https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala-s-podsvetkoy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Хор девушек пел очень слаженно, а сами они с благоговением смотрели на статую.
Последние звуки затихли. Никто не аплодировал, но все почувствовали прилив жизненных сил.
Менини и ван Бурх вернулись в комнату и плотно закрыли за собой дверь. Версано наливал себе в бокал бренди из бутылки, возраст которой никто не взялся бы определить. После того, как они уселись на прежние места, он сказал:
— Нам надо составить план действий.
Менини сразу же согласился.
— Мы поклялись хранить все в тайне. Всё это должно быть осуществлено нами и лицами, которым мы доверимся. Но они не должны знать о главной цели Посланника.
Он повернулся к голландцу.
— Отец Питер, сколько понадобится времени, чтобы убедиться в годности этого самого Скибора для наших целей?
— Не больше недели, Ваше Преосвященство.
— Тогда я предлагаю встретиться здесь же через две недели.
Версано согласно кивнул и наклонился ближе к остальным двум. Почти шёпотом он сказал:
— Может быть, нам придётся общаться по телефону. Я хочу предложить специальный код для зашифровки некоторых слов.
Ван Бурх и кардинал тоже наклонились к Версано, заинтересованные такой конспирацией. Версано продолжал:
— Сам Скибор должен называться Посланник, это вполне безопасное прозвище. Женщина, которая с ним поедет, будет называться Певицей. А Андропов, цель всей операции, будет называться просто Человек.
— Ну а как насчёт нас самих?
В комнате на минуту воцарилось молчание, пока все думали, потом Менини с тонкой ухмылкой на лице предложил свою версию:
— Троица.
Всем понравилось такое название. Версано взялся за стакан и произнёс тост:
— За нашу Троицу!
Остальные поддержали тост, затем выпили по предложению ван Бурха за Посланника папы. Затем Менини, как бы решив не позволять сообщникам забывать об основной цели, ради которой они все это устраивали, торжественно произнёс свой тост:
— Во имя папы римского!
Глава 3
Мирек Скибор сидел на третьей по счёту скамейке от начала второй тропинки за часовой башней в венском императорском парке Шенбрунн. На этом месте ему было приказано сидеть и ждать. Рядом сидела толстая старуха в чёрном. На голове у неё была шерстяная косынка, скрывающая седые волосы. Она очень раздражала Мирека. Связной должен был появиться через пять минут, а эта бабка и не думала уходить.
Она сидела на этом месте уже целых двадцать минут, время от времени покашливая в неопрятного вида платочек. Он посмотрел на её ноги, обтянутые чёрными чулками. Они были такими толстыми, что, казалось, раздирали истёртые, наверняка слишком маленькие по размеру туфли. От неё так и несло чем-то протухшим, немытым. Он, негодуя, отвернулся, посмотрев на город, и тут его недовольство и негодование как рукой сняло. Он всего лишь второй день был на Западе, и все здесь вызывало в нём восторг. Он был настолько захвачен всем, что видел после побега, что горящая у него в душе ненависть уже как будто стала затихать. Не достопримечательности и знаменитые строения производили на него такое впечатление (ведь в Польше и в России тоже были такие же великие исторические места), а люди и повсеместное изобилие. Все люди в Вене выглядели счастливыми и беззаботными, а товаров было множество. Он был не настолько глуп, чтобы верить, что везде на Западе так здорово. Где-то тут, поблизости, должны быть места, где царит нищета и, как следствие, несчастье, но, казалось, здесь, в Вене, никто об этом не думал. Он добрался до города в трейлере, в котором, по иронии судьбы, перевозили бекон. За час езды от границы до Вены запах бекона въелся Миреку в кожу, и ему уже становилось дурно при одном воспоминании о беконе.
Двери контейнера открыли в каком-то тёмном дворике. К этому времени Миреку было уже совсем плохо. На улице его ждал монах; он кивнул Миреку и велел идти следом. Неся в руках небольшой узел с одеждой, Мирек последовал за монахом по коридору с низким потолком. Было три часа утра. Вокруг не было ни души. Монах указал Миреку на какую-то дверь, и тот вошёл в комнату. Это было что-то вроде тюремной камеры. Вся обстановка состояла из железной кровати с тонким матрацем и тремя серыми одеялами поверх него. Больше в комнате ничего не было, так что она вполне могла сойти и за тюремную камеру. Он повернулся к монаху, лицо которого буквально излучало «душевную теплоту». Тот сказал, указав неопределённо куда-то рукой:
— Туалет и душ дальше по коридору. Вы должны оставаться здесь, в семь часов вам принесут завтрак, в восемь с вами будет говорить викарий.
Он направился к двери, а Мирек вдогонку сказал с долей сарказма:
— Спасибо вам огромное и спокойной ночи!
