– Сенатор внезапно помрачнел и угрюмо уставился на ухоженный газон у себя под ногами. Он медленно поднял голову, взглянул на пожилую женщину и продолжил рассказ. – Я понимаю вас, Глория, могу представить себе ваши чувства, хотя у нас с Хэрриет и не было детей. А когда Хэрриет не стало, я остался совсем один. Но объявился Кризи, и после того как возмездие свершилось, я почувствовал себя как-то спокойнее.
Она перебила его. Ее тон показывал, что у них идет исключительно деловая беседа.
– Он работает один?
Сенатор отрицательно покачал головой.
– Кризи сейчас пятьдесят с небольшим, он в лучшей форме, какая только возможна в этом возрасте. После трагедии над Локербай он усыновил сироту-подростка по имени Майкл и воспитал его так, как считал нужным. Теперь они работают одной командой. Кроме того, Кризи может обратиться еще к нескольким совершенно потрясающим парням из его прошлой жизни… Мне довелось встречаться с некоторыми из них. Однажды они спасли мне жизнь. Поверьте мне на слово, они – лучшие из лучших.
Глория была дотошна и проницательна, она и апельсина не купила бы, не ощупав его со всех сторон.
– А что он делал потом?
– В детали я не вникал, – ответил Грэйнджер, – но несколько лет назад они с Майклом раскрыли и уничтожили существовавшую в Европе преступную организацию, которая торговала белыми рабынями. В итоге – помимо прочего – Кризи удочерил девочку. Сейчас ей уже семнадцать.
– Как это произошло?
Сенатор пожал плечами.
– Скорее всего, Кризи с Майклом освободили ее из рабства, когда ей было всего тринадцать. Она сбежала из дому после того, как отчим долго ее оскорблял да к тому же грозился совершить над ней физическое насилие. Рабовладельцы приучили ее к героину. Пока Кризи их преследовал, вырвав девочку из их логова, Майкл привел ее в чувство и отучил от наркотиков. А когда это дело завершилось, Кризи решил, что не может отправить ее обратно – в семью, из которой она сбежала. Не спрашивайте меня, как он это сделал, но ему удалось оформить удочерение.
– Она работает с ним и с Майклом?
– Нет. Поначалу хотела. Мечтала, чтобы Кризи обучил ее всему, как и Майкла, но через пару лет она получила что-то вроде психологической травмы. Все это тянулось два года. После этого девушка решила, что никогда в жизни не возьмет в руки оружия. Прошлым летом я к ним ездил, тогда она собиралась стать врачом. Она смышленая. Жизненный опыт сделал ее гораздо старше своих лет. Я помог ей поступить в колледж в Денвере, и когда начнутся занятия, она будет жить у меня… На следующей неделе как раз должна прилететь.
Пожилая дама задумчиво слушала.
Грэйнджер сказал:
– Я буду рад ее обществу, в присутствии молодежи дом оживает.
Казалось, Глория Мэннерз не слышит сенатора. Она глубоко погрузилась в раздумья. Внезапно она спросила:
– А где живет этот Кризи?
– На острове в Средиземном море… В доме на горе.
– Как вы с ним связываетесь?
– По телефону. Если хотите, я вечером ему позвоню.
Очень медленно она склонила голову и произнесла:
– Сделайте это, Джим, пожалуйста.
Глава 2
Томми Mo Лау Вон слегка наклонился вперед и осторожно взял кусочек сырой говядины. Опустил его в горячую воду, кипевшую в желобе, который опоясывал медную печку. В следующую секунду его примеру последовали четверо его подручных.
Они сидели в отдельном кабинете небольшого ресторана для избранных, расположенного в гонконгском квартале Цимшацуй. Ресторан этот славился монгольским национальным блюдом, которое готовили, опуская в кипящую воду кусочки мяса разных сортов. В конце трапезы выпивали остававшийся бульон.
Лицо у Томми Мо было как у херувима, а глаза – как у большой белой акулы. Он всегда говорил шепелявым шепотом, но его подручные улавливали его слова даже на расстоянии. Он усмехнулся чему-то своему. Сначала Томми просто хмыкнул, но этот звук перешел в затяжной приступ кашля. Остальные терпеливо ждали. Успокоившись, он поднял акульи глаза, в которых мерцали веселые искры.
– Вы верите этому дурню – Куок Линю? – Произнося имя, он снова ухмыльнулся. – Считал себя лучшим врачом Гонконга, если не всего Китая. Только потому, что учился в Европе и Америке, он возомнил о себе невесть что. – Томми наклонился вперед, как бы собираясь сообщить им что-то по большому секрету. Телохранители как по команде придвинулись к нему. – Он прислал мне заказной бандеролью кое-какие бумаги – медицинские документы, в которых говорится о том, что в роге носорога есть возбудитель рака. Он снова ухмыльнулся, и остальные подобострастно ответили ему усмешками. – Представьте себе только, – продолжал он, – хороший врач, а считал, что любой дед, покупающий рог носорога в надежде вернуть себе радости любви, обрекает себя на смерть от рака. Он, наверное, мне это прислал, надеясь, что я перестану торговать этим зельем. Он что, думал, я буду переживать, что лишняя пара-тройка похотливых стариков помрет от рака?.. Похотливых стариков, которые платят за мой порошок в тысячу раз больше, чем за золото?.. И этот старый болван послал свои бумаги мне… – главе 14-К!
