«Эйфория таймс»
Отставка профессора
Профессор английской литературы Раммиджского университета Гордон X. Мастерс вчера подал ректору прошение об отставке, которое было принято «с сожалением».
В последнее время профессор Мастерс, которому предстояло уйти на пенсию лишь через несколько лет, жаловался на плохое самочувствие. По сообщению его близких друзей, студенческие волнения в университете явились для него причиной тяжелого стресса.
Отставка профессора Мастерса вступает в силу с октября, однако он уже сейчас покинул Раммидж для отдыха и восстановления здоровья.
«Морнинг пост», Раммидж
Газ с вертолета — против демонстрантов.
Ядовитое облако над кампусом
Вертолет Национальной гвардии кружился вчера над университетским кампусом, распыляя слезоточивый газ над семьюстами студентами и преподавателями, оцепленными на площади Хоул плотным кольцом гвардейцев.
Газовую атаку санкционировал шериф округа Миранда О'Кини, имея целью разгон остатка от трех тысяч демонстрантов, устроивших процессию в память погибшего Джона Робертса. Ветер подхватил облако газа и отнес его на несколько сотен метров. Оно накрыло жилые дома, газ проник в университетские аудитории и кабинеты, просочился в палаты университетской больницы. От газа также пострадали жены и дети университетских преподавателей в плавательном бассейне «Черничный ручей», расположенном в километре от кампуса. Группа преподавателей выразила решительный протест ректору Байнду, осуждая санкционированное им применение газа силами поддержания порядка.
«Эссеф кроникл»
Кризис глазами восьмилетнего ребенка
Я вообще-то «Народного сада» не видел, но мне кажется, что он очень красивый. В саду все было сделано чувствами, а не только руками, люди все делали с душой и хотели, чтобы все сохранилось, и этот сад построили сотни людей.
А полиция губит их жизни, потому что она полиция, и полиция это не люди. Они ведут себя как какие-то нервные животные.
Прислано школьным преподавателем.
«Стейт дейли», Эйфория
Семинар протеста в актовом зале
В эти выходные организаторы сидячей забастовки устроили в актовом зале семинар протеста на тему «Университет и студенчество».
Какова роль университета в современном обществе?
В чем социальный смысл университетского образования?
Что думают об университете и студентах простые люди?
Вот некоторые вопросы, которые будут обсуждаться на семинаре.
Информационный листок, Раммиджский университет
Школьники Раммиджа — о студентах
многим студентам исправится как все устроино в колледжах и университетах поэтаму они протестуют и бастуют. А когда студенты подрастут, они увидют, что все было устроино хорошо. И студенты проста отнимают время у людей и политции, наверно проста валяют дурака. И они все хиппи и видут себя очень глупа, и зачем им тогда мозги, они бы и другим людям згодились.
я думаю студенты дураки, они бросают на людей ванючие бомбы потамучто хотят чтобы их заметили. И вабще они брадяги и волосы у них длиные и грязные. И вид такой какбудта они немоюца. И одежда у них пазорная и у них нет денег. И они лезут в телевизор и у всех навиду курют наркотики. И они устраивают драки на улицах и все ломают что им попадеца. А есть студенты нормальный, они хорошо одетый и волосы у них чистый и они живут в хороших домах и они совсем неглупый.
если студент подойдет ко мне и чтонибудь скажет, я проста уйду. Вот еслибы я был кошка, а студент взял бы меня и все подумают что он добрый. А они разрежут вас и будут ставить опыты. Но есть хорошие студенты но они уж больна гордые.
я студентов не люблю они все друг за другом павтаряют и носют одинаковую одежду и говорят как американцы и курют наркотики и делают уколы чтобы быть щисливыми и говорят о любви и мире, а сами они нещасные.
и еслибы я был в политции я бы их повесил.
Прислано в газету «Раскаты грома»
студентом педагогического факультета
Преподаватели Раммиджа выдвигают посредника
Объединение преподавателей Раммиджского университета предложило выдвинуть посредника на переговорах между университетской администрацией и представителями Студенческого союза с целью поиска путей к завершению сидячей забастовки. Ранее студенты проголосовали за продолжение забастовки.
Моррис Цапп, приглашенный профессор Эйфорийского университета (США), был выдвинут кандидатом на роль посредника при проведении переговоров.
«Ивнинг мейл», Раммидж
Средство от землетрясений
Землетрясения, по сообщению одного из выступавших на вчерашнем университетском семинаре по экологии и политике, — это протест природы против бетона, который кладется на почвенную поверхность. Занимаясь посадками, мы освобождаем землю и таким образом предотвращаем землетрясения.
«Плотин газетт»
Ректор предлагает сдать Сад в аренду.
Мэр выражает сомнение.
