"Опусти мне открытку."
"С видами?"
"Ага, любую" (потому что я договорился чтобы последние чеки мне отправляли почтой в Мексику) (поэтому позже с самого донышка мира я действительно послал ему открытку с ацтекским красным головным убором) -- (за что я вижу меня стебают все они втроем, Герке, О'Хара и Чарли: "У них там они тоже есть," имея в виду индейские рожи) -- "Прощай Чарли," а я так и не узнал как его фамилия.
61
Я на дороге, после того как они уезжают, иду полмили пешком чтобы свернуть за поворот и скрыться у них из глаз когда они вернутся -- Вот едет машина не в ту сторону но останавливается, в ней Фил Картер который постоянно в лодке на озере, старая добрая сазанья бродяжья душа, такой же искренний и широкий как угодья к востоку, с ним едет 80-летний старик который яростно и упорно смотрит на меня своими огненными глазами -- "Джек, хорошо что встретились -- это мистер Уинтер человек который построил хижину на Пике Опустошения."
"Хорошая хижина, мистер Уинтер, вы знатный плотник," и я действительно имею это в виду, вспомнив ветра лупившие по той оснастке на крыше когда сам дом, утопленный в бетоне стальными стержнями, даже не пошелохнулся -- лишь только когда гром потряс всю землю и в 900 милях к югу в долине Милл-Вэлли родился еще один Будда -- мистер Уинтер яростно прожигает меня своим освещенным взглядом, и ухмылка широченная -- как у старины Конни Мака -- как у Фрэнка Ллойда Райта -- Мы обмениваемся рукопожатиями и расстаемся. Фил, этот тот мужик который читал по радио письма мальчишкам, ничего печальнее и искреннее того как он их читал услышать было нельзя " -- и Мама хочет чтоб ты знал что Джж -- дж -- Джилси родился 23 августа, такой славненький мальчонка -- И здесь говорится" (встревает Фил) "не очень правильно написано, мне кажется твоя Мама что-то не так решила написать" -- Старина Фил из Оклахомы, где неистовствуют Черокские Пророки -- Он отъезжает прочь в своей гавайской спортивной распашонке, с мистером Уинтером (Ах Энтони Троллоп), и я его больше уже никогда не вижу -- Лет 38-ми -- или 40-ка -- сидел у телевизора -- пил пиво -- отрыгивался -- ложился спать -- просыпался с Господом. Целовал жену. Покупал ей маленькие подарки. Ложился спать. Спал. Водил лодку. Плевать хотел. Никогда не жаловался. И не критиковал. Никогда не говорил ничего что не было бы простым обычным разговором о Дао.
Я иду эти полмили за жаркий полыхающий поворот, солнце, марево, весь день автостопа с тяжелым рюкзаком будет опален солнцем.
Собаки что облаивают меня с ферм меня не тревожат -- Старый Навахо Джеко-Яки Чемпион Ходьбы и Святой Самопрощенной Ночи топает себе дальше к темноте.
62
В безопасности за поворотом так что Пэт и Чарли не будут надо мною смеяться, и даже может быть О'Хара с Герке где-нибудь сейчас едут, и увидят тут меня, своего постоянного летнего наблюдателя, стоящего опустошенным на пустой дороге в ожидании 4000-мильного перегона -- Яркий сентябрьский денек с парящим теплом, и жарковато, я вытираю лоб большим красным головным платком и жду -- Вот идет машина, сигналю ей, трое стариков, проносится мимо и останавливается поодаль и я пускаюсь за ней с мешком через плечо -- "Куда едешь, сынок?" по-доброму спрашивает меня крючконосый дед за рулем с трубкой во рту -- Двое других смотрят с любопытством -
"В Сиэттл," говорю я, "по 99, Маунт-Вернон, Сан-Франциско, всю дорогу -- "
"Что ж мы можем тебя чутка подбросить."
