Акции, приятно удивлен
Невзрачное лицо, неказистая фигура. Но, черт возьми, он имел ее сотни раз. И каждый раз становился открытием.
— Мне нравится трахать тебя, ты страшно сексуальна, — говорил он. Она не шевелилась под ним, стараясь ни о чем не думать, пока не кончится очередное тяжкое испытание.
— Я к тебе обращаюсь, дрянь, — повышал он голос, дергая ее короткие волосы и жестоко выворачивая голову. — Отвечай мне, черт побери!
— Ox, — только и могла произнести она, когда он отпускал ее голову, — пожалуйста...
— Давай-давай, умоляй меня получше. Может, я тебя и помилую.
Но больше она ничего не говорила. Он вытаскивал ее школьную бутылку с молоком, наливал немного себе на руку и натирал свой возбуждающийся пенис. Затем вливал часть молока ей в задний проход и стремительно протискивался в нее, пока не попадал внутрь.
— Что ты чувствуешь?
Он резкими ударами вталкивал пенис между ягодицами сводной сестры и при этом так возбуждался, что и двух минут не мог сдержать семяизвержение. Затем скатывался с нее и лежал на спине в траве, приходя в себя, а она молча одевалась и уходила, как всегда, повесив голову и не произнеся ни слова.
Ему нравилось, что она всегда под рукой для каждодневного секса. Но еще большее удовольствие он получал от насилования ее души, издеваясь, запугивая и мучая, превращая жизнь сестры в беспросветный кошмар. Смеясь от предвкушения ее ужаса, он вылезал из-за каменной стены дома Колмана и мчался через заросли сорняков с такой быстротой, на которую только были способны его сильные ноги. Он пробегал по Пятнадцатой улице, пересекал Пирсовую, несясь четыре квартала сломя голову, чтобы успеть спрятаться в ожидании, пока неосторожная сводная сестра подойдет к дому.
Задыхаясь и жадно глотая воздух, он подбегал к входным ступеням дома и прятался за разросшимся кустом. Именно в это время она появлялась из-за угла, безучастная ко всему, с низко опущенной головой, и медленно двигалась к дому. Как только она поднималась на ступеньки, он кидался на нее из-за куста, издавая победный крик во всю силу своих легких, и валил ее в траву.
— Попалась! — горланил он, мучая ее, но его вопли и смех заглушались ее терзающими уши криками ужаса, пока она не ощущала удар где-то глубоко внутри себя.
Бакхед-Спрингз
Несколько лет назад Эйхорд распутывал «самый ужасный в истории случай массового убийства», как это называли в газетах. Остался в живых только новорожденный мальчик. Ребенок был плодом интимной близости чудовища в человеческом облике и молодой женщины, которую он впоследствии убил. Джеку очень хотелось дать приют и заботу этой несчастной крохе, и Донна Эйхорд, которая не могла иметь своих детей, горячо поддержала идею усыновления мальчика.
Но через некоторое время появились довольно тревожные сигналы. Необъяснимая жестокость ребенка приводила Эйхорда в замешательство. Стараясь не думать штампами, он тем не менее часто ловил себя на мыслях типа «отродье дьявола», и, как ни пытался избавиться от них, они все глубже укоренялись в подсознании. Тщетно убеждал он себя, что, может быть, слишком близко принимает к сердцу вспышки раздражительности у ребенка, — темные мысли продолжали посещать его.
Нет смысла отрицать существование наследственности. И следя за развитием приемного сына, Эйхорд замечал, что гены отца проявляются в мальчике все сильнее. Напрасно Донна пыталась уверить Джека, что он пристрастен к маленькому Джонатану и наблюдает за ним как полицейский, а не как отец. Эйхорд, всем сердцем любя ребенка, оставался при своем мнении и считал, что жена слишком снисходительна к малышу.
С первых месяцев своей жизни Джонатан обнаружил удивительный негативизм и неприятие окружающего мира. Первое, что он произнес, было слово «нет!». Он кричал его, не переставая, во всю силу своих маленьких легких. Джека беспокоило, что жена позволяла сыну биться в истерике в течение полутора часов, даже не пытаясь его наказать, но вмешательство Эйхорда в воспитание мальчика ограничивалось увещеванием Донны.
