напольный унитаз с полочкой
Гоголь сказал ему:
— Удачи вам, я буду ждать.
Мирек кивнул и пошёл к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошёл по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошёл к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:
— Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.
Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их чёрному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперёд. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.
— Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?
Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:
— Достаточно для того, чтобы делать статистически подкреплённые выводы.
Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:
— Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.
На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» ещё раз.
— Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нём?
Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:
— Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.
На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:
— Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.
Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достаёт пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:
— Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придётся пройти через личный досмотр.
Мирек взглянул на него и сухо ответил:
— Я все понимаю, профессор Чазов.
Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль неё стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали ещё сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.
Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум учёным. Из здания вышел майор КГБ и провёл их внутрь.
Он ввёл их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчёт профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:
— Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.
Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на всё это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.
Наконец лейтенант удовлетворённо отпустил Мирека. В это время ещё два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:
— Извините, профессор, но это останется у нас.
Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провёл его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли — Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.
Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно её изучает. Всё было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.
Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:
— Нефроны сильно поражены?
— Да, они не в лучшем состоянии.
Мирек вздохнул.
— Понятно. Какова давность анализов?
Чазов ответил:
— Не более двух суток.
Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал ещё один вопрос:
— Анализ на креатинин проводился?
— Да, профессор.
— Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.
Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевёл дыхание и сказал:
— Я готов посмотреть пациента.
Все поднялись со своих мест. Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошёл впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своём пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Ещё двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошёл внутрь. После того, как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:
— Каково психологическое состояние пациента?
Петров довольно жёстко ответил:
— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.
Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:
— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.
Петров начал отвечать на вопрос, но его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.
Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.
Андропов, одетый в зелёную пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что вне зависимости от исхода дела лично для него, он доведёт его до конца.
Профессор Чазов подвёл его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:
— Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.
Мирек склонил голову.
— Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.
— Начинайте, — сказал Андропов.
Мирек решил действовать.
— Товарищ Андропов, это обследование не займёт много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.
Андропов понимающе кивнул.
Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:
— Как долго пациент остаётся подключённым к диализатору?
Чазов вдруг занервничал.
— Уже около тридцати часов.
Мирек скривил губы.
— Побочные психологические воздействия?
Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:
— Уместен ли этот вопрос?
Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.
— Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счёте приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я всё же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.
Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:
— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.
Мирек в ответ на это просто сказал:
— Ну и хорошо.
Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнёс:
— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?
Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого ещё далеко, и оказался прав.
Убитым голосом Чазов сказал:
— Мы не проводили это исследование.
Мирек громко вздохнул.
— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.
Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:
— Конечно, профессор Шафер.
Петров напряжённо молчал. Мирек мысленно ещё раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:
— Состояние сетчатки нормальное. С этим всё в порядке.
А у Петрова он спросил:
— Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?
Петров мрачно кивнул.
— Да, мы отмечаем это явление.
Мирек едко заметил:
— За этим нужно внимательно наблюдать.
Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:
— А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.
Мирек ответил ему снисходительной улыбкой. Обращаясь же к Андропову, он сказал:
— Товарищ Андропов, медицина — это сплав знаний, искусства и интеллекта. Я бы хотел послушать ваше сердце.
Андропов явно находился под впечатлением эрудиции «Шафера». Без возражений он стал расстёгивать пижаму. Мирек вставил наушники фонендоскопа в уши.
Кожа у Андропова была старческой. На груди осталось несколько пучков седых волос. Остальные были сбриты в связи с исследованиями.
Мирек провёл рукой по резиновой трубке и нащупал головку. Он подался вперёд, его рука чуть-чуть подрагивала. Медленно и очень осторожно Мирек положил головку фонендоскопа на грудь Андропова, чуть справа от сердца. Слегка надавив на головку, он заглянул в его глаза и подумал:
— Это тебе от моего отца Богдана!
Он подождал двадцать секунд. В ушах отдавался стук сердца Андропова. Мирек представил себе, как яд медленно направляется к сердцу, чтобы остановить его раз и навсегда. Он ещё раз взглянул в глаза Андропову и передвинул головку под самое сердце. Затем он снова легонько нажал на неё.
— Это тебе от моей матери Ханны!
