А еще – волнующее (и давно забытое) ощущение близости с женщиной – может быть, не в физическом смысле, а, скорее, в духовном… Впрочем, кто знает…
Он отвел от нее взгляд лишь на секунду. А когда снова поднял глаза, то обнаружил, что вагон пуст: все исчезли. Только молодой монах с любопытством оглядывал салон, а рядом, у его ног, лежал огромный, на весь проход, белый барс и смотрел на Колесникова спокойными мудрыми глазами, словно кошка, ожидающая, когда же ее наконец погладят.
– Значит, это ты, – сказал Игорь Иванович. – Я должен был догадаться: «Облачная ладонь», исчезнувший стиль…
Он помолчал.
– И ты можешь сказать, что произошло с моей дочерью? Она пропала, хотя об этом пока знает только один мой друг…
– Я знаю, – мягко перебил монах. – Я ведь тоже в некотором роде… гм… следил за вами. Наблюдал, как вы раскрыли убийство двух женщин.
– В санатории?
Чонг немного подумал.
– Да, наверное, это так называется. И мне кажется, вы уже тогда многое поняли. Хотя поначалу гнали от себя эту мысль: как же так? Девочка, ребенок…
– Значит, – медленно проговорил Колесников, – существует секта – такая же, как на Тибете во времена правления Лангдармы. Секта профессиональных убийц. Используют в большинстве случаев детей – их никто не сможет заподозрить. Таким убийцей была Марина Свирская. И такой должна стать Аленка… Но за что? Послушай, – вдруг сказал он, – ведь Марина жила в интернате – так проще, никто не будет искать. Почему Аленка-то?
– Честно говоря, не знаю, что вам ответить. Единственное объяснение, которое приходит на ум: вашу дочь готовят для чего-то конкретного, и любой другой человек для этого не подходит. Подумайте, в чем ее особенность? Внешность. Способности к чему-нибудь… Знание иностранных языков…
– Да! – крикнул Игорь Иванович.
– Что?
– Она занималась английским с одним приятелем. Точнее, с его мамой. – Он подумал немного и махнул рукой: – Нет, глупости. Не такой уж Аленка профессионал. Можно найти и получше, а нет – так несложно подготовить. Внешность. Да, ты прав. Может быть только один вариант: она на кого-то похожа.
Потом он помолчал и добавил:
– Дело за малым. Нужно найти этого человека. Хоть крошечный, а все же шанс.
– Может быть и другое, – вдруг тихо сказал Чонг. – Но об этом уж совсем думать не хочется.
– Что вы сказали?
Игорь Иванович очнулся. Дарья внимательно посмотрела ему в глаза, и он смутился. И проговорил, мучительно покраснев:
– Может, все-таки…
Она прикрыла ему рот ладошкой и улыбнулась. А потом взяла его за руку и уже не отпускала до самого дома.
…Было невозможно хорошо. Невозможно, безоглядно, тепло и покойно – так, как не было уже черт знает сколько времени. Ее комната («зал», как пышно выразилась Богомолка) была не очень большой, но приятной. И чем-то напоминала рабочую мастерскую, причем сразу по нескольким разным специальностям: лоскуты материи на ножной швейной машинке соседствовали с компьютером, который чудом помещался на журнальном столике (письменный стол был покрыт опилками – Дарья мастерила книжную полку). Над диваном висел дорогой ковер ручной работы, на котором живописно смотрелись два китайских меча с кисточками на рукоятях.
– Хочешь, я сварю кофе? – спросила Дарья из кухни.
Игорь Иванович пошел на зов, остановился на пороге, прислонившись плечом к косяку. И снова подумал: «Как хорошо». Кратковременный, но отдых – все посторонние мысли вдруг исчезли, испарились, он почувствовал тепло и блаженство. Здесь все сияло чистотой. Стены были выложены светло-зеленым кафелем с едва заметной серебристой искоркой, плоские навесные шкафы создавали иллюзию большого пространства. Сверкающие тарелки, стоящие, будто солдатики, в ряд, идеально чистая никелированная мойка и набор разных приспособлений на длинных ручках рождали ассоциацию со стерильностью хирургического отделения.
На Дарье был длинный халат со свободными рукавами, делающий ее похожей на большую красивую птицу, и – Колесников мог бы поклясться в этом – ничего под ним. Рассерженный и сконфуженный монах куда-то исчез, и Игорь Иванович вдруг испугался. Он искал и не мог найти в себе чувство вины перед Аллой, которое вроде бы должен был испытать. Только страх – он боялся потерять связь с Чонгом. Без него у Колесникова не было шансов найти Аленку. У него оставалось ровно четыре дня.
Богомолка возилась со сложным «бошевским» аппаратом, в котором можно было приготовить кофе десятью разными способами.
– Полгода экономила, прежде чем купить эту дуру, – сказала она. – Мама точно меня бы убила, кабы узнала. Погоди, сейчас все будет готово.
Игорь Иванович сел на табуретку и вытянул ноги.
– Я доставил тебе хлопоты. Она улыбнулась:
– Все время хлопотать о самой себе – ужасно скучное занятие.