Тревожась за судьбу семьи, он решил проконсультироваться у знакомого полицейского психиатра, но ушел не удовлетворенный невнятным заумным наукообразным лепетом и противоречивыми туманными словами, сводившимися к тому, что для двухлетнего ребенка вполне естественно биться в истерике.
Начитавшись справочников по психологии детей, информирующих о том, что отрыв от личности матери в раннем возрасте может вызвать подобный тип невротического поведения, что раздражительности и плохому поведению ребенка следует противопоставить уверенность и спокойствие родителей, и о многом другом в том же духе, Эйхорд пребывал в полной растерянности относительно того, как вести себя с ребенком, орущим так, что раскалывалась голова.
В одном Джек был совершенно уверен: стереотипы поведения, описанные в руководствах по воспитанию детей, не имели никакого отношения к его приемному сыну. Это было не просто хныканье, плохое поведение, истерики. Нет, здесь было что-то совсем другое. Джек был уверен, что в глазах малыша он часто видел именно жестокость. Однажды он попытался серьезно поговорить об этом с Донной, но жена посмотрела на него, как на ненормального. И все продолжало идти своим чередом.
Но сейчас, подходя к двери своего дома, он не слышал ни звука. Донна, сидя в старой деревянной качалке напротив дивана, радостно вскочила ему навстречу, а он крепко обнял и поцеловал ее.
— Ну, привет.
— Привет.
— Хороший был день?
— Нормальный.
— Совсем-совсем обычный?
— Не совсем, но ничего плохого.
Он засунул свои записи в стенной шкаф, отцепил кобуру, значок, убрал кейс и кожаную сумку, выложил бумажник, ключи, ручки, карманный мусор.
— Ну вот и все. Я в твоем распоряжении.
— Отлично. — Она подала ему стакан с чем-то красным.
— М-м? Выглядит приятно. Что это? — Он осторожно отхлебнул.
— Овощной сок.
— Неплохо. — Честно говоря, он был бы не прочь добавить в сок немного водки, но счел за благо промолчать. Опустошив стакан залпом, он поставил его на серебристый поднос и плюхнулся в свое любимое кресло.
— Устал? — На Донне были надеты потрепанные, обрезанные выше колен старые джинсы и одна из его старых рубашек, подвязанная узлом под грудью. Жена все еще волновала его как женщина.
— Не слишком, — сказал он с легкой усмешкой. Донна улыбнулась, поняв его намек.
— Потом, потом, мистер Эйхорд. Я вижу, вас очень привлекает то, что Бог имел в виду, когда создал обрезанные джинсы.
Вскочив с качалки, она кокетливо повертелась перед ним.
— О да, — согласился он с улыбкой.
— Спасибо, милый, это так приятно слышать. — Она снова уселась в деревянную качалку.
— А у тебя сегодня был тоже обычный день?
— Нет, — ответила она со странной интонацией. — Джонатана притащила на себе большая черная собака. Знаешь, та, которую ты подкармливал.
— О Боже! Надеюсь, ты не позволила ему играть с ней? Это просто опасно!
Прежде чем ответить. Донна судорожно сглотнула.
— Я понимаю.
— Ну и?
— Дело обстоит гораздо хуже. Собака сейчас спит с ним. — Она подавила нервную дрожь.
— Донна, ты разыгрываешь меня?
— К сожалению, нет. — Она вытянула свою красивую ногу.
— Послушай, может быть, я чего-то недопонимаю? Мы оба говорим о чесоточной черной дворняжке, усеянной блохами и струпьями? Именно это существо ты имеешь в виду?
— Да.
— А что означает — спят вместе?
— Это означает, что они находятся вместе в кровати. Джонатан не дал мне выставить ее за дверь. Он просто бился в конвульсиях. Ты знаешь, как он это умеет.
Эйхорд все еще не мог поверить.
— Ты хочешь сказать, что этот чертов рассадник блох находится в доме?
— Вот именно, — через силу улыбнулась она.
— Боже мой, женщина! — Он встал, вслушиваясь в тишину. — Так он взял собаку сюда?
— Да. — Она тоже поднялась с кресла. — У меня не хватило духу выгнать ее. И Джонатан стал таким мирным, выглядел таким довольным...
— Это не тема для дискуссии. Ребенок подхватит блох, если не что-нибудь похуже. — Он направился в спальню, все еще не уверенный, что над ним не подшутили.
— Джек! — Донна попыталась остановить его.