Через двадцать секунд он подвинул головку на сердце. Указательным пальцем левой руки он нажал раз, два, три. Он чуть было не крикнул:
— Это тебе от моей сестры Иоланты!
Мирек опять посмотрел в глаза Андропову. В них промелькнуло недоумение. Мирек решил, что что-то всё-таки, видимо, было заметно по его лицу. Но это его уже не волновало. Его волновало только то, как бы не попасть в ад вместе с Андроповым.
Мирек встал, улыбнулся и задумчиво сказал:
— Отлично. Для вашего возраста просто отлично.
Недоумевающий взгляд Андропова сменился на удовлетворённый.
— Каков же ваш прогноз, профессор?
Мирек свернул фонендоскоп и положил его обратно в саквояж:
— Товарищ Генеральный секретарь, я считаю, что дела ваши отнюдь не настолько плохи, как вам, видимо, говорили. Разумеется, я изучу подробнее все материалы, а также результаты анализов, которые я предложил провести. Но уже сейчас могу сказать, что при правильном подходе к лечению мы сможем видеть вас в прекрасном состоянии ещё долгие годы.
И Чазов, и Петров стояли со скептическим выражением на лицах. Но Андропов широко улыбался Миреку, который добавил:
— Мне, очевидно, следовало бы навестить вас ещё раз дня через два-три.
Андропов твёрдо сказал:
— Я буду на этом настаивать.
Обращаясь к Чебрикову, он бросил:
— Проследи, чтобы у профессора Шафера было всё, что он пожелает, все!
* * *
В это время в двадцати километрах, в гостинице «Космос», гнев Стефана Шафера выплеснулся наружу, как лава вулкана. В течение часа он сидел и смотрел на неё. Он думал о том, что она с ним сделала. Он вспоминал слова, которые ей говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Удачи вам, я буду ждать.
Мирек кивнул и пошёл к двери. Когда он вышел из лифта, то резко выдохнул воздух. Сосредоточившись, он пошёл по вестибюлю. Гоголь показал ему фотографию Чазова. Мирек сразу же узнал его. Он стоял у стойки администратора. Мирек подошёл к нему вплотную. Чазов торжественно объявил:
— Профессор Шафер, это для меня огромная честь и большое удовольствие.
Мирек взял свой чемоданчик в левую руку и пожал руку Чазова. Тот взял Мирека под локоть и вывел из гостиницы к ожидавшему их чёрному «ЗИЛу». Водитель в униформе ждал у открытой задней двери. Чазов пропустил Мирека вперёд. Стеклянная перегородка отделяла их от переднего сиденья. Когда машина тронулась, Чазов с энтузиазмом начал разговор.
— Меня очень заинтересовала ваша последняя статья в «Советской медицине». Сколько пациентов было задействовано в эксперименте?
Мирек почувствовал холодок в груди. Он не имел ни малейшего понятия об этой статье. Его мозг лихорадочно работал. Он вспомнил психологическую характеристику Шафера: себялюбивый и капризный. Мирек решил воспользоваться этими «своими» качествами. Холодным тоном он сказал:
— Достаточно для того, чтобы делать статистически подкреплённые выводы.
Молчание. Чазов откашлялся и, как бы извиняясь, сказал:
— Конечно, конечно… Результаты очень многообещающи.
На десять минут это прервало беседу. Они выбирались из Москвы. Чазов попробовал подступиться к «Шаферу» ещё раз.
— Я имел удовольствие встретиться с профессором Эдуардом Ленчовским на симпозиуме в Будапеште в октябре прошлого года. Я знаю, вы ведь работаете вместе. Каково ваше мнение о нём?
Мирек мельком взглянул на Чазова и ответил:
— Надеюсь, мне удалось немного подновить его хирургическую технику.
На этот раз Чазов слабо улыбнулся и сказал:
— Да, мне тоже показалось, что у него уж слишком консервативные взгляды.
Мирек кивнул и отвернулся к окну. На улице сыпал снежок. Мирек внимательно изучил весь маршрут и знал, что ехать осталось всего несколько минут. Он почувствовал, что Чазов заворочался, обернулся и увидел, как из внутреннего кармана пиджака профессор достаёт пластиковое портмоне. Извиняющимся голосом Чазов проговорил:
— Тут пропуск для вас. Охрана здесь очень строгая. Прошу понять, профессор. Думаю, вам придётся пройти через личный досмотр.