Выясняется что они едут в Беллингэм по 99-й но это к северу от моего маршрута и я прикидываю что вылезу там где они свернут с Дороги 17 по Долине Скагит -- Потом забрасываю мешок на заднее сиденье и втискиваюсь на переднее потеснив там двоих стариканов, не думая, не осознавая что тому который рядом со мной это может не понравиться -- Я чувствую как он весь застывает от любопытства немного погодя, а я тем временем болтаю себя не помня и отвечаю на все их вопросы про здешнее захолустье -- Ну и странные же эти трое старперов! Водитель уравновешенный, справедливый, открытый, решил жить в согласии с Богом, и остальные это знают -- рядом его старейший партнер, тоже Богопослушный, но не так залипает по доброте и кротости, немного подозрительно относится ко всеобщим мотивам -- Все это ангелы в пустоте -- На заднем сиденье такой натуральный хитрован, в том смысле что с ним все в порядке, он просто по жизни занял заднее сиденье, чтобы наблюдать и интересоваться (вроде меня) и поэтому как и во мне в нем есть немного от Дурня и еще немного есть от Лунной Богини -- Наконец когда я говорю "Там наверху дует славный ветерок," чтобы закруглить долгую беседу, а Крючконосый тем временем срисовывает один за другим повороты, никто из них мне не отвечает, мертвая тишина, и такого меня молодого Колдуна типа наставили на путь истинный Трое Старых Колдунов чтоб я хранил молчание, ибо ничто не имеет значения, мы все Бессмертные Будды Познавшие Время, поэтому я затыкаюсь и наступает долгое молчание пока хорошая машина несется дальше а меня переправляют на другой берег Нирманакайя, Самбогхакайя и Дхармакайя все Трое Будды, а на самом деле один, рука моя ниспадает на ручку правой дверцы а ветер дует мне в лицо (и еще от впечатлительности-возбужденности того что я вижу Дорогу после многих месяцев среди скал) я врубаюсь в каждый домик и дерево и луг по пути, хорошенький мирок взбитый для нас Господом чтоб видеть его и странствовать и смотреть как в кино, тот же самый грубый мир который исторгнет дыханье из нашей груди и уложит нас в конце в омертвевшие гробницы, нас кто не станет жаловаться (кому лучше этого не делать) -- Чеховский ангел тишины и печали пролетает над нашей машиной -- Вот мы въезжаем в старый Конкрит и минуем узкий мост и тут все эти кафкианские серые цементные заводы и подъемники для бадей с бетоном в милю длиной уходящие в бетонную гору -- потом маленькие американские автомобильчики запаркованные наискось монашеской деревенской Главной Улицы, с жаркими вспыхивающими витринами скучных лавок, Пятерок-Десяток, женщины в ситцевых платьях покупают пакеты чего-то, старые фермеры мнут ляжки в магазине кормов, в скобяной лавке, люди в темных очках на Почте, сцены которые я буду видеть до самых границ Феллахской Мексики -- сцены сквозь которые мне придется ехать стопом и сквозь которые мне придется оберегать свой мешок (на Перевале Гранта в Орегоне за два месяца до этого жирный старый ковбой на грузовике с гравием специально пытался переехать мой рюкзак стоявший на дороге, я выдернул его как раз вовремя, он лишь осклабился) (Я помахал чтобы он вернулся, потряс кулаком, слава Богу что он меня не видел, это было б "Он нынче в каталажке, этот наш Бродяга Боб, раньше пил играл и грабил, а теперь он занемог") (и нет мне спасенья с широкополой ковбойской опустошенной мексиканской шляпой, сворачивая сигаретки в захудалом салуне, а потом подрежу кобылку да и дерну в старую Мексику) (Монтерей, Мацатлан желательно) -- Три старых обормота докатывают меня до окраины Седро-Вулли где я и вылезаю чтобы ехать столом по 99 -Спасибо им -
