Особенно если с утра похмелиться успеешь!
– Истинный Бог! – с восторгом стал оправдываться Мотя. – Да чтоб мне больше водки не пить, и баб, это самое…
– Клятва страшная. Ну что, поверим, Глеб Борисович?
– Вы как хотите, а я пошел выяснять подробности! – сказал я и отправился просить редакционную «Волгу», чтобы самому сгонять на место происшествия.

ИНТЕРНЕТ-ШОУ:
«В 1907 году генерал Пабло Кастильяно, никарагуанский революционер, сидел в своей палатке, строя планы завтрашней битвы, когда с небес упал гигантский метеорит и стер с лица земли и генерала, и его палатку, и мечты о грядущей победе».

ДЕРЖИ СВОЙ УМ В АДУ И НЕ ОТЧАИВАЙСЯ
На днях в редакцию кто-то принес известие, что художник Макс Пигмалион, сотворивший Шарлотту и выпущенный несколько месяцев назад из «Австралии», окончательно задвинулся и угодил в милицию по подозрению в убийстве. А ужасные подробности его сумасшествия я прочитал в газете «Криминальная правда»:
«…Тяжело дыша через противогазы, оперативники изумлялись все больше и больше. Такого они, люди ко многому привычные, еще, кажется, не встречали. Вся комната, обстановка которой состояла из одной кровати, была завалена кучами ветхой гниющей одежды, подобранной явно на свалках и помойках. Иконки и религиозные картинки на обшарпанных замусоленных стенах. Загаженная донельзя кухня, какие-то кости, валяющиеся на столе. Ванна, забитая тем же гнилым тряпьем.
Оперативники брезгливо разгребли это тряпье и остолбенели от ужаса. На дне ванны в мутной вонючей воде был обнаружен труп с „далеко зашедшими гнилостными изменениями”, как потом будет отмечено в протоколе осмотра. Без головы. С удаленными внутренностями и половыми органами. Без рук и без ног, которые чуть позже нашли запакованными в отдельный пакет под ванной.
Дальше – больше.
На кухне увидели обычное пластмассовое ведро со сваренными костями. Оказалось, к еще большему ужасу нашедших это, что кости в ведре, кости, разбросанные по столу, кости, которые с урчанием разгрызала собака, не что иное, как фрагменты человеческого черепа…
Максим Андреевич Медведев родился в 1953 году на Гомельщине. Рос обычным, нормальным мальчишкой. Поступил в Суворовское училище – мечта многих пацанов. После четырех лет учебы пришлось его оставить – подвело здоровье. Вот тут-то и начались некие странности…
В 1974 году он „реагировал на обстановку неадекватно, обнажался, беспричинно смеялся, наблюдались периоды полного выпадения из реальности”.
В 1992 году „…был дурашлив, считал себя святым человеком, человеком от Бога, говорил, что в него вселился дух Одноногого Монаха (навязчивая идея)”.
В 1995 году был „…генералом милиции, священником, полностью отсутствовала критика своего состояния”.
Последняя экспертиза, проведенная после описанных событий, говорит, что „Святой отец” „…к контакту труднодоступен, считает себя святым человеком, пророком, Одноногим Монахом (усилившаяся навязчивая идея неизвестного происхождения). Труп нашел на кладбище, где, по его словам, видел множество человеческих останков…
Пытается петь песни на хорошо им освоенных еврейском, китайском, вьетнамском, итальянском, немецком, французском и многих других, предположительно, африканских языках.
Считает себя чистокровным евреем… Труп, обнаруженный в ванной, – это будто бы останки его матери Розалии Семеновны Эрнст.
Периодически ведет себя агрессивно, раздражителен. Постоянно испытывает чувство тревоги. Говорит, что Одноногий уже вернулся (кто этот Одноногий – выяснить пока не удалось).
К слову сказать, до помешательства он был довольно известным художником-авангардистом по кличке Пигмалион. Неоднократно бывал за границей.
