В ней почти не было записей — их заменяли несколько просроченных счетов за коммунальные услуги.
Петра взяла записную книжку-календарь и продолжила осмотр. Никаких наркотиков и спиртных напитков. Самым сильным патентованным средством, обнаруженным ею в ванной комнате, было обезболивающее в большом пузырьке. Крышка пузырька, завернутая не до конца, свидетельствовала о том, что лекарством часто пользовались.
В холодильнике цвета авокадо находились йогурт, творог, кофейная смесь мокко с пониженным содержанием кофеина и жиров, несколько мятых персиков, слив и винограда, уже сморщенного. В морозилке лежала коробка с куриными грудками без кожи и дюжина коробок «Постной кухни».
Соблюдал диету. Бедняга пытался похудеть и выглядеть лучше. А кто-то выпотрошил его как рыбу.
В гостиной стояли два стула с прямыми спинками, восемь гитар на подставках и три усилителя. На одном из усилителей лежала бросающаяся в глаза элегантная, покрытая черной эмалью коробочка типа клуазоне с изображением драконов. Внутри коробочки находился набор гитарных медиаторов.
И это все.
Запищал мобильный телефон Петры. Клерк полицейского участка сообщил ей, что звонил Линус Брофи и спрашивал, не нужен ли он ей еще для чего-нибудь.
Она рассмеялась и отключила аппарат.
Решение процедурных вопросов заняло еще несколько дней — много усилий и никакого вдохновения. Желудок Петры болел, голова раскалывалась. От дела попахивало каким-то дурацким детективом.
В понедельник, в час ночи, Петра работала за своим столом. Дошла очередь до записной книжки Беби-Боя.
Книжка в переплете из черного кожзаменителя была почти пустой, если не считать таких пометок, как «сходить в бакалейную лавку», «взять белье из прачечной» или «позвонить Дж. Т.».
Ли продолжал поддерживать связь с Джеки Тру. На что он надеялся?
Потом Петра дошла до той недели, когда совершилось убийство. Через все семь дней проходила единственная запись — крупными четкими буквами с наклоном вправо. Эти буквы, написанные, как уже знала Петра, Беби-Боем, были крупнее, чем обычно, и выведены толстым черным маркером:
ВЫСТ. В 3.
Никаких восклицательных знаков, но они вполне могли бы быть. О степени возбуждения Ли можно было судить по размеру букв.
Петра перевернула страничку на сегодняшний день. Две записи, сделанные буквами значительно меньших размеров. Беби-Бой планировал будущее, которое так и не наступило.
«Студии „Золотая лихорадка“?»
«$$$?»
Вполне логично. Джеки Тру рассказывал ей о том, что Беби-Бой собирался израсходовать часть своего гонорара от «Змеючника» на запись нового альбома. Он все еще горел желанием сделать это.
— Печально то, — говорил Тру, нахмурившись, — что Беби-Бой не понимал, как мало времени ему удастся купить на студии звукозаписи, после того как я оплачу оркестр и все остальное.
— Что «все остальное»?
— Аренду оборудования, звукооператора, парня, который перевез бы наше барахло. — И, поколебавшись, добавил: — Мой процент.
— Остается немного, — заметила Петра.
— Немного для начала.
Вторая запись крупными буквами касалась среды.
«РК насчет настройки, Теле. Джей-45».
Петра уже достаточно знала, чтобы понять: Беби-Бой играл для телекомпании «Фендер телекастер»; речь шла о встрече с мастером по изготовлению и ремонту гитар.
Она перевела взгляд на инициалы.
РК. Робин Кастанья, приятельница Алекса Делавэра, делала и ремонтировала гитары, и Алекс рассказывал Петре, что именно ей звонят серьезные музыканты, когда возникает необходимость в ремонте инструментов.
РК. Это должна быть она.
«Мастер. Тоже мне».
Петра сомневалась в том, что Робин прольет хоть какой-то свет на дело, но, не имея других ключей, она записала, что завтра нужно ей позвонить.
Домой Петра ушла рано, думая о современном белом прохладном доме Алекса и Робин неподалеку от Беверли-Глен.
Эти двое говорят о прочных взаимоотношениях.
Робин, в отличие от других знакомых нам людей, достаточно благоразумна, чтобы заполучить постоянного человека. Счастливый случай, особенно если мужчина — психиатр, а Петра считала, что большинство психиатров требуют хорошего ухода.
К тому же Алекс хорош собой — это еще один довод в пользу того, что о нем следует заботиться и оберегать его. Но несмотря ни на что, в нем было… нечто солидное. Немного серьезен, но это лучше, чем самодовольная ненадежность, свойственная мужской половине Лос-Анджелеса.
Петра довольно давно не встречалась с Алексом. Она собиралась позвонить ему, когда от нее ушел Билли: Алекс был его лечащим врачом, и Петра не хотела поддерживать дружеские отношения с Алексом. Была слишком занята.
