запахивать на счет виновного посев, произведенный до 15-го августа. Расчетливый хозяин, разумеется, скорее согласится заплатить штраф у мирового, чем сеять рожь не в пору; и урядник, ежели сгонит с посева, тоже не беда — не будет же он целый день торчать на поле. Земство это поняло и задумало покрепче сделать. Посеешь раньше срока, сейчас приедет земство и запашет твои всходы озими".Обратите внимание: речь идет о 70-х годах XIX века, не было еще ни колхозов, ни КПСС, ни даже РСДРП. Были крестьяне — каждый со своим наделом — и земские начальники из будущих кадетов. И вот — диктат покруче диктата райкомов.Но если окинуть взглядом более крупные отрезки пространства и времени, то видишь и другую сторону этой проблемы. Этот диктат — хоть Петра I, хоть земства, хоть райкома — был для крестьян и для страны совершенно необходим. Несмотря на его зачастую тупые или даже гротескные проявления. Так получилось, что в России крестьянин не стал свободным предпринимателем, конкурирующим на рынке. У нас крестьянство было заключено в несколько сот тысяч общин, каждая из которых жила в своем космосе-деревне. Государственная власть была той силой, что объединяла все эти деревни в Россию и вводила их в сферу общенациональной и универсальной культуры — делала то, что на Западе делали национальный и мировой рынок и поголовное школьное образование.И в этой функции власти не могло не быть тупости, пренебрегающей особенностями места и момента, и даже жестокости, карающей за сопротивление. Комиссары Петра пороли крестьян, заставляя их сажать картошку, а потом есть ядовитые плоды этого растения. Не все они знали, что есть надо клубни. Что же мы не проклинаем Петра, который ввел картофель в обиход? Не проклинаем, потому что это было бы совсем уж глупо.На садовом участке, рядом с моим, сажал картошку мой сосед, инженер-механик, вернувшийся из Казахстана. С ним его тесть — старик из соседней деревни. Он никуда в жизни из нее не уезжал, кроме как в армию. Он спрашивает зятя: «Откуда картошка произошла?» — «Из Южной Америки». «А кто ее в Россию привез?» — «Петр». «Да-а. Большое дело сделал».Когда этот старик рассуждает со мной о колхозах и о перестройке, у меня не возникает ни малейшей нестыковки в понятиях, хотя не во всем мы согласны. Но в Москве даже со многими «идеологически близкими» коллегами разговор идет так, будто мы говорим на разных языках и с трудом нащупываем перевод.Совсем уж странно, что те, кто был так непримирим к диктату райкомов, в большинстве своем стали горячими поклонниками Столыпина. Ведь его требование к крестьянам — ликвидировать общину и превратиться в буржуа и пролетариат — по несовместимости с крестьянским космосом не идет ни в какое сравнение даже с требованием ВКП(б) превратить общину в колхоз. А он свой диктат подкреплял военно-полевыми судами и виселицей.Как пишет сегодня один пpофессоp-философ из Российской Академии наук, «Столыпин насильственными методами усмиpял пpотивников нового агpаpного стpоя, „пpививая“ им пpавовое сознание» (С.Никольский. Сознание крестьянства и аграрные модернизации России. — Свободная мысль, 1993, № 9). Сам, видимо, не понимает, какие чудовищные вещи пишет, считая казнь по пpиговоpу военно-полевого суда (или вообще без суда) «пpививкой» пpавового сознания.Но вернемся к диктату власти на первых этапах колхозного строительства. Кстати, на последних этапах эту тему обсуждали уже по инерции. Колхозы насытились агрономами и экономистами, а главное, собственной техникой, так что реальные основания для диктата исчезли. Остался лишь образ этого диктата, как улыбка Чеширского кота.Так вот, сегодня, вспомнив всю совокупность условий, я считаю, что перебора с этим диктатом, в общем, не было. Надо даже удивляться, как много управляющего воздействия было оставлено самоорганизации. Ведь колхозы сразу были втянуты в огромную технологическую революцию, которая на Западе заняла сотню лет — переход от трехпольной системы к травопольной с одновременной механизацией основных работ. При этом машин было так мало, что они были сосредоточены в МТС и обслуживали прикрепленные колхозы по напряженному графику, перемещаясь по мере завершения работ.Эта сложная система могла функционировать только при жесткой координации усилий формально автономных единиц (колхозов), а также при жестком диктате агрономического планирования. Агрономов тоже было мало, они тоже, как и машины, находились в «центре». И они с трудом могли объяснить смысл своих команд людям, не имевшим опыта ни работы с большими травопольными системами, ни машинной обработки земли. Райкомы в передаче этих команд от агрономов вообще были лишь промежуточным звеном. Конечно, эта система давала сбои, возникали нестыковки во времени, у кого-то урожай снижался из-за предписанного раннего посева, у кого-то осыпался из-за задержки комбайнов.Поэтому в каждом отдельном колхозе были основания для недовольства этим диктатом. Но его великий смысл заключался в том, что он дал принципиальную возможность запустить всю эту систему. И без диктата, окрика, наказания это было бы невозможно. Как гласит армейская поговорка, «приказы офицера должны быть решительными; лучше, конечно, если они при этом еще и правильны». Критики колхозной системы, говоря о диктате, возмущались тем, что приказы из райкомов были решительны. Но ведь главное-то в другом — были ли они правильны? Этого вопроса критики обычно не касались — потому что в целом, с уровня всей колхозной системы, эти приказы в общем были правильными.