— Я больше не хочу ничего слышать!
Они вдвоем подошли к двери комнаты мальчика. Донна осторожно повернула круглую ручку и с тихим щелчком открыла дверь. Эйхорд вгляделся в темноту. Джонатан спал, обнимая рукой собаку, лежащую на покрывале. Эйхорд даже потряс головой, чтобы убедиться, что ему это не привиделось, потом прикрыл дверь. Мирная тишина стояла в доме.
— Я все же надеюсь, что он не подхватит чесотку, — прошептала Донна.
— Да, — театральным шепотом ответил Эйхорд, — ведь если это случится, он заразит собаку!
Как только дверь в комнату затворилась, ребенок открыл глаза и стал уверенно ласкать собаку. Пес с глухим шумом сбросил покрывало, не веря своему счастью, но маленький мальчик одним взглядом заставил собаку успокоиться.
Вега, 1965
Ему почти наскучили затянувшиеся отношения со сводной сестрой, когда по соседству поселился Деррил Хейнис. Сестра была слишком покорной, слишком доступной, и он страстно желал новой победы. Деррил был изнеженным, очень стройным, с длинными, как у девушки, волосами. Игрушечный хиппи.
— Не хочешь сыграть в карты? — спросил он нового соседа.
— Конечно, с удовольствием. Умеешь играть в дурака?
— Спрашиваешь! Но я знаю кое-что получше. Ты играл когда-нибудь в старшую карту?
— Это как?
— Смотри, это просто. — Он положил колоду на стол рубашкой вверх. — Сначала ты возьмешь карту, а потом я.
Мальчик взял одну.
— Теперь переверни ее.
Это оказалась бубновая девятка. Следующая была двойкой червей.
— Смотри, ты выиграл. Если бы мы играли на деньги, ты бы выиграл сейчас цент.
— Да?
— Конечно, старшая карта всегда побеждает. Давай попробуем еще.
— У меня нет денег.
— Ну и что? Если ты проиграешь, будешь мне должен и заплатишь как-нибудь в другой раз. Идет?
Деррил кивнул:
— Идет. Давай попробуем. Ходи первым.
Он дал мальчику выиграть несколько раз.
— Парень, ты отличный игрок. Если так дело пойдет и дальше, я из долгов не вылезу. — Он достал блестящую десятицентовую монету. — Давай сыграем на раба. Посмотрим, чья карта выиграет, а проигравший станет рабом другого на день и должен будет выполнять то, что захочет хозяин, ну и все такое... — закончил он неопределенно.
— Ладно, давай, — сказал Деррил, желая доставить удовольствие новому другу.
Они вытянули по карте.
— Ура! Туз! Тебе не повезло, Деррил, на этот раз выиграл я. Хочешь, сыграем еще два-три раза?
Новый сосед успокоился, и они снова кинули карты. Деррил проиграл все три раза.
— Вот невезение. Удача жестока. — Он с удовольствием представил себе, какие обязанности будет выполнять Деррил в роли слуги, а затем дал ему на время посмотреть свои книжки с комиксами, и они распрощались. Он уже знал, как завоевывать доверие.
Со временем родители Деррила разрешат сыну пойти с ним на рыбалку. Они уйдут на всю ночь. Он снова будет играть с мальчишкой в карты. В игру на раба... Еще до знакомства с Деррилом, он заказал туфли на высоких каблуках, которые видел в журнале, потом стащил у матери губную помаду и пару старых нейлоновых чулок и теперь представил, как будет смотреться Деррил в этой одежде. Как будет выглядеть его обнаженная спина. Длинные волосы и маленькая попка, как у девочки. Он заставит этого изнеженного мальчишку быть его сестрой целую ночь. Почувствовав, как огромная горячая волна желания наполняет его, он начал неудержимо мастурбировать, мечтая о будущем приключении. Этот порочный ребенок с искалеченной психикой был на пути к зрелости.
Бакхед
Опознать женщину было невозможно. Если, конечно, это сплошное кровавое месиво можно было назвать женщиной. Бесформенные окровавленные куски, ужасающие останки того, что было человеком. На экран было невозможно смотреть без содрогания. Внизу появилась короткая подпись: жертва.
— Новая жертва насилия, — профессионально звучал с экранов женский голос, — и человек, который сделал это, еще не в тюрьме.