Нет. Истинная причина была в другом. Солидный, несолидный, но Делавэр оставался психиатром, и Петру обеспокоило, что ей не удастся скрыть от него грусть, а он, сразу заметив это, захочет заняться своим делом. Подвергаться же исследованию психиатра она не имела ни малейшего желания.
Теперь же, в связи с убийством, Петра могла бы встретиться с ним, ничего не опасаясь.
В десять часов следующего утра она набрала номер «белого дома». Трубку взял Алекс.
— Привет, Петра, что случилось?
Они обменялись ничего не значащими словами, после чего Алекс справился о Билли. Петра соврала, сказав, что все обстоит наилучшим образом.
— Я вообще-то звоню Робин. Я обнаружила ее имя в записной книжке-календаре жертвы, в том деле, которое сейчас расследую.
— Беби-Бой Ли?
— Откуда ты знаешь?
— Робин ремонтировала его гитары, и он заходил к нам несколько раз. Милый парень.
— Ты хорошо его знаешь?
— Нет. Он приходил изредка. Дружелюбен, улыбчив. Но его улыбка — это улыбка исполнителя блюзов. — То есть?
— Грустная, застенчивая. Робин говорила мне, что ему очень не повезло. Пару раз я входил в мастерскую, когда он играл. Лучшее исполнение, которое я слышал за целый год. Беби-Бой удивительно точно умел выразить свою музыкальную мысль — мало нот, но те, что есть, совершенно необходимы.
Он говорил как настоящий музыкант — почти слово в слово то же самое Петра слышала от дружков «здоровилы» по оркестру. Вспомнилось — Алекс сам играет на гитаре.
— Множество неудач. Что еще ты можешь рассказать о нем?
— Это почти все. Робин занималась его гитарами задаром, потому что у него никогда не было денег. Он каждый раз демонстративно давал ей долговые расписки, но, насколько мне известно, денег она по ним никогда не получала. Ты не знаешь, кто получал?
— Не знаю. Вот почему я изучаю все обстоятельства дела. Робин дома?
Прошло несколько секунд.
— Она больше здесь не живет, Петра, мы разошлись несколько месяцев назад.
— О …
— Обоюдное решение, это срабатывает. — Она поняла, что Алекс лукавит. — Я дам тебе ее телефон.
У Петры раскраснелись щеки. Не от смущения, от гнева. Рушится очередной замок.
— Давай, — ответила она.
— У нее дом на авеню Ренни, это к северу от Роуз. Дом из двух квартир, расположенных бок о бок. Мастерская в южной части.
Петра записала адрес и поблагодарила Алекса.
— Едва ли она дома, Петра. Большую часть прошлого года Робин совершала поездки с организацией «Преодолеем голод», — сказал Алекс и, помолчав, добавил: — Она познакомилась с одним парнем.
— Прими мои соболезнования.
— Такое случается, — ответил он. — Мы договорились… что попытаемся жить независимо друг от друга. Этот парень дает уроки вокала и тоже много путешествует. Сейчас они в Ванкувере. Я это знаю. Робин позвонила мне и сообщила, что водит там Спайка к ветеринару. У него болят зубы.
Петра вспомнила этого пса, милого маленького французского бульдога. Появился шанс переменить тему.
— Ну и ну, надеюсь, что ему лучше.
— Я тоже… так или иначе, они должны вернуться завтра.
— О'кей,спасибо.
— Пожалуйста. Желаю удачи в расследовании дела. Передай Робин от меня привет.
— Передам. — Петра испытывала непреодолимое желание поскорее закончить разговор. — Береги себя.
— Ты тоже.
Алекс повесил трубку. Петра тоже положила трубку и прошлась, в который уже раз, по обстоятельствам дела об убийстве Беби-Боя. После чего покинула участок и пошла на ленч. Жирный гамбургер в заведении на Вайн-стрит, это Петра знала наверняка, разочарует ее.
4
Впервые занявшись любовью с Элисон Гвинн, я чувствовал себя так, будто это адюльтер.
Чушь собачья. Мы с Робин жили врозь уже несколько месяцев. И она теперь была с Тимом Плачетте.
Но коль скоро прикосновение, ощущение тела, чей-то запах запечатлелись в твоей ДНК…
Если Элисон и заметила мое смущение, она не сказала ни слова.
Я познакомился с ней вскоре после того, как наша совместная жизнь с Робин начала давать сбои. Я помогал Майло в расследовании дела об убийстве, совершенном двадцать один год назад. Задолго до этого, когда Элисон было семнадцать, над ней надругался фигурант по этому делу. Ее наставник по колледжу, мой старый друг, предложил ей поговорить со мной. Она подумала и согласилась.
Элисон понравилась мне сразу — я восхищался ее силой духа, честностью, мягкими манерами. Она была так красива, что я не мог не заметить этого, но тогда восторгался этим как некой абстракцией.
Кожа цвета слоновой кости, мягко очерченные, но свидетельствующие об уверенности в себе скулы, широкий рот и твердые губы; волосы, прекраснее которых я никогда не видел, ниспадали до пояса. Огромные глаза, темно-синие, как ночь, выражали здоровое любопытство. Как и я, Элисон была психологом, и ее глаза, подумалось мне, принесут ей пользу.