По одной из версий, умственное помешательство произошло на почве семейных неурядиц и разрыва с гражданской женой, Шарлоттой В.”»

Пигмалион, когда уже сходил с ума, стал давать в местной газете такие платные объявления:
«Продаю кошмарные сны. Оптом и в розницу. Или меняю на кошмары XI-XIV веков. Посредников, журналистов и психиатров просьба не беспокоиться».

– Как это случилось? – вопрошал меня по телефону из своего прекрасного далека Семен.
– Он спрыгнул со своей крыши и угодил головой в небо.
А я, несмотря ни на что, продолжал встречаться с Шарлоттой. Выполнять все ее прихоти. Писать ей стихи, а иногда такие вот глупые записки:
«Шарлотта! Я бы хотел записать тебя на бумагу, как стихотворение, выучить наизусть, а потом листок этот уничтожить, чтобы никто больше не смог узнать твою загадку! Тогда я был бы единственным, кто знает тебя полностью и с кем ты останешься теперь до конца…»

– С тобой трудно, без тебя – скучно, – зевнув, сказала она мне в ответ.
Первый признак того, что человек начал сходить с ума – это то, что он стал говорить правду. А я стал говорить Шарлотте только правду. В мире все меняется, кроме правды. Поэтому правда становится тормозом, который нужно уничтожить. Разве нет?
На что я потратил свои лучшие годы, черт возьми? Я подробно изучал географию Шарлоттиного тела. И что, сделал ли какие-нибудь значительные открытия? Увы, нет. Те же выпуклости и вогнутости, те же холмы и впадины.
Если вы даете женщине деньги, то это дружба. Если она требует у вас денег – то это уже любовь.
…Я лежал в самом центре этой душной августовской ночи, курил одну за другой и думал о том, что в сущности Шарлотта, как и все женщины, – шлюха и блядь, и любовь для нее – дело десятое, и я ей, по большому счету, абсолютно безразличен, а она просто похотливая, бессердечная сука и очень скоро забудет о наших отношениях, и, как только мы расстанемся, сразу же начнет искать кукурузину потолще да подлиннее, и что…
– Зря ты так обо мне думаешь, я ведь не ангел-хранитель, я – твой демон-хранитель, – вдруг сказала Шарлотта голосом Аси (Господи, или этот случай произошел, когда я еще жил с Асей, и мне в тот раз показалось, что ее голос очень сильно напоминает голос Шарлотты?), а я так и не понял, мне ли она это сказала или еще кому-то живущему в ее снах.
Как-то из окна своей квартиры я видел смерть красивого породистого пса. Дело было так. За облезлой сукой, у которой, видимо, началась течка, увязался этот холеный домашний пес. Судя по ошейнику, который был у него, он просто убежал от хозяев, почуяв непреодолимый зов природы.
Кобелек неотрывно следовал за своей сукой. А она, играя, то подманивала его к себе, то вновь убегала. Он как слепой несся за ней, не замечая ничего вокруг. И вот сука легко, даже как-то грациозно, не спеша, перебежала проезжую часть дороги перед самым носом грузовика. Кобель, естественно, неотступно следовал за ней. И как раз угодил под колеса машины.
Визг, вой, хрип отчаяния извивающегося на дороге с переломанными костями кобеля. Сука на секунду остановилась, повернула морду в сторону пытающегося встать на разъезжающихся передних лапах своего недавнего ухажера и как ни в чем не бывало побежала дальше.
Водитель грузовика оттащил собаку за придорожную бордюрину, осторожно положил на траву, с минуту постоял рядом с ним, повздыхал, покачал головой и, видимо, понимая, что больше ничем не сможет ему помочь, запрыгнул в кабину и уехал.