Страшное зрелище исчезло с экранов, и в слабых отблесках света возникла группа медиков и полицейских, которые что-то подносили в ожидании кареты скорой помощи. Крупным планом показали кисти рук, заталкивающих мешок с телом в машину.
А диктор продолжала:
— Еще один насильник-убийца в трущобах города. Жертва — тринадцатилетняя девочка.
Следующие кадры были хорошо знакомы каждому в радиусе ста миль от Бакхеда: крутой горный склон бакхедского парка ранним утром. Место, где несколько мальчиков, катавшихся на велосипедах, наткнулись на тело Тины Хоут. Снимок был сделан с большого расстояния и разглядеть что-либо, кроме кровавых пятен было невозможно. Объяснялось это тем, что, когда телерепортеры прибыли на место происшествия, тело миссис Хоут уже увезли.
— Ужасающее преступление в парке. Вы видите место, где дети рано утром обнаружили женское тело. Установлено, что это была политическая активистка Тина Хоут. Похищена, убита пестиком для колки льда, затем изнасилована.
Две женщины, инженер-оператор и режиссер, следили за монитором с надписью «Идет передача». На нем выписывался текст: «Сексуальные нападения продолжаются». Слова медленно двигались, и Джинджер читала хорошо поставленным голосом:
— Сексуальные нападения продолжаются. Расследованием занимаются детективы Марв Пелетер и Ти Джей Фэй из отдела сексуальных преступлений полицейского департамента Бакхеда.
— Это не пойдет, — сказал кто-то, просматривая выборку новостей из центральной прессы.
— Еще три уголовных обвинения, включая изнасилование, растление несовершеннолетних и педерастию, предъявлены Уайду Уэйсу из Южного Бакхеда. Новые обвинения связаны с нападением с целью изнасилования на двадцатидвухлетнюю женщину из Мэдисона в четырехсотом квартале Тауэр-Лейн. Уэйс был арестован в прошлом месяце за изнасилование женщины и ее малолетней дочери, на которых он совершил нападение за стройплощадкой в Южном Бакхеде. По данному делу Уэйс был обвинен в изнасиловании, хулиганстве, педерастии и похищении детей, но из-за неправильного оформления процедуры ареста смог выйти на свободу, внеся залог по почте, как сообщила полиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Мне нравится трахать тебя, ты страшно сексуальна, — говорил он. Она не шевелилась под ним, стараясь ни о чем не думать, пока не кончится очередное тяжкое испытание.
— Я к тебе обращаюсь, дрянь, — повышал он голос, дергая ее короткие волосы и жестоко выворачивая голову. — Отвечай мне, черт побери!
— Ox, — только и могла произнести она, когда он отпускал ее голову, — пожалуйста...
— Давай-давай, умоляй меня получше. Может, я тебя и помилую.
Но больше она ничего не говорила. Он вытаскивал ее школьную бутылку с молоком, наливал немного себе на руку и натирал свой возбуждающийся пенис. Затем вливал часть молока ей в задний проход и стремительно протискивался в нее, пока не попадал внутрь.
— Что ты чувствуешь?
Он резкими ударами вталкивал пенис между ягодицами сводной сестры и при этом так возбуждался, что и двух минут не мог сдержать семяизвержение. Затем скатывался с нее и лежал на спине в траве, приходя в себя, а она молча одевалась и уходила, как всегда, повесив голову и не произнеся ни слова.
Ему нравилось, что она всегда под рукой для каждодневного секса. Но еще большее удовольствие он получал от насилования ее души, издеваясь, запугивая и мучая, превращая жизнь сестры в беспросветный кошмар. Смеясь от предвкушения ее ужаса, он вылезал из-за каменной стены дома Колмана и мчался через заросли сорняков с такой быстротой, на которую только были способны его сильные ноги. Он пробегал по Пятнадцатой улице, пересекал Пирсовую, несясь четыре квартала сломя голову, чтобы успеть спрятаться в ожидании, пока неосторожная сводная сестра подойдет к дому.
Задыхаясь и жадно глотая воздух, он подбегал к входным ступеням дома и прятался за разросшимся кустом. Именно в это время она появлялась из-за угла, безучастная ко всему, с низко опущенной головой, и медленно двигалась к дому. Как только она поднималась на ступеньки, он кидался на нее из-за куста, издавая победный крик во всю силу своих легких, и валил ее в траву.
