Что ты думала?– А что я думала? Да не думала, не думала. Совсем не думала. Думала, ты всегда будешь рядом, когда я этого захочу. Думала, что всегда буду для тебя чем-то особенным. Думала, что ты никогда ни с кем больше, потому что после меня все женщины будут серыми и скучными. А ты вот так, втихаря…– Ну, ну не перегибай. Что ж мне – надо было у тебя разрешения спрашивать?– Нет… Наверное, нет.– Все, не реви. Мы друзья, друзьями были, друзьями и останемся. Все хорошо. Ведь ты меня не хочешь, ведь не хочешь же?– Нет. Наверное, нет.Я всегда была честной девочкой. Да и что было сказать? «Хочу»? Еще унизительнее.– Ты красивая, ты сексуальная, ты потрясающая женщина. Ты будешь счастлива. Обязательно найдешь человека, с которым будешь счастлива…Все это он говорил уже не женщине, а всхлипывающему, взъерошенному, несчастному созданию, громко рыдающему ему в жилетку.Прошло еще два дня. Мне позвонил мой первый муж. Точнее, бывший первый муж. Нет, единственный первый бывший муж. То есть единственный первый и единственный бывший. Надо сказать, у нас сохранились очень хорошие отношения. Машку он любит, часто с ней встречается, деньгами исправно помогает. На фоне общего отвратного настроения я была очень рада его слышать. А зря.– Привет. Слушай, тут такое дело, мне внезапно дали отпуск. Хочу в Турции отдохнуть. Отпусти со мной Машу.Он выпалил это на одном дыхании. Выдернул кольцо и пригнулся в ожидании взрыва.– Надолго?– На две недели.В тот момент я думала только о том, как обрадуется Машка. На море. С папой.– А когда ты уезжаешь?– Послезавтра.– Когда?От неожиданности я даже подпрыгнула. Как послезавтра? Так нельзя. Мне же нужно морально подготовиться, принять решение… Я не готова…Дима понял мои вопросы по-своему.– Ты не против! Ура! Я знал, что ты умница. Только… знаешь, я ведь не один еду.– Я догадалась. У нее дети свои есть?– Есть. Девочка, восемь лет. Им будет весело.А мне? А мне как будет здесь одной? Обо мне кто-нибудь подумал?! Дима весело щебетал дальше:– Собери сумку. Я заеду за Машкой в семь утра, самолет в десять. Больше ничего не делай. Лиза говорит, чтобы ты составила список, что ей нужно. Я там все куплю. Лиза говорит, там все дешевле.– Что еще говорит Лиза? – не сдержалась я.– Язва.– Послушай, дай Лизе трубку.– Катька, я тебя прошу…– Не бойся, я добрая.Передача трубки явно потребовала от Димки немалого мужества. Интересно, почему?– Катя? – наконец услышала я. Приятный голос.– Лиза, я на самом деле не знаю, что вам сказать. Вы справитесь? – Голос у меня предательски задрожал. – Я буду волноваться. Я еще никогда с Машей не расставалась так надолго.– Я вас понимаю, не волнуйтесь. Спасибо вам. Для Димы это очень важно.– Вам спасибо.– Катя! Эй, Катька, с тобой все хорошо? Что у тебя с голосом? Катя, что случилось?Дима явно подслушивал на параллельной трубке, я так поняла, и ожидал чего угодно, только не обмена любезностями. Наверное, решил, что у меня крыша поехала.– Все нормально. Я устала. Заезжайте, я соберу сумку.И быстро швырнула трубку, потому что слезы уже привычно клокотали в горле.Чтобы как-то успокоиться, залезла к Маше «под бочок». Не выдержала, разбудила и спросила:– Поедешь с папой на море?– С папой? На море? Ура! – Сонные глазки засветились. – А ты?– Я не могу, меня с работы не отпускают.Только меня там не хватало!Машка задумалась. Честно говоря, я так надеялась, что она меня сейчас обнимет, скажет, что без меня никуда не поедет, что только я ей нужна, что она жить без меня не может. Короче, скажет именно те слова, которых я жду всю эту ужасную неделю.