Здесь мы обнаруживаем факты еще более интересные и увлекательные.
Ее предки тоже были из потомственных дворян. А это, как вы, наверное, знаете из школьной программы, в советские времена основательно усложняло жизнь в СССР.
Прадед, тот вообще числился белым офицером, вроде бы сражался в армии не то капитана Врунгеля, не то барона Врангеля и уплыл из Одессы к турецким берегам на последнем пароходе, оставив беременную жену у своих родственников-одесситов. Впоследствии разбогател, создав первую и единственную киностудию по производству порнофильмов на сюжеты из русской истории.
Киностудия называлась «Русское Порно», и среди эмигрантов до сих пор бытует мнение, что именно он переделал известное выражение «Ни войны, ни мира, а армию распустить!» в «Ни войны, ни мира, а нравы – распустить!».
Хотя, мне кажется, это просто злословие завистников.
Так вот, листаем дальше. Дед, отец матери, во время Второй мировой, в 42-м, вступил в освободительную армию Власова, искренне веря, что, после того как фашисты очистят Россию от большевиков, будет восстановлен нормальный ход вещей. Однако все обернулось иначе. В 45-м в Германии он попал в плен к американцам, был вывезен в Штаты, где и умер несколько лет назад, до конца своих дней боясь, что его выкрадут чекисты, увезут в Россию и подвесят за жабры.
В том же победном 45-м наша мудрая бабушка-красавица, породистая такая светская львица, вторично вышла замуж за контуженого и израненного героя Отечественной войны, вскоре выродившегося в среднего областного партийного работника. Но своим решением бабушка спасла от позора, а возможно, и от смерти в лагере себя и своих детей.
Мама, следуя заветам своей матери, нашей мудрой бабушки, также из чувства самосохранения вышла замуж за партаппаратчика, мелкого карьериста, номенклатурного жука, бюрократического червя хрущевско-брежневской формации. Между прочим, я говорю о своем отце.
Вот из такого, мягко говоря, человеческого варева и появляются чудовища вроде меня или моего братика.
Короче, bad boy, очень бэд и очень бой.
Универ побоку, «мерс» всмятку, подругу отправили в абортарий, мама упала в обморок, папа впал в бешенство, младший брат у себя в комнате составлял учебный бизнес-план для зачета в финансово-экономическом колледже, а я, насвистывая мелодию из фильма «Крестный отец», стал собирать вещички на деревню к чертовой бабушке.

Радио «ЕВРОПА ПЛЮС АЗИЯ»:
«Юноши играли в баскетбол в спортивном зале школы № 5 в подмосковном городе Пушкино. Поиграли, пошли в раздевалку. Неожиданно в окно просунулось дуло пистолета. Раздались выстрелы. Трое юных спортсменов тяжело ранены, находятся в реанимации.
Ответственность за эту террористическую акцию взяли на себя последователи международной секты-банды «Тренч-коат мафия», главная цель которой – уничтожение негров и спортсменов».

ИГРА В ГЛУХОЙ ТЕЛЕФОН.
ЧАС ПРЯМОГО ПРОВОДА
Я стоял в телефонной будке и отчаянно блевал.
Сначала были поминки по какому-то засухарившемуся саксофонисту-гомосексуалисту, вздернувшемуся в сортире над унитазом после того, как его друг женился на рабочем и крестьянке в одном теле. А потом приехал этот самый друг с ящиком водки и дюжиной шампанского и объявил, что у него только что родился сын. И поминки по русской традиции плавно перетекли в именины.
– Сын на кого похож? – поинтересовались мы.
– Обижаешь! Она у меня красавица! Пользуется успехом.
– Так на кого сын-то похож? – не унимались мы.
– На кого, на кого! – вдруг взорвался он. – На квартиранта, блин. Комнату у нас снимал, ботаник херов. Вежливый, жена призналась, что он трахнул ее, объясняя способ размножения пестоцветных растений. Лютики, ландыши, ласки любовные… Встречу – как сорняк выкорчую.
Я как-то непредусмотрительно намешал водку с шампанским, после чего мы заехали в ночной пивбар и традиционно залакировали все это дело темным пивом.
И вот теперь я стоял в телефонной будке и отчаянно блевал на свои тупоносые, по нонешней моде, фирменные, между прочим, ботинки.
В глазах плыло, свет в будке был желтый и мутный. На одной из стен телефона-автомата фломастером кто-то аккуратным ученическим почерком вывел:
«Даю в зад и сосу у больших негров. Фирма „Сосулька", спросить Шарлотту».
И номер телефона.
Я был основательно пьян и, так как решительно не мог вспомнить ни одного знакомого телефона, несколько раз промахнувшись мимо цифр, все-таки набрал указанный номер.
– Извините, куда я попал? – вежливо поинтересовался я, когда женский голос ответил мне «да».