— Попалась! — горланил он, мучая ее, но его вопли и смех заглушались ее терзающими уши криками ужаса, пока она не ощущала удар где-то глубоко внутри себя.
Бакхед-Спрингз
Несколько лет назад Эйхорд распутывал «самый ужасный в истории случай массового убийства», как это называли в газетах. Остался в живых только новорожденный мальчик. Ребенок был плодом интимной близости чудовища в человеческом облике и молодой женщины, которую он впоследствии убил. Джеку очень хотелось дать приют и заботу этой несчастной крохе, и Донна Эйхорд, которая не могла иметь своих детей, горячо поддержала идею усыновления мальчика.
Но через некоторое время появились довольно тревожные сигналы. Необъяснимая жестокость ребенка приводила Эйхорда в замешательство. Стараясь не думать штампами, он тем не менее часто ловил себя на мыслях типа «отродье дьявола», и, как ни пытался избавиться от них, они все глубже укоренялись в подсознании. Тщетно убеждал он себя, что, может быть, слишком близко принимает к сердцу вспышки раздражительности у ребенка, — темные мысли продолжали посещать его.
Нет смысла отрицать существование наследственности. И следя за развитием приемного сына, Эйхорд замечал, что гены отца проявляются в мальчике все сильнее. Напрасно Донна пыталась уверить Джека, что он пристрастен к маленькому Джонатану и наблюдает за ним как полицейский, а не как отец. Эйхорд, всем сердцем любя ребенка, оставался при своем мнении и считал, что жена слишком снисходительна к малышу.
С первых месяцев своей жизни Джонатан обнаружил удивительный негативизм и неприятие окружающего мира. Первое, что он произнес, было слово «нет!». Он кричал его, не переставая, во всю силу своих маленьких легких. Джека беспокоило, что жена позволяла сыну биться в истерике в течение полутора часов, даже не пытаясь его наказать, но вмешательство Эйхорда в воспитание мальчика ограничивалось увещеванием Донны.
Тревожась за судьбу семьи, он решил проконсультироваться у знакомого полицейского психиатра, но ушел не удовлетворенный невнятным заумным наукообразным лепетом и противоречивыми туманными словами, сводившимися к тому, что для двухлетнего ребенка вполне естественно биться в истерике.
Начитавшись справочников по психологии детей, информирующих о том, что отрыв от личности матери в раннем возрасте может вызвать подобный тип невротического поведения, что раздражительности и плохому поведению ребенка следует противопоставить уверенность и спокойствие родителей, и о многом другом в том же духе, Эйхорд пребывал в полной растерянности относительно того, как вести себя с ребенком, орущим так, что раскалывалась голова.
В одном Джек был совершенно уверен: стереотипы поведения, описанные в руководствах по воспитанию детей, не имели никакого отношения к его приемному сыну. Это было не просто хныканье, плохое поведение, истерики. Нет, здесь было что-то совсем другое. Джек был уверен, что в глазах малыша он часто видел именно жестокость. Однажды он попытался серьезно поговорить об этом с Донной, но жена посмотрела на него, как на ненормального. И все продолжало идти своим чередом.
Но сейчас, подходя к двери своего дома, он не слышал ни звука. Донна, сидя в старой деревянной качалке напротив дивана, радостно вскочила ему навстречу, а он крепко обнял и поцеловал ее.
— Ну, привет.
— Привет.
— Хороший был день?
— Нормальный.
— Совсем-совсем обычный?
— Не совсем, но ничего плохого.
Он засунул свои записи в стенной шкаф, отцепил кобуру, значок, убрал кейс и кожаную сумку, выложил бумажник, ключи, ручки, карманный мусор.
— Ну вот и все. Я в твоем распоряжении.
— Отлично. — Она подала ему стакан с чем-то красным.
— М-м? Выглядит приятно. Что это? — Он осторожно отхлебнул.
— Овощной сок.
— Неплохо. — Честно говоря, он был бы не прочь добавить в сок немного водки, но счел за благо промолчать. Опустошив стакан залпом, он поставил его на серебристый поднос и плюхнулся в свое любимое кресло.
— Устал? — На Донне были надеты потрепанные, обрезанные выше колен старые джинсы и одна из его старых рубашек, подвязанная узлом под грудью. Жена все еще волновала его как женщина.