Не последовало никакого ответа, но Мирек совсем этому не удивился. Он понял, что тут знают, кто он такой и чем он раньше занимался. Везде во время путешествия его принимали очень «гостеприимно». Голые, унылые комнаты и враждебные лица. Для них всех он был хуже прокажённого, ведь к прокажённому они испытывали бы какое-то сострадание, а с Миреком общались лишь из чувства долга, явно без всякой радости. Правда, пришедший утром викарий оказался более снисходительным. Мирек, благодаря своей бывшей уже профессии, понял, что этот священник отнюдь не пешка в структуре католической церкви. Мирек решил, что, может быть, хоть у него окажутся какие-нибудь новости. И действительно, викарий сказал:
— Вы останетесь здесь ещё на одну ночь. Завтра в час дня вы должны будете находиться в определённом месте в городском парке. Возьмите с собой свои вещи. Связной подойдёт к вам и попросит прикурить. Вы должны будете ответить, что никогда не носите спичек. Затем вы последуете за этим человеком.
— Куда он меня поведёт?
Викарий пожал плечами.
— Куда? Куда он меня поведёт? Когда я смогу встретиться с Беконным Священником? — продолжал настаивать Мирек.
Священник в недоумении поднял брови:
— Беконный Священник?
Мирек разочарованно вздохнул. Все отвечали ему полным непониманием, когда он спрашивал о Беконном Священнике. Его поездка была длинной, он провёл её в одиночестве, она была к тому же опасной, о комфорте и говорить не приходилось, но его поддерживало страстное желание встретиться лицом к лицу с человеком, за которым он столько лет охотился. Это желание и ещё постоянная ненависть были его единственными спутниками. Судя по всему, викарий понял это. Он сказал уже немного мягче:
— Скибор, это ваш первый день на Западе. Но даже на Западе у нашей церкви аскетические условия существования. Вена — очень красивый город. Почему бы вам не пройтись и не посмотреть на него своими глазами. Я не думаю, что вы тут надолго задержитесь. Попробуйте венских пирожных, погуляйте по улицам, подышите, наконец, воздухом свободы.
На губах у него появилась ироническая улыбка:
— Зайдите в церкви и посмотрите на богослужение. Вы увидите, что здесь люди боятся только Бога, а не кого-то ещё.
— И это не опасно? — спросил Скибор.
— Не беспокойтесь, в городе вас никто не знает, можете ничего не бояться. Вас никто не тронет.
— Я не это имел в виду.
— Я понимаю, извините за сарказм. Просто двое из нашего братства уже десять лет сидят в тюрьме в Чехословакии. День сегодня для декабря вполне приемлемый. Просто затеряйтесь в толпе. Повторяю, вас никто не знает, вам нечего волноваться. Пообедайте, выпейте нашего знаменитого вина.
— У меня нет денег.
— Ах, да, конечно!
Викарий выдвинул ящик стола, вытащил пачку банкнот и, отсчитав несколько бумажек, положил их перед поляком:
— Я думаю, этого будет достаточно.
Так Мирек оказался на улицах Вены. Он был ошарашен увиденным. Его убежище находилось в восточном пригороде, недалеко от большого торгового центра. Целый час он провёл там, рассматривая горы продуктов, каких он не видел никогда в своей жизни, даже в лучшие урожайные годы на родине в своём селе. И какое разнообразие! Бананы, ананасы, авокадо и вообще фрукты, о которых он даже никогда не слышал. Он изумлённо наблюдал за тем, как пухленькая продавщица выкинула несколько яблок, которые были только чуть-чуть подпорчены. Он купил у неё небольшую веточку винограда и был одарён весёлой улыбкой. Скибор медленно шёл к центру города, жуя виноград и часто останавливаясь. Вот он у витрины мясного магазинчика в ужасе перед множеством выставленных в витрине сортов мяса, колбас и птицы. На завтрак он съел всего лишь кусочек хлеба с сыром, но не почувствовал голода. Он как будто пребывал в трансе. Всю свою сознательную жизнь Мирек был преданным партии коммунистом. Он читал партийные газеты, слушал речи руководителей и принимал участие в собраниях. Он, конечно, понимал, что не вся пропаганда — сущая правда, но при этом всё же верил в марксистское учение. Он думал, что пропаганда с Запада была ещё менее правдивой. Мирек остановился у газетного ларька и пробежал глазами многочисленные названия изданий на всех европейских языках. Смущение переполнило его. Он вернулся в мясной магазинчик и спросил у продавца почти зло, неужели мясо может купить каждый безо всяких талонов. Продавец улыбнулся. Он слышал этот вопрос уже много раз от поляков, чехов, венгров, румын. Вена — перевалочный пункт для покидающих свои страны беженцев из Восточной Европы.
— Всё, что вам нужно, это деньги, деньги — и все, — ответил он.