– В жопу пальцем, – так же вежливо проворковал мне голосок. – А вы куда метили?
– Не поверите, но ваш телефон я прочитал на стене телефона-автомата в очень неприличном контексте. (Здесь меня опять начало штормить, и я, закрыв трубку ладонью, блеванул дальше, чем мог увидеть.)
– Я знаю. Просто я поссорилась со своим другом, и он пишет обо мне всякие гадости везде в городе, на всех стенах и углах.
– Наверное, он вульгарный тип, потому что он пишет о вас просто ужасные вещи. Он называет вас Шарлоттой, и еще здесь про негров как-то очень уж натуралистично… (Одеревеневшие губы не слушались меня, к тому же я, как назло, начал икать. Это нервное, подумал я, зажимая в очередной раз трубку. Но запах! Господи, как ужасно воняют теперь мои фирменные тупоносые ботинки. Хорошо, что запах не передается по телефону.)
– Да нет, он хороший. Просто я его действительно жестоко кинула.
Девица, видимо, большая оригиналка, подумал я, и вновь спросил:
– А как вы его кинули, если не секрет?
– Секрет. А вам что, поговорить не с кем? Звоните в два часа ночи.
– А про негров это тоже, того…
– Не знаю, что там про негров он написал, но мне давно уже пора спать. До свидания.
– Шарлотта! Айн момент, – мне стало грустно от мысли, что сейчас я опять останусь совсем-совсем один посреди темного ночного города. – Можно я когда-нибудь вам еще раз позвоню?
– Позвоните? Ну, не знаю.
– Ну пожалуйста! Я очень порядочный человек. (А не соврал ли я? – подумалось мне здесь.)
– До свидания, порядочный человек.
– Спасибо. Спокойной ночи, – пролепетал я, повесил трубку и пошел ловить такси.
Проспавшись, с обеда и до самого вечера я ходил по городу, искал, но телефонной будки, в которой на стене был написан тот телефон, так и не нашел.
А была ли девочка, подумал я тогда, была ли Шарлотта?
«ПИСЬМО СЕМЕНА БАТАЕВА
С ДАЛЕКОГО ЗАПАДА
О СУЩНОСТИ СОВРЕМЕННОГО
ЕВРОПЕЙСКОГО ИСКУССТВА,
А ТАКЖЕ ОБ ОДНОНОГОМ МОНАХЕ»
Один наш общий знакомый, вернувшийся из Европы, привез мне дискету с длиннющим посланием от Семена.
Сам Семен как будто сквозь землю провалился: сколько я ни пытался на него выйти через Интернет или по телефону – бесполезно. Знакомый, который привез мне дискету, сказал, что Сэм неожиданно для всех уехал не то в Канаду, не то в Латинскую Америку. Вроде как у него появились проблемы с германской полицией или с местной мафией, или с теми и другими сразу. Короче, обычные для Семена запутанные денежные дела.
Я отпросился с работы и дома, засев за компьютер, открыл дискету.

«Привет, Глеб!
Пишу тебе из где находится пансионат для таких, как я, талантливых нищебродов.
Извини за кондовый канцелярский язык моих писем и за мою всегдашнюю патетику – сам знаешь, хорошо писать в этой жизни я умею только справки о помиловании.
Скажу тебе сразу, Запад полностью разочаровал меня как художника. Возвращаться я, конечно же, не собираюсь, но что касается хваленого свободного искусства, то…
Ну, во-первых, никакой свободы творчества здесь давно уже нет. Я ожидал увидеть людей независимых и гордых своим призванием, истинных интеллектуалов, что называется, впитавших знание мировой культуры с молоком матери. А столкнулся с художниками, зависимыми от государства и того, что о них скажут или напишут в газетах, гораздо в большей степени, чем у нас в России.
Они живут и творят в рамках очень тесного мира, определенного рынком и господствующей идеологией (причем не только художественной, но и политической!). Увы, роль художника здесь декоративна, а звание творца весьма условно.
На Западе давно уже никто не ставит по-настоящему революционных целей и задач, как это делали титаны Ренессанса или модерна начала века. В их искусстве все расписано, нормировано, разложено по полочкам, просчитано и направлено только на коммерческий успех.
Никогда еще западный художник не был так зависим от мнения, вкусов и желания публики, богатых меценатов и покупателей, как сегодня.
Из всего русского искусства признается только опыт художников, работавших еще в дореволюционные годы, то есть супрематизм Малевича, конструктивизм Татлина, абстракционизм Кандинского.
Что касается эстетических ценностей, то здесь сложилась ситуация, когда государственные субсидии даются под диктовку очень ограниченной горстки критиков, тесно связанных с такими же кругами в печати, органах политической власти и пр.
Это сильно напоминает некий тайный масонский орден, мафиозный клан, и действуют они практически так же, как у нас в советские годы работали всевозможные творческие союзы, закрытые партийные кормушки, цензурные комитеты.