— Не слишком, — сказал он с легкой усмешкой. Донна улыбнулась, поняв его намек.
— Потом, потом, мистер Эйхорд. Я вижу, вас очень привлекает то, что Бог имел в виду, когда создал обрезанные джинсы.
Вскочив с качалки, она кокетливо повертелась перед ним.
— О да, — согласился он с улыбкой.
— Спасибо, милый, это так приятно слышать. — Она снова уселась в деревянную качалку.
— А у тебя сегодня был тоже обычный день?
— Нет, — ответила она со странной интонацией. — Джонатана притащила на себе большая черная собака. Знаешь, та, которую ты подкармливал.
— О Боже! Надеюсь, ты не позволила ему играть с ней? Это просто опасно!
Прежде чем ответить. Донна судорожно сглотнула.
— Я понимаю.
— Ну и?
— Дело обстоит гораздо хуже. Собака сейчас спит с ним. — Она подавила нервную дрожь.
— Донна, ты разыгрываешь меня?
— К сожалению, нет. — Она вытянула свою красивую ногу.
— Послушай, может быть, я чего-то недопонимаю? Мы оба говорим о чесоточной черной дворняжке, усеянной блохами и струпьями? Именно это существо ты имеешь в виду?
— Да.
— А что означает — спят вместе?
— Это означает, что они находятся вместе в кровати. Джонатан не дал мне выставить ее за дверь. Он просто бился в конвульсиях. Ты знаешь, как он это умеет.
Эйхорд все еще не мог поверить.
— Ты хочешь сказать, что этот чертов рассадник блох находится в доме?
— Вот именно, — через силу улыбнулась она.
— Боже мой, женщина! — Он встал, вслушиваясь в тишину. — Так он взял собаку сюда?
— Да. — Она тоже поднялась с кресла. — У меня не хватило духу выгнать ее. И Джонатан стал таким мирным, выглядел таким довольным...
— Это не тема для дискуссии. Ребенок подхватит блох, если не что-нибудь похуже. — Он направился в спальню, все еще не уверенный, что над ним не подшутили.
— Джек! — Донна попыталась остановить его.
— Я больше не хочу ничего слышать!
Они вдвоем подошли к двери комнаты мальчика. Донна осторожно повернула круглую ручку и с тихим щелчком открыла дверь. Эйхорд вгляделся в темноту. Джонатан спал, обнимая рукой собаку, лежащую на покрывале. Эйхорд даже потряс головой, чтобы убедиться, что ему это не привиделось, потом прикрыл дверь. Мирная тишина стояла в доме.
— Я все же надеюсь, что он не подхватит чесотку, — прошептала Донна.
— Да, — театральным шепотом ответил Эйхорд, — ведь если это случится, он заразит собаку!
Как только дверь в комнату затворилась, ребенок открыл глаза и стал уверенно ласкать собаку. Пес с глухим шумом сбросил покрывало, не веря своему счастью, но маленький мальчик одним взглядом заставил собаку успокоиться.
Вега, 1965
Ему почти наскучили затянувшиеся отношения со сводной сестрой, когда по соседству поселился Деррил Хейнис. Сестра была слишком покорной, слишком доступной, и он страстно желал новой победы. Деррил был изнеженным, очень стройным, с длинными, как у девушки, волосами. Игрушечный хиппи.
— Не хочешь сыграть в карты? — спросил он нового соседа.
— Конечно, с удовольствием. Умеешь играть в дурака?
— Спрашиваешь! Но я знаю кое-что получше. Ты играл когда-нибудь в старшую карту?
— Это как?
— Смотри, это просто. — Он положил колоду на стол рубашкой вверх. — Сначала ты возьмешь карту, а потом я.
Мальчик взял одну.
— Теперь переверни ее.
Это оказалась бубновая девятка. Следующая была двойкой червей.
— Смотри, ты выиграл. Если бы мы играли на деньги, ты бы выиграл сейчас цент.
— Да?
— Конечно, старшая карта всегда побеждает. Давай попробуем еще.
— У меня нет денег.
— Ну и что? Если ты проиграешь, будешь мне должен и заплатишь как-нибудь в другой раз. Идет?
Деррил кивнул:
— Идет. Давай попробуем. Ходи первым.
Он дал мальчику выиграть несколько раз.