Все пятеро рассмеялись.
Глава 3
Отец Мануэль Зерафа посмотрел на девушку. Она казалась гораздо старше своих шестнадцати-семнадцати лет. Длинные, прямые, выгоревшие на солнце волосы, золотистый загар на лице с высокими скулами, прямой нос и большие, полные губы. Она ответила ему слегка застенчивым взглядом. Девушка подмигнула? Или ему просто показалось? Да нет же, он был уверен, что она подмигнула в ту долю секунды, что он на нее смотрел. Она подмигнула и Майклу, сидевшему напротив нее. Значит, у нее на руках козырный туз, об этом она и сообщала партнеру. Священник взглянул через стол на своего партнера – Кризи.
– У нее туз, – сказал святой отец.
– Может быть, – задумчиво ответил Кризи. – А может быть, она блефует.
Почти неуловимым жестом крупный мужчина коснулся левой части груди, как будто хотел согнать муху. Священник принял сигнал к сведению: Кризи сообщал, что у него козырная дама.
Они играли в карточную игру, известную лишь на острове Гоцо. Называлась она бишкла. Рыбаки и крестьяне долгими зимними вечерами часами резались в карты в местных барах. Суть игры состояла в том, чтобы тайными знаками сообщить партнеру, какие карты у тебя на руках. И конечно, все блефовали с помощью тех же самых знаков. На деньги здесь никогда не играли, зато во время игры всегда царило веселье, а порой, когда срабатывал какой-нибудь совсем уж замысловатый трюк, карты просто бросали на стол.
Священник посмотрел на Майкла, который ответил ему невинно-чистым взглядом. Лет двадцать с небольшим, волосы черные как вороново крыло, резкие черты лица. Высокий и изящный, почти худой, но мышцы как стальные тросы.
– Может быть, он у Майкла, – сказал священник, обращаясь к Кризи.
Майкл рассмеялся и показал священнику две из трех своих карт – это были валет пик и четверка бубен. Третья карта лежала на столе рубашкой вверх, как бы подтрунивая над священником.
Кризи грубовато сказал:
– Бьюсь об заклад, он у Джульетты. Ходи-ка ты своим королем.
Священник положил на стол короля. Джульетта скинула пустую карту. Кризи выругался и сбросил свою даму, а Майкл поднялся со стула и с торжествующим криком хлопнул об стол козырным тузом.
Священник отодвинул стул.
– Обманщики! Пара молодых мошенников. – Он укоризненно ткнул пальцем в сторону Майкла и потребовал: – Пойди возьми бутылку холодного белого вина из того ящика, что я тебе подарил ко дню рождения, и принеси ее с парой стаканов во двор.
– Отец мой, – ответил Майкл, – вы подарили мне в день рождения, то есть уже четыре месяца назад, двенадцать бутылок вина. Осталось четыре. Из восьми выпитых вы сами опорожнили не меньше шести.
– Все вроде правильно, – сказал священник и вышел во двор.
Кризи проводил его взглядом глубоко сидящих глаз, прикрытых тяжелыми веками. Глаза эти не отражали никаких эмоций. Он встал и пошел вслед за священником. Походка у него была странная: сначала земли касались внешние стороны его ступней.
Старый каменный дом стоял в самой высокой части Гоцо, возвышаясь над островом, морем и небольшим соседним островком Комино, за которым в туманной дымке маячили очертания Мальты. Открывавшуюся отсюда величественную панораму святой отец мог созерцать до бесконечности.
Они расположились в парусиновых креслах подле бассейна. Отец Зерафа довольно хмыкнул и заметил:
– На острове говорят: «Живи так же, как играешь в бишклу, и плоды сами упадут тебе в руки». – Он махнул рукой в сторону прекрасного дома. – Сдается мне, что в твои руки плод уже свалился.
– Отец мой, – сказал Кризи, – я с этой поговоркой не согласен. Чтобы хорошо играть в бишклу, нельзя не шельмовать, а прожить жизнь достойно можно, только оставаясь честным. Плутовать в карты, когда от тебя только этого и ждут, если не играть на деньги, – прекрасная забава. Но коли верно все, что я видел и знаю, начнешь плутовать в жизни – тебе не плоды упадут в руки, а кирпич на голову свалится.
Священник вздохнул.
– Тебе надо было бы посвятить себя служению церкви. В воскресной проповеди не премину воспроизвести твои слова.
Майкл вышел из дома с подносом, на котором стояли бутылка вина, ведерко со льдом и два бокала. С подчеркнутой церемонностью он разлил вино и оставил мужчин вдвоем. Какое-то время они пили в молчании: два старых добрых друга не нуждались в бессмысленной болтовне.