Никакой честной творческой конкурентной борьбы, никакого естественного духа соревновательности на Западе давно уже нет. Теория бесконфликтности и прикормленного государством чистого искусства, забытая в России, обрела здесь вторую родину. Если хочешь реализоваться как художник, нужно, как Гоген, ехать искать свою Полинезию…
Ну да ладно, так было всегда, зло, равно как и пошлость с банальностью, только меняет форму своего присутствия в мире.
Теперь о том, что я накопал для тебя в библиотеках об Одноногом Монахе. Еще раз, блин, прошу прощения за сумбурность и путаность моего послания (видишь, какой я здесь стал вежливый, МАТЬ ТВОЮ!), но пришлось перелопатить ХЕРОВУ КУЧУ литературы, поэтому, сам понимаешь, было не до красивостей стиля. Думаю, и для тебя главное – сама информация.
Оказывается, здесь, в Европе, легенды об Одноногом Монахе знают гораздо лучше, чем у нас. Эти истории, особенно в прошлом веке, даже принесли некоторую славу городу Волопуйску и, возможно, когда-нибудь сделают его местом паломничества особо продвинутых туристов-интеллектуалов.
Исследователям восточно-европейского фольклора известны по крайней мере две попытки великих людей обессмертить Одноногого Монаха в своих произведениях. Это незаконченная поэма Гете и найденные в архиве Вагнера черновики и наброски оперы с одноименным названием «Одноногий Монах».
Гете не смог закончить поэму по причине, как он сам признавался в беседах с Эккерманом, удивительной сопротивляемости материала. Так тяжело у него шла работа только над «Фаустом», и сил на еще один такой же титанический рывок у него уже не было.
Вагнеру же закончить его оперу помешала естественная смерть. Но в одном из писем к Фридриху Ницше он с восторгом писал, что, несмотря на смертельную усталость, какую приносит ему работа над оперой, она станет одним из самых лучших его созданий, наряду с «Валькирией», «Гибелью богов» и «Парсифалем».
Я уже говорил тебе, что личность Одноногого Монаха, так же как, например, личность доктора Фауста или Нострадамуса, является полуреальной, полумифической. Существует, впрочем, несколько его жизнеописаний. Одно из них звучит так.
Одноногий Монах (настоящее имя его не сохранилось) был самым талантливым в XIV веке специалистом в области врачевания и бальзамирования. Из монастырей всей средневековой Европы к нему спешили гонцы, если где-нибудь заболевал или умирал известный и уважаемый в европейском мире человек.
Левую ногу он потерял из-за гангрены. Она началась у него не то в результате перелома, случившегося где-то в Гималаях, во время миссионерской экспедиции, не то из-за укуса кобры во время Великой африканской экспедиции Святой католической церкви 1320 года, когда были обращены в христианскую веру несколько сотен тысяч чернокожих африканцев (большая часть из которых спустя 13 лет превратилась в носителей самой страшной сатанинской секты, в дальнейшем известной в Европе как „Ву-Ду").
Был он неутомим в жажде познания, ибо, как сам признавался, во всем, что нас окружает, есть Бог. И если Всевышний оставил в каждой окружающей нас вещи частичку себя, то можно попробовать собрать эти частички воедино, как разбитое зеркало, и как только оно срастется, в этом зеркале отразится истина мира.
Это его, скажем прямо, достаточно наивное учение о мире тогда было воспринято некоторыми фундаментальными ортодоксами Святой римской церкви как одна из разновидностей ереси катаров и вальденсов. Тут же поступил первый запрет на распространение Одноногим Монахом своего учения.
Он смиренно принял решение отцов церкви и уединился в глухой окраинный монастырь святого Юлиана самой захудалой епархии, которая находилась тогда на границе Центральной Европы и юго-восточных полудиких земель, аккурат в тех местах, где стоит городок Волопуйск, в котором ты сейчас, Глеб Борисович, и проживаешь.
Далее. Одноногий Монах вел аскетический образ жизни, с утра до позднего вечера трудился на благо этого захудалого монастыря и Святой римской церкви, а по ночам, говорят легенды, его продолжал искушать бес честолюбия и гордыни. И чем более жесткие обеты принимал Одноногий, тем эти искушения становились все соблазнительнее и непреодолимее.
Единственной ценностью этого отдаленного монастыря была одна из крупнейших европейских библиотек того времени, где в основном были собраны труды по вопросам врачевания и книги о различных свойствах веществ и металлов.
Говорят, что в одной из комнат, под несколькими замками, в монастыре хранились книги алхимиков и преданных анафеме ересиархов, начиная с первых вселенских соборов и до XIV века. Чтобы, если понадобится, иметь под рукой образцы богопротивной и мерзопакостной литературы.
Ключ от этой комнаты, как рассказывают легенды, Одноногий получил непосредственно от демонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32