— Парень, ты отличный игрок. Если так дело пойдет и дальше, я из долгов не вылезу. — Он достал блестящую десятицентовую монету. — Давай сыграем на раба. Посмотрим, чья карта выиграет, а проигравший станет рабом другого на день и должен будет выполнять то, что захочет хозяин, ну и все такое... — закончил он неопределенно.
— Ладно, давай, — сказал Деррил, желая доставить удовольствие новому другу.
Они вытянули по карте.
— Ура! Туз! Тебе не повезло, Деррил, на этот раз выиграл я. Хочешь, сыграем еще два-три раза?
Новый сосед успокоился, и они снова кинули карты. Деррил проиграл все три раза.
— Вот невезение. Удача жестока. — Он с удовольствием представил себе, какие обязанности будет выполнять Деррил в роли слуги, а затем дал ему на время посмотреть свои книжки с комиксами, и они распрощались. Он уже знал, как завоевывать доверие.
Со временем родители Деррила разрешат сыну пойти с ним на рыбалку. Они уйдут на всю ночь. Он снова будет играть с мальчишкой в карты. В игру на раба... Еще до знакомства с Деррилом, он заказал туфли на высоких каблуках, которые видел в журнале, потом стащил у матери губную помаду и пару старых нейлоновых чулок и теперь представил, как будет смотреться Деррил в этой одежде. Как будет выглядеть его обнаженная спина. Длинные волосы и маленькая попка, как у девочки. Он заставит этого изнеженного мальчишку быть его сестрой целую ночь. Почувствовав, как огромная горячая волна желания наполняет его, он начал неудержимо мастурбировать, мечтая о будущем приключении. Этот порочный ребенок с искалеченной психикой был на пути к зрелости.
Бакхед
Опознать женщину было невозможно. Если, конечно, это сплошное кровавое месиво можно было назвать женщиной. Бесформенные окровавленные куски, ужасающие останки того, что было человеком. На экран было невозможно смотреть без содрогания. Внизу появилась короткая подпись: жертва.
— Новая жертва насилия, — профессионально звучал с экранов женский голос, — и человек, который сделал это, еще не в тюрьме.
Страшное зрелище исчезло с экранов, и в слабых отблесках света возникла группа медиков и полицейских, которые что-то подносили в ожидании кареты скорой помощи. Крупным планом показали кисти рук, заталкивающих мешок с телом в машину.
А диктор продолжала:
— Еще один насильник-убийца в трущобах города. Жертва — тринадцатилетняя девочка.
Следующие кадры были хорошо знакомы каждому в радиусе ста миль от Бакхеда: крутой горный склон бакхедского парка ранним утром. Место, где несколько мальчиков, катавшихся на велосипедах, наткнулись на тело Тины Хоут. Снимок был сделан с большого расстояния и разглядеть что-либо, кроме кровавых пятен было невозможно. Объяснялось это тем, что, когда телерепортеры прибыли на место происшествия, тело миссис Хоут уже увезли.
— Ужасающее преступление в парке. Вы видите место, где дети рано утром обнаружили женское тело. Установлено, что это была политическая активистка Тина Хоут. Похищена, убита пестиком для колки льда, затем изнасилована.
Две женщины, инженер-оператор и режиссер, следили за монитором с надписью «Идет передача». На нем выписывался текст: «Сексуальные нападения продолжаются». Слова медленно двигались, и Джинджер читала хорошо поставленным голосом:
— Сексуальные нападения продолжаются. Расследованием занимаются детективы Марв Пелетер и Ти Джей Фэй из отдела сексуальных преступлений полицейского департамента Бакхеда.
— Это не пойдет, — сказал кто-то, просматривая выборку новостей из центральной прессы.
— Еще три уголовных обвинения, включая изнасилование, растление несовершеннолетних и педерастию, предъявлены Уайду Уэйсу из Южного Бакхеда. Новые обвинения связаны с нападением с целью изнасилования на двадцатидвухлетнюю женщину из Мэдисона в четырехсотом квартале Тауэр-Лейн. Уэйс был арестован в прошлом месяце за изнасилование женщины и ее малолетней дочери, на которых он совершил нападение за стройплощадкой в Южном Бакхеде. По данному делу Уэйс был обвинен в изнасиловании, хулиганстве, педерастии и похищении детей, но из-за неправильного оформления процедуры ареста смог выйти на свободу, внеся залог по почте, как сообщила полиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28