Советская модернизация — либеральная архаизация.
Вся доктрина колхозного строительства, включая «диктат райкомов», была большой, общенародного масштаба, программой модернизации деревни. Всей деревни, а не малой части «сильных» крестьян — на хуторах или отрубах. Это была программа подключения всего крестьянства к современному научно-техническому знанию, без разделения крестьян на модернизируемую и архаизируемую часть, как в «зеленой революции» в развивающихся странах. Это была первая в истории подобная программа, которая в иных формах прошла потом в Японии и Китае, во Вьетнаме и на Кубе. Эта программа включала в себя и обновление технологии, и изменение быта, и доступ к современному образованию университетского типа, и повышение доходов крестьян.Скажем честно, мы всего этого не понимали в советское время, все эти слова нам казались скучной пропагандой. Так бывает, хотя верхоглядство не подобает культурному человеку. Грешны мы в этом, почти все. Но совсем непростительно, если сущности не видят и тогда, когда она уничтожается и на смену приходит ее антипод. Ведь в этот момент как раз и приоткрывается самое важное. Оно недолго видно, его затягивает новое, отвлекает на себя все внимание. Важно не упустить момент, когда можно охватить взглядом и сущность старого, и сущность приходящего ему на смену антипода. Контраст помогает понять.В последние десять лет под аплодисменты влиятельной части горожан новый политический режим остановил советскую аграрную программу, приступил к разрушению построенной колхозно-совхозной системы и быстро насаждает социальные и производственные структуры, предписанные программой МВФ.То, что мы видим, является замечательно наглядной иллюстрацией концепции периферийного капитализма. Она, как уже было сказано, предполагает создание небольшого модернизированного анклава и одновременную архаизацию большей части прежней, «доколониальной» социальной системы. В России, однако, с передовыми современными анклавами пока что дело не идет, но архаизация проводится полным ходом. Несколькими мазками представим картину — чтобы по контрасту стала понятной суть именно советской программы.Перед началом сева 2001 г. Минсельхоз РФ доложил, что на 1 марта в сельском хозяйстве России имелось 514,4 тыс. исправных тракторов. В 1986 г. их было 1424 тыс. Сегодня добивают последнее, что осталось, новые купить не на что, да и производить тракторы почти перестали. В феврале 2001 года их произвели на всех заводах России 1200 штук — а в 80-е годы в месяц давали по 25 тыс. штук (см. рис. 9). Свернуто производство даже тех машин, которые были любимым объектом антисоветской пропаганды — в пику «гигантомании плановой экономики» — производство минитракторов. В 1997 г. их было выпущено в 20 раз меньше, чем в 1993 г. — всего 400 штук на всю Россию.В 1992-93 гг. правительство перекачало колоссальные средства из аграрного сектора за счет искусственных «ножниц цен» на продукты сельского и промышленного производства. За 1992 год цены на сельхозпродукцию выросли в 8,6 раза, а на покупаемую селом продукцию и услуги — в 16,2 раза. В 1993 г. положение еще резко ухудшилось. В целом за 1992-93 гг. закупочные цены на мясо возросли в 45 раз, на молоко в 63 раза, а на бензин в 324 раза! А на трактор К-700 в 828 раз! А на трактор Т-4 в 1344 раза! Выдержать этого хозяйства не могли. В целом на всю сельскохозяйственную технику спрос в России за четыре года реформ снизился более чем на 90%.