– Я тебе буду часто-часто звонить, – изрек наконец мой ребенок.Машка уехала.Жуть, тоска, жить не хочется. Свет померк, мрак кромешный.Ночевать домой не пойду. Лучше к Олегу в тренажерный зал. Он мужик, найдет чем меня занять, он никогда не против.Я представила себе, как он офигеет, когда я останусь на всю ночь. Он всегда страшно бесился, что я первая вставала и куда-то неслась. Похоже, что я была у него единственная в своем роде.После очень хорошей дозы очень качественного секса я спокойно заснула. Проснулась оттого, что глаза резал включенный свет.– Просыпайся давай.– Зачем?– Давай, давай. Мне уходить через двадцать пять минут, мы сегодня на «Реакторе» тусуемся.Слово «мне» резануло похуже яркого света. Может, он просто не решается мне предложить с ним пойти?– А мне нельзя?– Что?– Тусоваться.– Да ты ж вдвое старше всех девок там будешь. Давай домой дуй. Баиньки.– Ну, не вдвое…– Вдвое, вдвое. Им по шестнадцать. Или ты уходить не хочешь? Тебе мало? – Герой-любовник лихо запрыгнул на меня и прижал к кровати. – Давай, у меня еще полчаса есть.– Мне достаточно, – отчеканила я, – выше крыши!Смела его с себя, оделась за пять минут и уже в дверях не удержалась:– Богатый жизненный опыт подсказывает мне, что домой ты меня не проводишь.– Чё?– Да ничё!!! – выпалила я, хотя на языке вертелось выражение гораздо хуже. *** 15 июня в 10 часов утра я ушел в «загул».Нет, не подумайте, со мной такое редко бывает. Это не похоже, например, на запой, потому что пью не больше обычного. Просто на какое-то время прячусь от человечества, отключаю все телефоны и не открываю дверь даже на крики «Пожар!» или вопросы типа «Это не ваши пять штук баксов под дверью валяются?».Хуже всего, что «загул» всегда обрушивается на меня внезапно и я не успеваю никому об этом сообщить. На работе первое время очень переживали по этому поводу, потом директор – физик по образованию – выяснил эмпирическим путем, что срываюсь я не чаще одного раза в год, и коллективу пришлось смириться. Неделю «загула» потом просто вычитали у меня из отпуска. Один черт, я отпуска никогда не догуливаю.Вот жена – та переживала и пыталась помочь. Вместо того чтобы оставить меня в покое, садилась напротив и нежным голосом уговаривала меня поделиться своими проблемами. Кончалось это тем, что я либо швырял в стены табуретками, либо бил стекла в межкомнатных дверях. Потому что проблем никаких не было – была неодолимая потребность послать весь мир в задницу и не позволять приставать ко мне, пока я не перебешусь.Вот Машка – она сразу эту мою особенность приняла. Поэтому, наверное, и задержалась при мне на целых три года. Может, надеялась впоследствии меня вразумить? Кстати, при ней мои «загулы» почти прекратились.Почти, но не совсем.15 июня в десять я, вместо того чтобы пойти на работу, методично обесточил все средства связи, включая домофон и дверной звонок, и лег спать. Проснулся в восемь вечера и направился к холодильнику. По счастью, он был полон. В прошлый раз шиза подкосила меня при почти абсолютном нуле провианта, и целую неделю я питался консервированным зеленым от времени горошком.Поел, принял душ и завалился на диван с томом Шекли.Это был тот случай, когда чтение заменяет размышления.За неделю отшельничества я основательно выел холодильник, отрастил щетину «а ля Леонид Парфенов», выпил полбутылки водки и освежил в памяти сокровища американской фантастики.