Мирек взглянул на него и сухо ответил:
— Я все понимаю, профессор Чазов.
Машина свернула в аллею. Через каждые несколько метров вдоль неё стояли солдаты с автоматами. Метров через двести автомобиль остановился у шлагбаума. Чазов опустил окно и передал пластиковое портмоне капитану, стоявшему с каменным выражением лица. Офицер тщательно проверил все бумаги, находившиеся в портмоне. Без единого слова капитан вернул их Чазову и махнул водителю. Они проехали ещё сто метров и остановились у огромных железных ворот, встроенных в бетонную стену. Снова проверка документов.
Наконец ворота открылись, и они въехали во внутренний двор. Мирек сразу же насчитал как минимум с десяток солдат спецназа. Они пристукивали ногами от холода. Водитель выскочил из машины, чтобы открыть дверь двум учёным. Из здания вышел майор КГБ и провёл их внутрь.
Он ввёл их в комнату, располагавшуюся у самого входа. Там было несколько офицеров КГБ. Среди них стоял и сам Виктор Чебриков. Чазов представил ему Мирека, сопроводив это большим числом комплиментов насчёт профессионализма Шафера. Чебриков протянул Миреку руку и очень вежливым тоном сказал:
— Мы очень благодарны вам за ваш визит, профессор. Прошу извинить, но вас должны будут обыскать. Пожалуйста, поймите. Таков установленный здесь порядок. Через это проходят все.
Мирек просто кивнул и поставил саквояж на стол. Обыск был тщательным. Ему пришлось снять пиджак и вывернуть карманы. Чазов сделал то же самое. Молодой лейтенант КГБ ощупал тело Мирека. Его осторожные пальцы прошлись по паховой области Скибора. Тот делал вид, что ему на всё это абсолютно наплевать, но на самом деле он думал, что ему вряд ли удастся отсюда выбраться.
Наконец лейтенант удовлетворённо отпустил Мирека. В это время ещё два офицера КГБ рылись в его саквояже. Он увидел, как они достали фонендоскоп и, мельком глянув на него, положили обратно. После этого открыли другой футляр, из дерева, с набором золингеновских скальпелей. Один из офицеров взглянул на Чебрикова, который покачал головой, и сказал:
— Извините, профессор, но это останется у нас.
Мирек бесстрастно пожал плечами. Его саквояж аккуратно закрыли. Затем Чебриков провёл его в кабинет главврача. Там их ожидал русский доктор в белом халате. Его представили Миреку, и он вспомнил имя, которое не раз упоминал отец Гамелли — Леонид Петров. Ему было около семидесяти лет. Он пользовался в советских медицинских кругах колоссальным авторитетом. Петров считался лучшим специалистом-почечником в СССР. Он был очень скептически настроен относительно успехов Запада в области нефрологии и называл их «западной ахинеей». Из этого можно было сделать вывод о его отношении к молодому польскому профессору. Мирек нервничал и был благодарен отцу Гамелли за ту информацию о Петрове, что он ему сообщил.
Принесли чай. Чазов протянул Миреку папку, в которой, как он сказал, находились материалы о состоянии больного. Мирек положил папку на колени и стал изображать, что внимательно её изучает. Всё было переведено на польский. Мирек изучал материалы минут пятнадцать. Пока он читал, русские тихо разговаривали между собой.
Когда он захлопнул папку, все выжидающе на него посмотрели. Мирек пожал плечами и спросил Петрова:
— Нефроны сильно поражены?
— Да, они не в лучшем состоянии.
Мирек вздохнул.
— Понятно. Какова давность анализов?
Чазов ответил:
— Не более двух суток.
Мирек взглянул на него так, что невозможно было понять, плохо это или, наоборот, хорошо. Он задал ещё один вопрос:
— Анализ на креатинин проводился?
— Да, профессор.
— Я бы хотел получить анализ мочи на осадок. Предлагаю делать его два раза в сутки.
Он смотрел на Петрова, сохранявшего бесстрастное выражение лица. Мирек перевёл дыхание и сказал:
— Я готов посмотреть пациента.