– У тебя был муж? – вдруг спросил он. Она нисколько не удивилась:
– Был. Мы разошлись полтора года назад.
– Он тебе нравился? – Он кашлянул в кулак. – Гм, извини, вопрос глупый.
– Он, видишь ли, был слишком хорош для меня, – спокойно объяснила она. – И не уставал напоминать мне об этом. Он сейчас работает в одном коммерческом банке. Полтора года назад получил отдел и сказал, что я ему не подхожу и он женится на дочери босса. Теперь он не только начальник отдела, но и член совета директоров. Странно, наверно, но я рада за него. Отец всегда говорил: у мужчины на первом месте должна стоять карьера. А жена – на втором… Или на двадцать втором, у кого как.
– И что, – спросил Колесников, – исключений не бывает?
Дарья пожала плечами:
– Если есть правила, должны быть и исключения. Только я такого не встречала. – Она рассмеялась. – Я рассуждаю как типичная старая дева.
Он кивнул на фотографию, висевшую на стене в рамке.
– Твой муж?
– Отец в молодости. Он давно нас бросил, но мама все равно это хранит. Так что ты видишь перед собой потомственную разведенку. Сюжет для социальной мелодрамы.
– Потомственную, – пробормотал он, невидяще глядя перед собой. Какая-то мысль, неясный проблеск истины, мелькнула в голове, Игорь Иванович зажмурился, пытаясь поймать… Не поймал, вздохнул разочарованно, отхлебнул из чашки в красный горошек вкуснейший ароматный напиток с желто-коричневой пеночкой по краям. – Потомственную… Черт… Мне нужно увидеть одного человека.
– Кого? – спросила Дарья.
– Гранина, – ответил Колесников, как будто это что-нибудь объясняло, и потянулся к телефону. – Он проректор по науке в нашем институте. Надо позвонить ему…
– Сейчас ночь, – мягко напомнила она.
– Да, ты права. – Он с сожалением положил трубку. – И потом, все это слишком…
– Что?
Он поморщился:
– Белая горячка. Результат больного воображения.
Дарья подошла сзади и положила ладони ему на плечи.
– По-моему, ты уже спишь, да?
– Нет, отчего же. – Колесников потянулся, взял ее за маленькие сильные запястья и притянул к себе…
Они смотрели друг на друга – Учитель и его воспитанник, приговоренный к казни. Близился зыбкий рассвет, Чонг чувствовал его, хотя в его тюрьме оставалось так же темно, и будет темно, пока стражники не выведут его наружу, в тюремный двор, и оттуда – на городскую площадь.
Таши-Галла сидел совсем близко, только протянуть руку, но Чонг знал, что коснуться его уже никогда не сможет.
– Вы умерли, Учитель, – прошептал он со слезами.
– Не нужно, – ласково сказал Таши-Галла. – Ты ведь мужчина. Мужчина не должен плакать.
Чонг шмыгнул носом.
– Я виноват перед вами. Я подумал…
– Что я – убийца, – закончил тот. – Надо сказать, ты не так уж далек от истины… Нет, Лангдарму убил не я, но…
– Говорите, – умоляюще проговорил Чонг.
– Но все равно я чувствую себя преступником. Я должен был защитить тебя – и не смог. Для того чтобы оправдать тебя и оправдаться самому, мне необходим был истинный убийца. А его, истинного убийцу, знал только один человек.
Юнгтун Шераб, мой бывший учитель.
Таши-Галла был облачен в длинное белое одеяние из тончайшей ткани, под которым угадывалось сильное, совсем не старческое тело. Кожа на лице и на руках была чистая и гладкая – ужасные раны и рубцы от ожогов остались в той жизни, оборвавшейся на развалинах дома…
…Он уже умирал, этот дом. Он корчился в огне и стонал, совсем как смертельно раненный человек – наверное, дому было очень больно. Оглушительно трещала крыша, готовая вот-вот рухнуть, трещал пол под ногами, тошнотворно пахло горелой плотью – Таши-Галла не сразу понял, что этот запах исходит от него самого. Он сумел вывести боль из тела, сузить ее до размеров булавочной головки и удержать снаружи – это было сравнительно просто. Гораздо проще, чем избавиться от запаха горелого.
Таши-Галла тоже умирал – вместе с домом. Против него была многочисленная, прекрасно обученная охрана, против него были деревянные воины, которых Юнгтун Шераб оживил с помощью колдовства – последнего своего колдовства, он не пожалел на это сил… Теперь все они – люди и манекены – были позади и были мертвы. Однако ни один из них не ушел просто так, не нанеся урона противнику. Они были хорошими бойцами.
– А ведь ты пришел не только за Шаром, – заметил Юнгтун Шераб, поигрывая прутом и прикидывая, с какой стороны лучше ударить. Ударить можно было с любой стороны: Таши-Галла едва стоял, тяжело опираясь на меч, как на посох. – Ты хочешь узнать, кто убил короля Лангдарму, верно? Ты еще надеешься спасти своего выкормыша, который сейчас гниет в тюрьме…
Новый выпад. Таши-Галла уклонился, немыслимо скрутив корпус, но недостаточно быстро: прут чиркнул по боку, оставив рваную полосу, которая тут же начала набухать кровью. Таши-Галла даже не взглянул на нее: это была всего лишь еще одна рана, одна из многих.
