертом поколении. А своей родословной в реальных фазах я как-то никогда не интересовалась. А в чем дело?— Посмотри, — коротко говорю я и передаю на ее компьютер изображение Виттории.Кристина смотрит, сначала недоверчиво, потом все более и более заинтересованно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59