Я перехожу через раскаленную дорогу к городку, собираюсь купить новую пару ботинок -- Сперва причесываюсь на бензоколонке и выхожу и там на тротуаре чем-то занята симпатичная женщина (расставляет банки) и ее ручной енот подходит ко мне а я присел на корточки на минутку сворачивая сигаретку, тянется своим длинным странным нежным носом к кончикам моих пальцев и просит поесть -
Потом я стартую -- на той стороне уходящей за поворот дороги какая-то фабрика, парень что там дежурит у ворот наблюдает за мною с величайшим интересом -- "Посмотрите на этого типа с рюкзаком за спиной который голосует на дороге, куда это к чертям собачьим он направляется? откуда он едет?" Он смотрит на меня так пристально пока я двигаюсь дальше, ныряю в кусты по-быстрому пописать, и дальше через каровые озера и канавы нефтеразработок между асфальтовых полос автотрассы, и выхожу оттуда и ковыляю в своих больших раздолбанных с торчащими гвоздями башмаках уже в сам Седро-Вулли -- Первой моей остановкой будет банк, вот он банк, некоторые таращатся пока я тащусь мимо -- да-да, карьера Джеки Великого Святого Пешехода только началась, он свято заходит в банки и меняет правительственные чеки на дорожные аккредитивы -
Я выбираю хорошенькую школьномармеладную рыженькую хрупкую девчушку с голубыми доверчивыми глазами и объясняю ей что хочу получить аккреритивы и куда иду и где был и она выказывает интерес, да так что когда я говорю "Надо подстричься" (имея в виду за все летние горы) она отвечает "Не похоже чтобы вам нужно было стричься" и оценивает меня по достоинству, и я знаю что она меня любит, и сам люблю ее, и знаю что сегодня вечером могу гулять с нею под ручку до берегов Скагита под светом звезд и ее не будет заботить что я сделаю, милую -- она позволит мне осквернять себя по-любому и всякому, ей этого и хочется, женщинам Америки нужны партнеры и возлюбленные, они стоят в мраморных банках весь день и имеют дело с бумагой и бумагу же им подают в Дорожном Кафе после Бумажного Кино, а они хотят целующих губ и рек и травы, как в старину -Я настолько погружаюсь в ее хорошенькое тело и милые глаза и нежный лоб под нежной рыженькой челочкой, и в крохотные веснушки, и тонкие запястья, что не замечаю как позади уже скопилась очередь из шести человек, злые ревнивые старухи и молодые парни в спешке, я быстро оттуда ретируюсь, со своими аккредитивами, подбираю сумку и смываюсь -- Бросаю единственный взгляд назад, она уже занята со следующим клиентом -
Как бы то ни было настало время выпить свое первое пиво за десять недель.
Вот салун... по соседству.
Стоит жаркий день.
63
Я беру пиво у большой сияющей стойки и сажусь за столик, спиной к бару, и сворачиваю покурить, и подходит трясущийся старик лет 80 с клюкой, садится за столик рядом со мной и ждет глядя своими тусклыми глазами -- О Гоген! О Пруст! будь я таким же художником или писателем, уж я бы описал это изъеденное и гнусное лицо, пророчество всего горя людского, никаких век никаких губ, никаких пизд под светом звезд для этой милой несчастной развалины, и все эфемерно, и все равно уже утрачено -- Выуживает свой маленький доллар целых пять минут -- Держит его дрожащими руками -- Долго смотрит в сторону бара -Бармен занят -- "Почему он сам не встанет и не сходит себе за пивом?" О, это история спеси днем в баре Седро-Вулли на северозападе Вашингтона в мире в пустоте которая суть опустошение вверх тормашками -- Наконец он начинает грохотать своей клюкой и стучать требуя чтобы его обслужили -- Я допиваю пиво, покупаю еще одно -- Думаю о том чтобы принести пива ему -- К чему вмешиваться? Черный Джек запросто может влететь сюда паля из всех револьверов и я прославлюсь на весь Запад застрелив Слэйда Хикокса я спину? Пацан из Чихуахуа, я ничего не говорю -