Юнгтун Шераб рассмеялся:
– Вот только кто тебе поверит? Даже если я откроюсь тебе, даже если назову убийцу и ты сумеешь уйти отсюда. И доберешься до столицы, не сдохнув по дороге – что с того?
Таши-Галла прислонился к стене – чтобы дать себе короткую передышку. Юнгтун Шераб приблизился, держа оружие наготове. На его губах играла улыбка, в которой не было ни капельки злорадства или презрения – только легкая снисходительная жалость. Ее можно было бы назвать доброй, эту улыбку.
– Тебе не поверят… Да тебя просто не станут слушать. Лангдарма умер, потому что должен был умереть – неважно, от чьей руки. Если бы он не погиб, то все равно рано или поздно случилось бы еще какое-нибудь несчастье: землетрясение, ураган, падеж овец – и во всех этих бедах обвинили бы служителей Будды, толпе ведь нужен только повод. Так что твой ученик – это просто невинная жертва, каких много. Честное слово, мне даже жаль его. Надеюсь, в следующей жизни ему повезет больше…
Рядом с грохотом обрушилась балка. Взлетел сноп искр, Юнгтун Шераб отряхнул их с одежды, пробормотал: «Пора уходить» – и сделал шаг к двери. И наверное, изрядно удивился, когда полумертвый противник внезапно выпрямился и преградил ему дорогу.
– Назови имя убийцы, – хрипло проговорил Таши-Галла. – Клянусь, я тебя отпущу. Только назови имя…
Юнгтун Шераб рассмеялся. И небрежно взмахнул прутом, метя сопернику в голову. Этот жест можно было бы с натяжкой принять за милосердие: достигни он цели – и Таши-Галла умер бы быстро и почти безболезненно. Правда, старик еще держал в руке меч… Но мага невозможно убить мечом. Если, конечно, это обычный меч. А маг – все еще маг. Последнего Юнгтун Шераб не учел.
Он очень легко наделся на острие – будто Таши-Галла пронзил клинком нечто совсем бесплотное. Даже кровь не выступила наружу.
Некоторое время Юнгтун Шераб еще стоял на ногах – этого времени ему вполне хватило, чтобы умереть. Его тело упало с глухим стуком, не согнув коленей, но он уже не знал об этом…
Таши-Галла в последний раз посмотрел на своего поверженного врага. И снова – в который раз за сегодняшний день – подумал о прежнем настоятеле горного монастыря, к которому он, Таши-Галла, пришел однажды с просьбой принять его в обитель.
Сколько же лет прошло? Таши-Галла попытался прикинуть: по всему выходило, что много. Так много, что детали стерлись из памяти. Он даже не смог ответить себе, какой был год, когда Настоятель назначил его своим преемником. Помнил только, что он был очень горд этим назначением. Таши-Галла полагал, что вполне достоин такой чести. Оказалось, что зря.
Ибо сейчас, только что, он, Таши-Галла, убил человека. Без сомнения, без жалости, без раскаяния – как убивал и до этого.
Меч выскользнул из ослабевших пальцев и звякнул об пол. Старый мастер опустился рядом, прислонившись к стене – глупо было надеяться выбраться из этого дома. Да и нужно ли".
Вокруг бушевал настоящий огненный вихрь. Таши-Галла не ощущал жара. Как, впрочем, и холода, хотя ветер, забавляясь, гнал легкую поземку по снежному насту. И тела монахов-воинов – тех, что пали, защищая горный храм – успели превратиться в ледяных мумий.
Так они шли – их путь можно было проследить по множеству мертвых тел, покрывших землю, – от внешней стены, теснимые со всех сторон, чтобы в последний раз собраться вместе и умереть у ворот священного храма. Джелгун – Кхувараки, старший ученик, давний недруг Чонга – погиб одним из последних. Белый огромный (под стать наезднику) мохнатый конь рухнул от удара копья и придавил ему ногу, но и после этого он продолжал драться, сжимая меч левой рукой (правая по плечо была отсечена), утыканный стрелами, словно исполинский еж. Ли-Чжоу, известный в округе врачеватель, худой и высокий, славившийся как неутомимый исследователь и собиратель тибетских трав, лежал среди камней с застывшей мукой в широко раскрытых глазах. Он жил еще некоторое время после ухода бандитов с места погрома, но вскоре умер от холода и многочисленных ран… Пал-Сенг. Мальчик, которого Чонг спас в горах из-под сошедшей лавины… С величайшей осторожностью Таши-Галла вытащил стрелу из его затылка и положил тело рядом с остальными, приготовленными для захоронения.
Он долго сидел над ними, подняв глаза к снежным вершинам и беззвучно шевеля губами. Холодный ветер, забавляясь, трепал края его одежды, забирался под нее и лизал спину, но Таши-Галла не шевельнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54