Почти автоматически Мирек уже было полез в карман за деньгами, чтобы купить говяжью вырезку, лежавшую на прилавке прямо перед ним. За всю свою жизнь он только однажды ел говяжью вырезку. Это было, когда эта сволочь Конопка взял его с собой в ресторан в Кракове. Но он пересилил себя, ведь ему негде было готовить еду. Ладно, он обязательно найдёт ресторан и закажет там жареную говядину на обед. Когда он опять вышел на улицу, его внимание привлекли люди. На улицах Москвы, Варшавы или Праги можно увидеть только мрачных, куда-то спешащих людей. Люди в Вене тоже двигались быстро. У них в руках были или пакеты с продуктами, или кейсы, или портфели, но главное — не было заметно ни одного мрачного или угрюмого лица. Даже полицейский-регулировщик был, похоже, весьма доволен своей жизнью. Мирек остановился у табачного ларька и купил пачку французских сигарет «Житан». Его товарищ по работе получил как-то такую пачку в подарок от главы делегации Французской компартии и дал Миреку попробовать одну сигарету. Ему они очень понравились. Он удивился, найдя французские сигареты в Австрии, но потом обнаружил в ларьке множество других сигарет из разных стран. Мирек уже было собрался купить коробок спичек, но тут увидел разноцветные зажигалки с надписью: «Можно перезаправлять». Он купил себе голубую и, закурив, продолжал играть с ней, будто был ребёнком и это была его первая игрушка. На Александерплатц он нашёл небольшое кафе под открытым небом, и, когда сел за столик, молодая белокурая официантка в платье в красную и белую клетку и в белом фартуке принесла ему меню и, улыбаясь, терпеливо ждала, пока он его изучал. Мирек решил не портить аппетит перед предстоящим за обедом мясом и заказал яблочный пирог и пиво. Он оценивающе смотрел вслед официантке, шедшей между столами, покачивая бёдрами, а когда опять посмотрел на площадь, ему показалось, что там были только женщины и девушки. Их было множество, самых разных типов. Сперва он решил, что симпатичных всё же больше, чем в Польше. Но потом отказался от своего первого впечатления. В Польше было не меньше красивых женщин. Просто он уже несколько недель не имел с ними дела. Скибор почувствовал желание, сильное и жгучее. Он уже было решил сходить в специальный квартал, который, как он считал, должен быть в любом городе, и уж тем более на загнивающем Западе, но тут же подумал, что, во-первых, ему не хватит на все денег, а во-вторых, он никогда этим не занимался, да и не было особой надобности. Он хорошо знал, что был достаточно привлекателен. Вот и сейчас некоторые женщины уже бросали на него заинтересованные взгляды. Не была исключением и официантка, поставившая перед ним тарелку и бокал с пивом. Мирек уловил тонкий аромат духов, заметил нежный пушок на её руках и тонкие пальцы. Но тут все внимание Мирека переключилось на пирог, покрытый толстым слоем крема. Три часа спустя он наслаждался стейком и вином, и его мысли снова были заняты женщинами. Однако они моментально улетучились, как только ему принесли счёт. У Мирека после его оплаты осталась пара шиллингов. Он подсчитал, что истратил примерно недельный заработок. У него не осталось денег ни на дискотеку, ни на бар, где можно было бы подцепить женщину. Этой ночью в своей «камере» Мирек думал о Беконном Священнике, потом мысли снова переключились на женщин. Будь он менее дисциплинированным, он бы занялся мастурбацией, но Мирек твёрдо пообещал себе заняться любовью только с любимой женщиной.
И вот теперь он сидел рядом с самой забитой старушенцией в Вене и старался не вдыхать в себя тошнотворный запах, исходящий от этой карги. Посмотрев на часы, он отметил про себя, что до встречи осталось всего три минуты.
Скибор подумал, что связной сейчас, видимо, разглядывает его. Он почувствовал раздражение. Всё это выглядело непрофессионально. Ему не были сообщены запасные условия. Другого места и времени не будет. Идиоты! А если старая карга — шпик? Тихо проклиная Беконного Священника, он обвёл взглядом окружающих его людей, пытаясь вычислить, есть ли поблизости кто-то, хотя бы отдалённо похожий на связного. Но таковых поблизости не было. Молодая парочка, занятая только своими делами. Двое мальчишек метрах в пятидесяти, играющие с полосатым резиновым мячиком. За ними наблюдала пожилая женщина в голубом костюме, которая, как понял Мирек, была няней. Больше никого поблизости не было. Он опять выругался про себя и опять посмотрел на старуху. Та рылась в изношенной холщовой сумке. Потом он услышал крик детей и увидел мяч, катящийся прямо к нему. Он ударил по нему и с удовольствием наблюдал, как мяч полетел прямо к детям, а няня поблагодарила его. И тут сзади раздался голос:
— Извините, у вас не будет спичек?
Мирек обернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я