Пес еще какое-то время тоскливо повыл, но никто, ни я, смотрящий на эту трагедию из окна своей квартиры, ни та сука, из-за которой он так нелепо погиб, ни мчащиеся мимо автомобилисты не пришли к нему, чтобы хоть как-то скрасить его последние минуты.
Вой его был, видимо, воем отчаяния всеми покинутого, обманутого жизнью и теперь умирающего в полном одиночестве существа. В истерике и бессмысленной злости он еще раз попытался встать, заскреб лапами по земле, а потом его тело забилось в агонии…
После смерти Хунты Янис Фортиш стал настырнее напоминать мне о себе.
То почтальон принесет мне пустой конверт как бы заказного письма, вся информация которого содержится в лозунгах на трех почтовых марках: «Счетчик включен! Время платить» («за электроэнергию» – зачеркнуто красной капиллярной ручкой).
То глубокой ночью меня подбрасывает телефонный звонок. С дико бухающим сердцем я хватаюсь за трубку.
– Это морг?
– Нет.
– А это не Глеб Борисович случайно?
– Да, это я.
– Удивительно, значит вы еще не в морге?
Спросонья я совсем потерял дар речи.
А в трубку вдруг зло и грубо прокричали:
– Не забудь, сука, что ты должен сделать, чтобы туда не попасть!
И повесили трубку.
А тут я возвращался поздно вечером домой с дружеской попойки – так дело вообще дошло до дешевой уголовщины.
Зашел я, значит, в подъезд, поднялся на свой этаж, стал доставать ключи от квартиры. А всем известно, что сколько бы вы ни искали в своих карманах ключи, они все равно окажутся, по закону подлости, в последнем кармане. Вдруг меня неожиданно сильно толкнули сзади на дверь. Так, что я расквасил себе нос и губы. Подставленное к горлу лезвие ножа неприятно холодило кожу.
– Тебе два дня, усек?
И отпустили.
«Мне два дня, – усмехнулся я, вытирая кровавые сопли в ванной, мне уже два дня. Интересно, интересно. Стало быть, я совсем взрослый мальчик. Пора начинать новую жизнь».
Это было третьим предупреждением от Яниса-Крысы. Шутки становились опасными. Видимо, действительно пришло время подумать о будущем.
Янис Фортиш обвинил в убийстве Сережи Хунты своего главного конкурента в криминальном мире города – Кадыка Рыгалова (Чечена). Больше они не разговаривали даже по сотовой связи.
Чечен, славившийся своей звериной интуицией, недооценил матерого волка, вернее матерую Крысу. Рыгалова зарезали, когда он купался в бассейне в своем особняке: чирк по горлу, а потом утянули на дно. Телохранители Кадыка просто офигели от всего этого: они тут же оцепили бассейн, слили воду, но никого, кроме самого Чечена с безумно вытаращенными глазами и улыбающейся страшной раной шеей, там не нашли.
Говорят, когда Янису-Крысе сказали, что Чечен мертв, он был не на шутку перепуган. Они спрятались с Асей в загородном доме, окруженном каменной оградой с натыканными тут и там телекамерами, охраной, кодовыми замками. Отныне спал Янис только при включенном свете. Ночами он вскакивал весь в поту, поднимал телохранителей и все вместе они принимались обследовать дом на предмет забравшихся в него убийц. Он превратил свою и их жизнь в кромешный ад.
– В чем дело, Янис? Ты что, совсем с катушек спрыгнул?! – не выдержав очередной ночной экскурсии, в бешенстве крикнула ему Ася.
Она ожидала такой же вспышки бешенства в ответ. Но ничего не произошло. Янис, уставший и постаревший, как будто у него каждый день пили кровь вампиры, сел на кровать и сказал, закрыв лицо руками:
– Я не заказывал Чечена. Понимаешь?! Не за-ка-зы-вал! Хотел, но не заказал, не успел. Это не я его убил. Но я знаю, что тот, кто замочил Рыгалова, если захочет, придет и так же легко перережет глотку мне. И никто, ясно тебе, никто ему не помешает! Потому что он… понимаешь, кто он?!