Все поднялись со своих мест. Чазов взял саквояж Мирека. Чебриков пошёл впереди всех. Они миновали коридор с белыми стенами. Им пришлось пройти на своём пути три двери. Перед каждой стояли по два офицера КГБ. Ещё двое стояли перед огромными дверями, ведущими в апартаменты самого высокопоставленного пациента института. Врачи остались снаружи, а Чебриков вошёл внутрь. После того, как они немного помолчали, Мирек спросил Петрова:
— Каково психологическое состояние пациента?
Петров довольно жёстко ответил:
— Это вас не касается. Вы должны заниматься только его физическим состоянием.
Мирек знал, как на это должен был отреагировать профессор Шафер. Он резко сказал:
— Психологическое и физическое состояния больных тесно взаимосвязаны. Ладно, я и сам все пойму.
Петров начал отвечать на вопрос, но его фразу перебил вышедший из палаты Чебриков. Он пригласил всех пройти внутрь.
Через маленькую комнату они прошли в большое помещение, служившее, видимо, спальней. Большие окна были занавешены дорогими гардинами. Ноги утопали в пушистом ковре. В одном углу стояло несколько стульев и стол. Кровать была расположена рядом с окном, изголовье приподнято. В углах комнаты стояли два офицера КГБ. Они холодно посмотрели на Мирека.
Андропов, одетый в зелёную пижаму, сидел на кровати и говорил по телефону. Как только они вошли, он повесил трубку. Когда Мирек взглянул на него, весь страх сразу же улетучился. Ощущения обострились. Скибор решил, что вне зависимости от исхода дела лично для него, он доведёт его до конца.
Профессор Чазов подвёл его к кровати. Когда Андропов посмотрел на Мирека, он вдруг выпрямился и весь напрягся. Он пристально разглядывал Скибора в течение нескольких секунд. Затем успокоился. Когда Чазов представлял Мирека, Андропов даже не протянул «Шаферу» руки. Он просто кивнул и сказал:
— Я в долгу перед польскими товарищами за то, что они прислали вас сюда.
Мирек склонил голову.
— Это очень большая честь для меня, товарищ Генеральный секретарь.
— Начинайте, — сказал Андропов.
Мирек решил действовать.
— Товарищ Андропов, это обследование не займёт много времени. Я уже видел материалы и говорил с уважаемыми коллегами. Мне необходимо просто получить собственное представление о вашем физическом состоянии.
Андропов понимающе кивнул.
Чазов и Петров подошли к кровати с другой стороны. Чебриков стоял в ногах. Мирек заметил трубку, идущую к левой руке Андропова. Он спросил Чазова:
— Как долго пациент остаётся подключённым к диализатору?
Чазов вдруг занервничал.
— Уже около тридцати часов.
Мирек скривил губы.
— Побочные психологические воздействия?
Андропов скосил глаза на Мирека и резким голосом спросил:
— Уместен ли этот вопрос?
Мирек представил Шафера в подобной ситуации. Он улыбнулся и покачал головой.
— Думаю, да, товарищ Андропов. Ведь мы знаем, что зависимость пациента от аппарата, машины, особенно продолжительная, наносит ему существенную психологическую травму и в конечном счёте приводит к ухудшению его физического состояния. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению ваше психическое здоровье, но я всё же хотел бы выслушать мнение ваших врачей по заданному мной вопросу.
Андропов успокоился, но Петров так просто не сдавался. Он воинственным тоном заявил:
— Это всего лишь ваши предположения. У товарища Генерального секретаря не произошло никаких отклонений в плане его психологического состояния.
Мирек в ответ на это просто сказал:
— Ну и хорошо.
Он решил использовать против неугомонного Петрова метод отца Гамелли. Глядя на него, Мирек произнёс:
— В просмотренных мною материалах я почему-то не увидел результатов ультразвукового сканирования. Где они?
Мирек торжествующе замолчал. Он прекрасно знал, что подобные исследования стали проводиться в лучших западных клиниках всего лишь полгода назад. Отец Гамелли предполагал, что русским до этого ещё далеко, и оказался прав.
Убитым голосом Чазов сказал:
— Мы не проводили это исследование.