Единственная дочь помощника главного прокурора штата, она выросла в Беверли-Хиллз. Училась в Пенсильванском университете, там же получила степень доктора философии. Позднее познакомилась с ловкачом из Уоргона, влюбилась, вышла замуж еще совсем молодой и вернулась в Калифорнию. Через несколько месяцев после того, как Элисон получила лицензию штата, ее муж заболел редким недугом, и она овдовела. Со временем Элисон овладела собой и основала в Санта-Монике собственную практику. Теперь она совмещала лечебную работу с преподаванием по вечерам в университете и занималась благотворительной деятельностью в хосписе для безнадежно больных.
Искала, чем заняться. Я знал это состояние.
Когда Элисон сидела, ее высокая талия, грациозные руки и лебединая шея намекали на большой рост, но, как и Робин, она была миниатюрной, изящной женщиной. Ну вот, опять я начинаю сравнивать.
В отличие от Робин Элисон любила дорогую косметику, а посещать магазины, где продают одежду, считала приятным времяпрепровождением. Не стеснялась демонстрировать, в стратегических целях, свои бриллиантовые украшения.
Однажды Элисон призналась: это связано с тем, что она поздно достигла половой зрелости и ей было крайне неприятно выглядеть ребенком в течение всех лет, проведенных в школе. В свои тридцать семь она смотрелась лет на десять моложе.
Я был первым за долгие годы мужчиной в ее жизни.
Прошло много месяцев, прежде чем я снова позвонил ей. В ее голосе явно слышалось приятное изумление.
— Ой, привет!
Я поговорил с ней, не вдаваясь в существо дела, и наконец пригласил на обед.
— Это что-то вроде свидания? — спросила она.
— Что-то вроде.
— Мне казалось… у вас был кто-то.
— Мне тоже, — ответил я.
— О! Это было недавно?
— Это не то, к чему возвращаются. Я уже довольно долго один. Я ненавидел себя за нелепость… за жалость к себе… за все.
— Выжидали, — заметила она.
Находит правильные слова. Обучена говорить правильные слова. Возможно, я делаю ошибку. Еще аспирантом я избегал ухаживать за девушками моей же специальности, хотелось слышать иные слова. Я полагал, что близость с психиатром — это уж слишком. Потом познакомился с Робин, и необходимость искать кого-то отпала сама собой…
— Что ж, если вы заняты…
— Нет, — рассмеялась она, — давайте встретимся.
— Все еще едите мясо?
— Вы помните? Неужели я зарекомендовала себя такой обжорой? Можете не отвечать. Нет, вегетарианкой я не стала.
— Как насчет завтрашнего вечера? — Я назвал ресторан, специализирующийся на мясных блюдах, неподалеку от ее врачебного кабинета.
— Я принимаю пациентов до восьми. Но если вы не возражаете против позднего обеда, то конечно.
— В девять, — предложил я. — Я заеду за вами на работу.
— А почему бы мне не встретить вас в ресторане? В таком случае мне не придется оставлять свою машину.
Готовит план отступления.
— Превосходно, — ответил я.
— Увидимся, Алекс. Заметано.
Давно ли это было? Целая вечность… Хотя Элисон и собиралась приехать на собственных колесах, я тщательно помыл и пропылесосил свою «севилью» и кончил тем, что сел на корточки у декоративной решетки и обработал ее зубной щеткой. Час спустя, перепачканный, вспотевший и смердящий «Защитным покрытием для любых целей», я долго тянул время, принимал душ, брился, чистил свои легкие черные туфли и наконец натянул на себя спортивную куртку темно-синего цвета.
Мягкую однобортную итальянскую модель, хранившуюся у меня в течение двух рождественских праздников… подарок Робин. Сбросив ее, я надел черный спортивный пиджак. Решив, что в нем я похож на служащего похоронного бюро, вернулся к тем — но-синей куртке. Следующий шаг — брюки. Свободные. Очень легкие серые фланелевые брюки, в которых я обычно давал показания в суде. Прибавьте к этому желтую сорочку с пристегивающимся воротничком, галстук, и я буду… но какой галстук? Примерив несколько, я понял, что галстук затруднит дыхание. Перешел на водолазку, но подумал, что это до безобразия близко к Голливуду.
Вернулся к желтой сорочке. С пристегивающимся воротничком. Нет, петлицы плохо смотрятся. К тому же эта чертова сорочка уже пропотела под мышками.
Сердце у меня нещадно колотилось, под ложечкой сосало. Смешно! Что я посоветовал бы своему пациенту, попавшему в столь же затруднительное положение?
Будьте самим собой.
Кем бы он ни был.
В ресторан я приехал первым, решил ждать в «севилье» и приветствовать Элисон, когда она подойдет к двери. Но потом, опасаясь напугать ее, вошел внутрь. В заведении было темно как в могиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50