К 22 июня меня отпустило. Как обычно, невыносимо болела голова – нет, башка. Ощущалась общая вялость. Ничего не хотелось, но воля уже начинала беспокойно шевелиться. Я убрал на кухне и побрился. Мир по-прежнему пребывал в заднице, но уже хотелось познакомиться с новостями. Телевизор ничего не дал, и я врубил компьютер. Истосковавшийся по информации модем фирмы «Асогр» радостно заверещал. Почтовый ящик ломился от предложений увеличить самое необходимое и тематических рассылок. Писем от живых людей практически не оказалось – даже от моей далекой провинциальной подруги.Теперь оставалась самая неприятная часть выхода из кризиса: следовало обзвонить наиболее близких знакомых и извиниться (перед теми, кто в курсе моих странностей) или что-нибудь наврать (тем, кто не в курсе).Первый звонок по праву принадлежал Машке.– Привет, – сказала она, и в голосе прозвучала усталая мудрость, – опять?– Ага, – согласился я, – понимаешь…– Да понимаю, – усмехнулись в трубке, – все понимаю. А у меня позавчера день рождения был. Мне исполнилось тридцать два.Я закусил губу. Пропустить Машкины именины – это непростительно.– Слушай, Сергей, – продолжала трубка, – дело не в дне рождения, дело в том, что мне тридцать два. И я старомодная, но я хочу семью. А ты не хочешь. И я не буду тебя заставлять. Хотя могу. Но мне это не надо.– Не нужно, – автоматически поправил я.– И не нужно тоже, – согласилась трубка. – Короче, пока. Желаю счастья. Мне было с тобой хорошо. Не обижайся, ладно?Какое-то время я слушал короткие гудки. А я-то считал Машку похотливой дурой. Хотя и заботливой. А ей, оказывается, тридцать два. И она не просто хочет замуж, а хочет, чтобы и ее избранник хотел жениться. Дела…Вот теперь был повод конкретно напиться. *** – Гадина! Гадина! Гадина!Слезы размазывались по лицу, тушь не размазывалась, ее давно смыли предыдущие слезы.– Сволочь! Гадина! Я к нему, а он… Качок хренов. Мозги бы себе накачал! Больше никогда в жизни!Тут я разревелась с удвоенной силой.На улице темно, холодно. О том, чтобы идти на остановку, не могло быть и речи. На такси приехала в пустую квартиру, начала звонить подругам. Одна вообще не ответила, вторая детей спать укладывала, третья с мужем ушла в театр. Все были кому-то нужны, кроме меня. И вот тогда, уже совсем зайдясь от горя и безысходности, я позвонила Наташке. Звонила сразу на мобильник, потому что она могла быть и не в Москве, а где угодно. Может, за границей работает, может, на гору лезет. Но одно я знала точно: даже если Наташка висит на горе, она обязательно возьмет трубку. Будет висеть на одной руке.Трубку Наташка взяла практически мгновенно, и сразу стало понятно, что нигде она не висит, а в машине едет.– Наташ, привет, ты в Москве?Мы знаем друг друга уже семнадцать лет, и, услышав мой придушенный рыданиями голос, она сразу сказала именно то, что я от нее и ждала.– Что ты там ревешь, дуреха, приезжай!– Угу.– Жду.Я посмотрела на часы. За 20 минут собралась, за 23 доехала до вокзала, через 4 у меня на руках был билет, через 15,5 поезд тронулся. Итого: через 92,5 минуты я спала в поезде, а через 14 часов и 12 минут после нашего разговора сидела на кухне у Наташки и разбавляла слезами свежезаваренный чай.Наташка была просто душка.– Понимаешь, меня никто не любит…– Кто? Кто конкретно тебя не любит?– Никто…– Конкретно!– Мужики все.– Конкретно!..– Знакомые мужики.– Имей совесть. У тебя два любовника, ты еще третьего хочешь?– Не хочу! Я и этих не хочу!– Чего тогда ревешь?– Я хочу одного, но другого…– Какого?– Такого, чтоб меня любил…– А эти не любили?