ПОГОДА НА ЗАВТРА
Августовский кризис 199… года.
Из интернетовского послания Семена (Ганновер, Германия):
«Тебе сейчас ничего не остается, как переждать шторм. Сидеть на берегу и ждать у моря хорошей погоды. Грохот волн не перекричать. Но это не значит, что нужно бездействовать. Сиди и плети сети или чини старые. Они ведь все равно скоро понадобятся. Они обязательно пригодятся.
Что тут поделаешь, брат? Нашему поколению просто не выпало ни одного счастливого билета. Так бывает. Здесь как повезет. Нашему поколению – ни одного, а следующему, например, сразу два. Или три. Но жить-то надо. Будем входить в жизнь безбилетниками…
Есть люди, которым нравится жрать дерьмо. Сколько бы им ни говорили, что жрать дерьмо плохо, они все равно будут жрать. Им нравится. Если им запретят это делать, они будут жрать дерьмо по ночам под одеялом.
Бороться надо за тех, кого обманули: сказали, что это конфетка, а подсунули под этим видом дерьмо в красивой упаковке».

БИТЫЙ ЧАС, БИТОЕ ВРЕМЯ
Мой знакомый, удачливый бизнесмен Егор Банин, как-то подвозил меня на своем «круизере» до редакции.
– Как на личном фронте, без перемен? – спрашиваю из вежливости.
– Нормально. Я однолюб, хоть и многоженец, – шутит Банин, поворачивая ко мне парус своего огромного плоского лица. – Вон смотри, кстати, какая киска на остановке стоит. Сейчас бы ее на шишку надеть, а?
И точно, стоит такая, ноги длинные скрестила, как ножницы. Знает, сучка, что так ее ноги кажутся еще длиннее.
– А как бизнес? – опять спрашиваю я для продолжения разговора.
– Отлично. Ботва ведь все хавает… – вяло бросил он.
«Ботва» на жаргоне означает народ. И что я, борец за права белых негров, могу возразить этому сукину сыну?
Внутренний монолог Глеба Борисовича, едущего с новым русским на джипе:
«Господи! В какое бездарное, одноразовое время нам выпало жить! Кругом один суррогат, подделка, дешевка! И ведь народ-то эту дрянь, которая везде – на рынках, на эстраде, в кино, в книгах, на работе, везде, везде вокруг нас! – действительно с удовольствием хавает. Все – фальшь, а вокруг нее – „глянцевый рай” псевдосвободного „общества потребления самих себя”. Значит, мы заслуживаем эту жизнь. Мы достойны своих сегодняшних кумиров. Нам воздано по нашему интеллекту и духовным запросам. А будущие поколения будут смеяться над убожеством нашего существования, над нашими примитивными вкусами, целями, мечтами, над нашими ничтожнейшими лидерами, постыдным тупоумием, ограниченностью и бесцельно прожитой жизнью.
Они посмеются над нами и навсегда забудут это никакое время, в котором жили никакие люди. „И сказок о нас не напишут, и песен о нас не споют…”»
«Все, приехали», – сказал Банин. Я очнулся от своих мыслей. Мы стояли возле здания редакции. Е. Б. сказал – приехали, и я, вежливо улыбаясь, вышел, чтобы не мешать ему ехать дальше.
…Когда они чувствуют необходимость, они приглашают мужчину и женщину из эскортуслуг. Это происходит в самом суперном офисе в центре главного мегаполиса страны. Те трахаются на их глазах в гудок, в треугольник и в голову. В специальной, полутемной комнате, где высвечиваются только эти спаривающиеся, они онанируют, если в том есть нужда, кончают в бумажные салфетки, платят по таксе и бегом возвращаются к своим компьютерам, факсам, мобильникам, биржевым сводкам и курсам валют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32