Огромное шествие планируется на День поминовения

Как сообщил вчера на пресс-конференции ректор Байнд, наболевший вопрос с «Народным садом» можно решить, если университет сдаст часть его территории городу Плотину для устройства на ней парка при условии сохранения запланированных сооружений.
Городской совет Плотина, возможно, рассмотрит это предложение на своем очередном заседании, но уже стало известно, что мэр города Холмс его не поддерживает. Есть также сомнения в том, что губернатор Дак, входящий в совет правления университета, даст добро на аренду, поскольку он решительно настроен против всяких уступок Садовникам.
Тем временем последние планируют колоссальное шествие по улицам Плотина в День поминовения. Как подчеркивают организаторы, это будет мирный, неагрессивный протест; однако местные жители, узнав о том, что на это мероприятие в Плотине могут собраться пятьдесят тысяч человек, включая прибывших из Мэдисона и Нью-Йорка, высказывают по этому поводу серьезные опасения.
«Заявка на проведение шествия уже подана, — сообщил нам сотрудник городского совета, — сейчас она рассматривается в соответствующих инстанциях».
«Эссеф кроникл»
Куском льда пробило крышу
Глыба льда зеленоватого цвета размером с футбольный мяч насквозь пробила крышу дома в южном районе Раммиджа, вызвав повреждения в комнате на верхнем этаже. В комнате в тот момент никого не было, так что жертв нет.
Ученые, прибывшие для обследования ледяной глыбы, которую поначалу приняли за колоссальную градину, установили, что это замерзшая моча. Полагают, что глыба была незаконно сброшена с самолета, пролетавшего над городом на большой высоте.
Владелец дома, доктор Брендан О'Шей, сказал нам сегодня утром: «Я в шоке. Даже не знаю, распространяется ли на подобные случаи моя страховка. Некоторые люди могут сказать, что это Божий промысел».
«Ивнинг мейл», Раммидж
Обмен
— Значит, ты считаешь, что он не так уж мал?
— По-моему, да.
— А мне всегда казалось, что он все-таки маловат.
— По результатам недавнего опроса, девяносто процентов американских мужчин считают, что их член меньше средних размеров.
— Можно понять их желание попасть в первые десять процентов…
— Да нет такой первой десятки, глупый, есть просто десять процентов, которых это не беспокоит. А суть в том, что у девяноста процентов не может быть член меньше средних размеров.
— Ага. Я вообще неважно разбираюсь в статистике.
— Ты знаешь, Филипп, ты меня разочаровал, откровенно говоря. Я полагала, что ты вовсе не помешан на своих мужских достоинствах. Именно это мне в тебе и нравилось.
— Мой маленький член?
— Нет, то, что ты не требуешь аплодисментов за демонстрацию своей потенции. Ас Моррисом всякий раз это должно было быть на пять с плюсом. И если я не буду стонать, закатывать глаза и биться с пеной на губах, он станет обвинять меня в том, что я к нему охладела.
— А он тоже входит в те девяносто процентов?
— Это уж нет.
— Понятно.
— Ты знаешь, он тебе кажется меньше, потому что ты смотришь на него сверху. В перспективе он укорачивается.
— А это мысль.
— Пойди и взгляни на себя в зеркало.
— Да ладно, я верю тебе на слово.
Однако на следующее утро, вытираясь после душа, Филипп влез на стул, чтобы окинуть взглядом свой торс в висящем над раковиной зеркале. И действительно, обычный угол зрения давал определенный укорачивающий эффект, хотя, может быть, и не такой большой, как хотелось бы. Сорок лет, возможно, еще не возраст, чтобы начать беспокоиться на этот счет, но у него лишь недавно появились некоторые данные для сравнения. До приезда в Эйфорию у него, пожалуй, со школы не было возможности как следует рассмотреть чей-нибудь мужской орган. А здесь члены посыпались на него со всех сторон. Первым был Чарлз Бун, который пренебрегал пижамой и вечно разгуливал по дому в Пифагоровом проезде в чем мать родила. Затем, музыкальный магазин на Кейбл авеню выставил альбом Джона Леннона и Йоко Оно с фотографией совершенно обнаженной пары на конверте. Далее, на экраны вышел эротический фильм «А я странный и желтый», который они поехали смотреть в Эссеф и два часа простояли в очереди, как выразилась Дезире, с парой сотен других страдающих вуайеризмом перестарков в надежде разогреть кровь (и, следует признать, так и произошло), а еще был человек из публики в зрительном зале авангардного театра, который перещеголял актеров, успев раньше их сбросить с себя одежду. Вся эта демонстрация производила на Филиппа сильное впечатление, одновременно внушая ему чувство собственной неполноценности. Дезире отнюдь не была с ним солидарна.