– Меня никто не любит…Наташка взвыла и удрала на работу. *** Напиться мне так и не удалось.Во-первых, для этого нужно было пойти на улицу, на что я пойти не мог. Во-вторых, мучительно захотелось заглянуть в свои «Лабиринты». И не просто заглянуть, но и написать что-нибудь – лишь бы не думать, лишь бы пережить похмелье…Но Печальный Зверь уже смотрел куда-то в одному ему ведомую даль. Его когтистые крылья внезапно расправились, с неистовой силой ударили темный воздух, – и чудовище исчезло так же внезапно и беспричинно, как появилось. Мгновение странники еще стояли, словно пытаясь разглядеть в Астрале след своего недавнего союзника, а затем, очнувшись, бросились к истекающему кровью Магу.Я перечитал созданное за последние пятнадцать минут и понял, что на улицу сходить все-таки не помешало бы. Проветриться. Попытка третьяТеатры, банкеты, блондины в смокингах Когда Наташка ушла, я еще полчасика поплакала, а потом решила включить радио.– Доброе утро, дорогие москвичи! Сегодня понедельник, тяжелый день, но, несмотря на это, многим из нас сейчас придется встать и отправиться на работу!Ужас! Кошмар! На работу! Мне же на работу! Я посмотрела на часы. До начала рабочего дня остался час. А я в Москве. А пошли они все! Набрала номер директора.– Алло, здравствуйте, Петр Александрович. Это Катя. Я сегодня на работу не приду.– Ты заболела? Ты неважно выглядела вчера.– Нет, я не заболела. Я уехала. В Москву. Извините.– Насовсем?..– Нет. Не знаю. Хотите, увольте меня за прогул, но я не приду (я заплакала). Не могу…– Так… Так… Кать. Сколько тебе нужно времени? Неделя? (Всхлип.) Две недели? О'кей! Считай, что это отпуск за мой счет. Ты, это… не раскисай. Привет столице!Весь день я провела лежа на диване и жалея себя. Никто и никогда меня столько не жалел! Я стала абсолютным чемпионом по жалению!Вечером пришла Наташка и показала мне себя со стороны, причем в прямом смысле слова. Зеркало под нос подсунула. А еще подруга называется!Увиденное меня настолько впечатлило, что я перестала рыдать. Побоялась, что еще немножко, и глазки с лица исчезнут совсем.Наташка принялась меня тормошить и в итоге отправила в магазин.– Иди, иди, развеешься. Купи хлеба и тортик. И кетчуп. И выпить. Тогда не будет вызывать подозрений твой вид. Девушка за опохмелом пришла. В девять вечера это вызовет уважение. Слушай, ты хоть причешись.– Ай…– Что, так и пойдешь в этих штанах?– Ай…– Да как это: «Ай»?! Иди переоденься, а то тебя арестуют за бродяжничество. И губы накрась. Хотя бы.Спорить было лень. Я переодела штаны, причесалась, накрасила губы и пошла в магазин за тортиком и кетчупом.На улице хорошо, тепло, просто вечер для свиданий… Так, об этом не думать. А куда бы мне пойти? Наташка говорила, в «Перекресток».Шла я медленно, просто плелась нога за ногу, оказывается, соскучилась по свежему воздуху. Подошла к центральному входу «Глобал сити», увидела там толпу людей, решила, что нет, туда не хочу, зайду прямо в гастроном. Ну их, еще знакомых встречу. Хотя кого я могу в Москве встретить? У меня тут и знакомых-то нет. А нет, есть! Сергей. Я оглянулась по сторонам и… увидела Сергея. Сердце остановилось. Но потом мужик повернулся ко мне спиной, это оказался совсем даже и не он. Этот был с женой и ребенком. При виде чужого счастья я уже привычно захлюпала носом. «Ну и фиг с ним, с „Перекрестком",– решила я,– пойду в „Седьмой континент"».Через полчаса после того, как я ушла из дома, мне позвонила Наташка.– Где ты шляешься?– В магазин иду.– В какой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20