Через некоторое время священник сказал:
– В последние недели, мне кажется, в твоем взгляде сквозит скука.
– Ты, святой отец, это точно подметил. В последнее время я чувствую какое-то беспокойство. С тех пор, как Джульетта стала ездить в клинику и осваивать медицинские премудрости, дел у меня почти никаких не осталось. На следующей неделе она улетает в Штаты учиться в колледже. А мы с Майклом подумываем о путешествии на Дальний Восток – хочу проведать некоторых старых друзей. Может быть, мы даже в Китай наведаемся, теперь с этим нет проблем. Ты знаешь, мне в жизни немало довелось побродить по свету, но когда путешествуешь с молодыми и показываешь им мир, сам начинаешь смотреть на него по-иному, свежими глазами. Думается мне, мы готовы в дорогу.
– Когда? – спросил священник.
– Ну где-то через пару недель. Сначала мы остановимся в Брюсселе, повидаемся с Блонди, Макси и остальными, а оттуда направимся на Восток.
Из кухни донесся телефонный звонок. Майкл снял трубку и ответил. Через минуту он крикнул:
– Кризи, это тебя… Джим Грэйнджер из Денвера.
Кризи что-то удивленно пробурчал и поднялся с кресла.
* * *
Когда минут через десять он вернулся, сел и взял в руку бокал, лицо его было задумчивым.
– Наши планы изменились, – сказал он священнику. – Мы отправляемся завтра, но не на Восток, а на Запад. – Он обернулся к Джульетте, стоявшей в дверях. – Завтра мы летим в Денвер – я, Майкл и ты.
Глава 4
Похороны у китайцев, как правило, ритуал, отработанный до мельчайших деталей. Профессиональные плакальщицы одеты в белые траурные одежды; чем громче они рыдают, тем больше им платят. Склеенные из яркой разноцветной бумаги дома, обстановка, машины и деньги сжигают в храме для того, чтобы все отошло с усопшим в мир иной.
Ничего этого Люси Куок Линь Фон делать не стала. Она просто кремировала тела отца, матери и брата, сложила пепел в одну урну и отвезла ее в старинное здание на берегу залива Козуэй. Там она заплатила несколько тысяч долларов, чтобы урну поставили на полку рядом с другими.
Когда она вышла из крематория, к ней приблизился мужчина европейского облика. Его светлые короткие волосы оттеняли красное, круглое, покрытое каплями пота лицо. Он был одет в легкий голубой костюм. Человек представился старшим инспектором Колином Чапмэном. Это имя она уже как-то слышала. Чапмэн возглавлял отдел гонконгской королевской полиции по борьбе с «Триадами». Когда убили ее семью, он находился в отъезде.
– Мисс Куок, не могли бы вы уделить мне немного времени для беседы? – Он говорил с сильным йоркширским акцентом, который почему-то ее раздражал.
– Все, что мне было известно, я, кажется, уже изложила вашему помощнику – инспектору Лау.
– Да, вы этим очень нам помогли. И тем не менее я был бы вам весьма обязан, если бы вы уделили мне еще несколько минут. – Он махнул рукой через дорогу в направлении чайного домика.
Люси вздохнула и посмотрела на часы.
– Ну что ж, пойдемте. Но только на несколько минут, – ответила она без энтузиазма.
* * *
Она заказала чашечку жасминового чая и пиво.
– Прежде всего, примите мои самые искренние соболезнования, – сказал он. – Для вас это было страшной трагедией.
Она отпила глоток из чашки и посмотрела на инспектора. В чайном домике было шумно. Люси окинула взглядом большой зал. Чапмэн был здесь единственным иностранцем, вполне вероятно – единственным иностранцем на несколько миль вокруг. Она почувствовала, как ее захлестывает негодование.
– Мне кажется очень странным, старший инспектор, что столь ответственный отдел полиции возглавляет англичанин. Это, наверное, то же самое, что послать на Сицилию немца руководить там борьбой с мафией. Иностранец никогда не сможет понять этих людей. Даже тех, кто тут находится. Я, конечно, уверена, что вы сдали экзамен по китайскому языку и говорите на нем достаточно хорошо, чтобы поражать девушек в баре на Ванчэй. Кстати, сколько вам лет?
Чапмэн вроде бы даже не обиделся. Люси заметила, что глаза у него глубокого темно-коричневого цвета.
– На следующей неделе мне исполнится тридцать пять, – сказал он, вынимая шариковую ручку из нагрудного кармана куртки. Потом придвинул салфетку и что-то очень быстро на ней набросал.
Она удивленно наблюдала за ним. Чапмэн убрал ручку в карман, сложил салфетку и подвинул ее к Люси. Развернув бумагу, она внимательно изучала то, что там было написано. Видно было, что она напряженно думает. На салфетке рукой опытного каллиграфа были выписаны шесть китайских иероглифов. Уловить их смысл Люси никак не могла. Она медленно подняла на инспектора взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35