Мирек громко вздохнул.
— Я бы посоветовал вам также сделать дополнительно анализ на фенолсульфонфталеин. Сделайте это как можно быстрее. Я хотел бы увидеть результаты завтра.
Андропов уставился на Чазова, который нервно ответил:
— Конечно, профессор Шафер.
Петров напряжённо молчал. Мирек мысленно ещё раз поблагодарил отца Гамелли. Он почувствовал, что теперь является хозяином положения. Он согнулся над Андроповым, поднял его правое веко, заглянул в глаз и сказал:
— Состояние сетчатки нормальное. С этим всё в порядке.
А у Петрова он спросил:
— Не отмечается ли ослабление пропускной способности почек?
Петров мрачно кивнул.
— Да, мы отмечаем это явление.
Мирек едко заметил:
— За этим нужно внимательно наблюдать.
Ну что же, пожалуй, хватит. Он достаточно поиграл с удачей в прятки. Пришло время действовать. Мирек взял свой саквояж, открыл его и достал фонендоскоп. Петров пробурчал одобрительно:
— А я-то думал, что вы, вундеркинды, только с ультразвуком и можете управляться.
Мирек ответил ему снисходительной улыбкой. Обращаясь же к Андропову, он сказал:
— Товарищ Андропов, медицина — это сплав знаний, искусства и интеллекта. Я бы хотел послушать ваше сердце.
Андропов явно находился под впечатлением эрудиции «Шафера». Без возражений он стал расстёгивать пижаму. Мирек вставил наушники фонендоскопа в уши.
Кожа у Андропова была старческой. На груди осталось несколько пучков седых волос. Остальные были сбриты в связи с исследованиями.
Мирек провёл рукой по резиновой трубке и нащупал головку. Он подался вперёд, его рука чуть-чуть подрагивала. Медленно и очень осторожно Мирек положил головку фонендоскопа на грудь Андропова, чуть справа от сердца. Слегка надавив на головку, он заглянул в его глаза и подумал:
— Это тебе от моего отца Богдана!
Он подождал двадцать секунд. В ушах отдавался стук сердца Андропова. Мирек представил себе, как яд медленно направляется к сердцу, чтобы остановить его раз и навсегда. Он ещё раз взглянул в глаза Андропову и передвинул головку под самое сердце. Затем он снова легонько нажал на неё.
— Это тебе от моей матери Ханны!
Через двадцать секунд он подвинул головку на сердце. Указательным пальцем левой руки он нажал раз, два, три. Он чуть было не крикнул:
— Это тебе от моей сестры Иоланты!
Мирек опять посмотрел в глаза Андропову. В них промелькнуло недоумение. Мирек решил, что что-то всё-таки, видимо, было заметно по его лицу. Но это его уже не волновало. Его волновало только то, как бы не попасть в ад вместе с Андроповым.
Мирек встал, улыбнулся и задумчиво сказал:
— Отлично. Для вашего возраста просто отлично.
Недоумевающий взгляд Андропова сменился на удовлетворённый.
— Каков же ваш прогноз, профессор?
Мирек свернул фонендоскоп и положил его обратно в саквояж:
— Товарищ Генеральный секретарь, я считаю, что дела ваши отнюдь не настолько плохи, как вам, видимо, говорили. Разумеется, я изучу подробнее все материалы, а также результаты анализов, которые я предложил провести. Но уже сейчас могу сказать, что при правильном подходе к лечению мы сможем видеть вас в прекрасном состоянии ещё долгие годы.
И Чазов, и Петров стояли со скептическим выражением на лицах. Но Андропов широко улыбался Миреку, который добавил:
— Мне, очевидно, следовало бы навестить вас ещё раз дня через два-три.
Андропов твёрдо сказал:
— Я буду на этом настаивать.
Обращаясь к Чебрикову, он бросил:
— Проследи, чтобы у профессора Шафера было всё, что он пожелает, все!
* * *
В это время в двадцати километрах, в гостинице «Космос», гнев Стефана Шафера выплеснулся наружу, как лава вулкана. В течение часа он сидел и смотрел на неё. Он думал о том, что она с ним сделала. Он вспоминал слова, которые ей говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47