Рис.9 Производство тракторов в России (тыс. штук)
И даже при такой скудной емкости рынка множеством способов идет лоббирование иностранной техники (надо думать, бескорыстно помогают западным фирмам). По данным «Ростсельмаша», средняя цена импортного комбайна на нашем рынке составляет 220000 долл., а российского — 50000 («Ведомости», 9 июля 2001). Но в 2000 г. импортные комбайны захватили 25% российского рынка.Затихли вопли о фермерах, которые, дай только разгромить колхозы, накормят Россию. Фермера у нас оставили и без машин, и без удобрений. Менее 3 тракторов имеют в среднем наши фермеры на 1000 га пашни — при европейской норме 120. В сорок раз меньше! У меня дом в деревне, и я вижу, во что обошлось это фермерам, а еще пуще их детям. Худые, усталые лица, потухшие глаза. Едет мальчик вечером на этом изношенном тракторе, который глохнет каждую минуту, — пьяный. А ему 13 лет. От непосильного труда в начале ХХ века потребляли спиртное более 60% деревенских мальчиков в возрасте семи-восьми лет. Возрождаете ту Россию, господа?Деревня сжимается, затихает. Режет скот — свой последний резерв (рис. 10). За 2000-й год еще сократилось стадо крупного рогатого скота — до 28,4 млн. голов (в 1988 г. было 60 млн.). В 1996 г. Россия перешла рубеж, какого даже в войну не переходила, — у нас стало меньше одной коровы на 10 человек (сейчас, в 2001 г. уже осталось 0,89 коров на 10 душ). Коз и овец сегодня вчетверо меньше, чем в 80-е годы.
Рис.10 Поголовье крупного рогатого скота в России (млн. голов)
Вдумайтесь в такую цифру: в январе 2001 г. средняя зарплата в сельском хозяйстве России была 852 руб. в месяц, а у служащих банков и страховых компаний — 13341 руб. В 16 раз больше! Клеркам, протирающим штаны в офисах. Какая подлость — так поступить с тружениками, которые кормят страну. И полезно вспомнить тем, у кого память коротка: в 1988 г. средний месячный доход на душу в семьях колхозников был в СССР 121 руб. (а средняя зарплата в колхозе, вместе с выплатами из общественных фондов — 249 руб.). По среднедушевому доходу колхозники приблизились к горожанам — рабочим и служащим. У них тогда среднедушевой доход был 153 руб.Горожане не хотят видеть, что уже десять лет в России выполняется невиданная, небывалая программа уничтожения сельского хозяйства огромной страны. Когда-нибудь историки будут ломать голову — как такое могло произойти? Ведь все на глазах, при нашем общем попустительстве. Делается черное и явно антинародное дело — а народ равнодушен. Мало кто вообще этим интересуется.А ведь о собственной шкуре надо было бы подумать, о детях своих. Сколько еще протянут наши крестьяне? Кто станет работать в таких условиях? На чем будут пахать через два-три года? Каков будет урожай без удобрений и без элитных семян? Угробили систему селекционных станций, которой Россия гордилась на весь мир! То же самое делают с элитным скотом! В ноябре 2000 года я подвез на машине женщину из совхоза. Она пенсионер, вернулась в свою деревню, а до этого была заместителем председателя райисполкома, занималась «диктатом». Вот что она рассказала.На весь район в двух совхозах (теперь АО) решили сохранить племенное молочное стадо — себе в убыток. Верят люди, что весь этот морок кончится и надо будет поднимать хозяйство, так что-то стараются сберечь на развод. Прекрасные коровы, душа радуется. За ничтожную просрочку платежей, вернее, даже по недоразумению, «Мосэнерго» отключило электричество. Всего на два дня. Но за два дня погибла, испортилась половина стада — не смогли люди руками выдоить этих коров, хотя всех по домам сзывали. Женщина говорит, что в «Мосэнерго» прекрасно поняли, что отключение подачи энергии означает гибель ценнейшего стада, что каждая из этих коров стоит намного больше, чем просроченная сумма платежа — и отключили. Им, государственным чиновникам, теперь абсолютно безразлична судьба этого стада. Я даже удивился, как кратко и ясно изложила эта пожилая женщина суть совершившегося в России поворота.Сейчас, в мае, приехал я снова в деревню, увидел знакомого фермера. Спрашиваю, как дела. Все, говорит, забили стадо — из двух с половиной тысяч коров осталось 200. Сломались люди, Чубайс торжествует. И он свою ферму свертывает — раньше он к совхозу жался, комбикорма там брал, горючее. Теперь не потянуть.Переход от длительного периода непрерывной модернизации и улучшения сельского хозяйства к его быстрой деградации и архаизации произошел резко, скачкообразно — как будто подстрелили наше деревню. Приведу выдержки из беспристрастного официального доклада — вразбивку, бессистемно, ибо каждый абзац настолько красноречив, что не требует «обработки»:
"МИНИСТЕРСТВО СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИНАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АГРОПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА РОССИИМосква — 2000 г.
Сокращение бюджетного финансирования научных организаций наглядно видно на примере 22 институтов РАСХН различного профиля. Расчеты показали, что в целом по всем указанным институтам бюджетное финансирование в 1996 году по сравнению с 1991 годом сократилось в 8,5 раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136