Два пива не вставляют меня, я понимаю что в алкоголе нужды нет что бы ни было у тебя на душе -
Я выхожу купить себе башмаки -
Главная Улица, магазинчики, спортивные товары, баскетбольные, футбольные мячи для наступающей Осени -- Элмер счастливый пацан уже готов воспарить над футбольным полем и трескать здоровые отбивные на школьных банкетах и получать свой аттестат, уж я-то знаю -- Захожу в магазин и топаю в глубину и снимаю глиноступы и пацан подает мне синие ботинки с полотняным верхом и толстыми мягкими подметками, я их надеваю и прохаживаюсь, как по раю гуляешь -Покупаю, оставляю старые башмаки прямо там, и выхожу -
Присаживаюсь у стенки и закуриваю сигарету и врубаюсь в маленький полуденный город, за городом сенно-зерновая силосная башня, железная дорога, склад леса, совсем как у Марка Твена, вот где Сэм Грант положил целый миллион за могилы Гражданской Войны -- эта сонная атмосфера вот что разожгло пожар в виргинской душе Джексона Каменной Стены, растопка -
Ладно, хватит -- обратно на шоссе, через пути, и на поворот ловя движение на все три стороны -
Жду минут пятнадцать.
"В автостопе," думаю я, чтоб упрочить себе душу, "бывает хорошая Карма и плохая Карма, хорошая компенсирует плохую, где-то дальше по этой дороге" (я смотрю и вот они, концы ее в мареве, безнадежное безымянное наше ничто) "есть парень который возьмет тебя до самого Сиэттла чтобы ты сегодня же вечером получил свои газеты и вино, будь добрым и жди" -
А останавливается светловолосый пацан с язвой который поэтому не может играть в футбольной команде старшеклассников Седро-Вулли, но был восходящей звездой (я думаю так, он наверняка был самым лучшим), но ему позволили бороться в команде по борьбе, у него крупные ноги и руки, в 17, я тоже был борцом (Чемпион Черная Маска в квартале) поэтому мы разговариваем о борьбе -"Это классическая борьба где становишься на четвереньки, а парень у тебя со спины, и погнали?"
"Правильно, никакой туфты как в телике -- все по-настоящему."
"А как очки считают?"
Его долгий обстоятельный ответ довозит меня до самого Маунт-Вернона но мне вдруг становится его жалко, что я не смогу остаться побороться с ним, и даже мячик попинать, он в самом деле одинокий американский пацан, как и та девчонка, ищет ничем не усложненной дружбы, чистоты ангелов, я содрогаюсь от мысли о клаках и кликах в старших классах раздирающих его на части к тому же его родители и предостережения врача и ему достается только пирожок среди ночи, никакой луны -- Мы жмем друг другу руки, вылезаю, и вот он я в 4 пополудни жаркое солнце и машины возвращаются домой с работы равномерным потоком, на углу, перед бензоколонкой, все так озабочены тем чтобы свернуть за угол что им некогда рассматривать меня поэтому я там зависаю почти на целый час.
Смешно, жутко, человек сидит в кадиллаке на обочине и кого-то ждет, сперва когда он трогается я сигналю ему, он глупо ухмыляется и разворачивается и останавливается на той стороне дороги, затем снова заводится и снова разворачивается и опять проезжает мимо меня (на этот раз я глух и нем) и опять останавливается, раздраженное нервное лицо, О Америка что сделала ты со своими детьми машина! Однако магазины полны лучшей в мире еды, вкуснейших добряков, нового урожая персиков, дынь, всех сливочных плодов Скагита богатого личинками и влажной землей -- Потом подъезжает МГ и Боже мой там же Рыжий Коан за рулем, с девчонкой, он говорил что это лето проведет в Вашингтоне, он яростно разворачивается на подъездной дорожке к гаражу а я ору "Эй Рыжий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24