— Теперь ты понимаешь, что значит быть плоскогрудой в обществе, где царствует пышный бюст, — сказала она.
— Я должен сказать, что мне нравится твоя грудь.
— А у твоей жены?
— У Хилари?
— У нее есть за что подержаться?
— Фигура у нее неплохая. Только она…
— Что только?
— Не может обходиться без лифчика, как, например, ты.
— Почему не может?
— Ну, потому что она будет болтаться и подпрыгивать.
— Она? Ты хочешь сказать, они?
— Да-да, именно.
— А кто говорит, что они не должны болтаться? Кто говорит, что они должны торчать, как балкон на консолях? Я скажу тебе кто — производители бюстгальтеров.
— Наверное, ты права.
— Моррис вечно гонялся за большими титьками. Даже не знаю, почему он женился на мне. А я не знаю, почему за него вышла. Почему люди женятся? Почему ты женился на Хилари?
— Да как тебе сказать. Мне было тогда одиноко.
— Вот. Именно так. Я думаю, что одиночеством почти все и объясняется.
Филипп слез со стула, закончил вытираться и стал присыпать кожу тальком, не без некоего нарциссического удовольствия ощущая под рукой легкий жирок, наметавшийся на груди и бедрах. Бросив курить, он начал прибавлять в весе и решил, что это ему идет. Его грудная клетка теперь оделась гладким слоем плоти, а кадык больше не торчал с устрашающей откровенностью, наводя на мысль о том, что он проглотил плечики для одежды.
Затем он накинул хлопковый халат, который одолжила ему Дезире. Его собственный остался на Пифагоровом проезде, да и тот у него позаимствовал Чарлз Бун, так что он не надеялся получить его назад. Бун или ходил по квартире нагишом, или вечно таскал у Филиппа одежду. Насколько приятней все было на Сократ авеню. Задним числом в этом оползне можно было усмотреть провидение Божье, отправившее его по другому адресу. Халат, в разводах цвета морской волны и с подкладкой из белой махровой ткани, был необыкновенно уютен. В нем он казался себе и даже ощущал себя несколько атлетичным и деспотичным, будто японский борец. Он нахмурился на свое отражение в зеркале, прищурив глаза и расширив ноздри. В последнее время он частенько смотрелся в зеркало — очевидно, в надежде удивить самого себя каким-нибудь откровенным и все объясняющим выражением.
Выйдя из ванной, он неслышно перебежал в свою спальню, откинул одеяло на постели и примял подушку — его последняя рудиментарная дань условности: когда он спал с Дезире, он поднимался пораньше и приходил в свою комнату разворошить постель. Кому он этим хотел отвести глаза — он и сам не знал. Уж конечно не близнецам, поскольку Дезире, в агрессивной манере передовых американских родителей, была убеждена в том, что с детьми следует обращаться как со взрослыми, и, несомненно, разъяснила им истинный характер сложившихся между ними отношений. «Уж разъяснила бы заодно и мне, — невесело подумал он, всматриваясь еще в одно зеркало. — Разрази меня гром, если я хоть что-то в этом понимаю».
Не будучи по природе жаворонком, Филипп без труда поднимался спозаранок в эти солнечные утра в доме номер 3462 по Сократ авеню. Он полюбил принимать душ, стоя под горячими и острыми, как лазерные лучи, струями воды, гулять босиком по устланному коврами спящему дому и хозяйничать в кухне, сверкавшей белизной и нержавеющей сталью и больше походившей на панель управления космического корабля — столько там было циферблатов и технических новинок плюс огромный гулкий холодильник. Филипп накрыл завтрак для себя и близнецов, налил в кувшин ледяного апельсинового сока, положил ломтики бекона в гриль, включил его на минимум и залил пакетик с чаем подоспевшим кипятком. Сунув ноги в брошенные по дороге шлепанцы, он вышел с чаем в сад и, сев на корточки у северной стены, залюбовался неизменным видом на бухту. Утро было очень тихое и ясное. Водная гладь казалась туго натянутой, а у подвесного Серебряного моста можно было пересчитать канаты. Далеко внизу на набережной, как заводные, сновали легковые автомобили и грузовики, но шум и гарь от них сюда не долетали. Здесь воздух был свеж и сладок и благоухал ароматом тропической растительности, в изобилии родящейся в садах зажиточного Плотина.
Серебристый лайнер, приглушив моторы, планировал с севера на уровне его глаз, и он следил за медленным его перемещением по широкоформатному небосклону. Этот час был хорош для прибытия в Эйфорию. И нетрудно было себе представить, что почувствовали первые мореплаватели, заплывшие сюда, возможно, случайно, по узкому проливу, теперь перекрытому Серебряным мостом, и обнаружившие эту необъятную бухту в ее первозданном виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33