Какое состояние? — раздраженно спросил отец.— При падении, когда он сломал крыло, он ударился головой и потерял память.— Это звучит правдоподобно, — заметил старший брат.— Во-первых, как его… хм… угораздило упасть? — проворчал младший, потирая область желудка, запястье и голень одновременно.— Да, как же это ты упал, Тазло? Ведь никто же не падает? — спросил старик. — Такой мастер полета, как ты!— Это длинная история, — коротко ответил Лафайет. — Вы не поймете…— Пожалуйста… ну как он вам расскажет? — спросила Сисли. — Он же ничего не помнит!— Однако он вспомнил, как целуют ничего не подозревающих девиц, — прорычал младший брат.— Послушайте, парни, давайте просто забудем об этом. Я признаю свою ошибку, прошу прощения, если ввел вас в заблуждение…— В заблуждение? Эта глупая гусыня прилетела к нам на всех парах, выпалила радостную весть, и ее слышала половина обитателей! Теперь мы станем посмешищем, особенно, если уйдем и оставим вас в комнате без присмотра!— Ну, тогда я куда-нибудь уйду. Я не ищу неприятностей. Только укажите мне, где ближайший телефон…— Ближайший что?.. — три голоса прозвучали как один.— Ну, тогда телефонную станцию. Или полицейский участок. Или остановку автобуса. Мне нужно сделать сообщение…— О чем он говорит?— Бредит, наверное.— Думаю, следует сообщить Уизнеру Хизу.— Нет! Тазло ничего такого не сделал! — вступилась Сисли. — Он поправится, как только вы уйдете и оставите нас одних!— Вряд ли, — мрачно усомнился младший брат.— Ты, девочка, пойдешь с нами, а я позабочусь, чтобы Хаз перешел в холостяцкое гнездо…— Я ему нужна! А теперь убирайтесь оба и ты, папа, если ты на их стороне!— Я никогда ни к чему не присоединяюсь, — быстро ответил старик. — Спокойно, дитя мое. Мы посоветуемся. Нужно что-то предпринять. Эх, а пока, я думаю, мы просто будем все держать в секрете. Незачем давать пищу острым языкам.— Тогда вам придется оставить Тазло здесь, — решительно заявила Сисли.— Если он уйдет, каждому станет ясно… что что-то не так…— Ба-а, крошка права, — сказал младший брат.— Тазло, может, лучше ляжешь? — спросила Сисли, взяв Лафайета за руку.— Мне хорошо, — ответил Лафайет. — Но они правы. Я не могу здесь оставаться. — Он повернулся к троим мужам семейства, но в комнате были только он и Сисли.— Куда они ушли?— М-м-м. — Сисли задумалась. — Папа, наверное, поспешил к насесту своего дядюшки Тимро, чтобы обсудить ситуацию за чашечкой-другой булсидра, а Вугдо и Генбо стоят шагах в двадцати и разговаривают. Думаю, они не особенно довольны. Но ты об этом знаешь не хуже меня, Тазло.— Как они выбрались?— Они просто… вышли, конечно. Что ты имеешь в виду?— Я искал… дверь, — Лафайет споткнулся на слове. — Я не могу ее найти.— Что такое две-ерь, Тазло?— Ты знаешь. Это часть стены, которая подвижна. Ну, открывается или отъезжает в сторону. Я, кажется, не знаю, как это по-таллатлонски.Сисли, казалось, заинтересовалась:— Для чего она, Тазло? Наверное, просто для украшения?..— Чтобы входить и выходить. Ты знаешь — дверь!— Тазло, что бы это ни было, тебе не требуется дверь, чтобы выходить. Я думаю, все это последствия удара по голове…— Ну ладно, как ты выходишь без двери?— А вот так… — Сисли повернулась к стене и шагнула к ней… сквозь нее! Лафайет увидел, как ее нога погрузилась в твердое дерево, затем тело. Кончики крыльев пропали последними. Стена оставалась целой, как и прежде. Он прыгнул за ней и стукнулся руками о шероховатое дерево. Он было целое, слегка теплое на ощупь…Сисли появилась опять, прямо у Лафайета под подбородком, слегка задев его, когда он отпрянул назад. Она растерянно засмеялась.— Как… как, черт возьми, ты это сделала? — задыхаясь, спросил он.— Тазло, ты меня разыгрываешь, да?— Разыгрываю? Разыгрываю, что схожу с ума… — Лафайет остановился, вздохнул и натянуто улыбнулся. — Я постоянно забываю. Чуть было не решил, что все это на самом деле, а не во сне. Потом ты прошла сквозь стену и испортила впечатление. Не пора ли в самом деле просыпаться? — Он слегка пошлепал себя по щекам. — Давай, О'Лири, проснись! Проснись!— Тазло! — Сисли поймала его запястье. — Пожалуйста, перестань разыгрывать сумасшедшего! Если Уизнер Хиз увидит тебя, произойдет ужасное!— Мои сновидения всегда были чересчур реальны, — сказал Лафайет. — И это еще более усугубилось с тех пор, как я прочитал все эти книги по гипнозу. Если бы Центральная не держала на мне этот ограничитель, я бы, пожалуй, подумал, что меня перенесли в другой вероятностный континуум…— Прошу тебя, Тазло, — хныкала Сисли. — Лучше ляг и поспи хорошенько.— В том-то и беда, Сисли, что я сплю, и ты мне снишься. Мне нужно проснуться и заняться спасением королевства.— Какого королевства? Таллатлон не королевство, а ограниченная мифократия!— Я говорю об Артезии. Она несколько старомодна в некотором смысле, но в целом это очень милое местечко. Мне приходилось бывать ее королем, по крайней мере, несколько дней, пока я не решил отречься в пользу принцессы Адоранны. Это случилось после того, как я убил Лода, двуглавого великана, и его любимого дракона. На самом-то деле это был, конечно, не дракон, а просто динозавр, которого Горубл переправил из локуса с более примитивной формой жизни… и…— Тазло, ляг, только закрой глаза, и все эти дикие фантазии улетучатся!— То не дикие фантазии. А вот это — дикая фантазия. Разве ты не видишь, как все нелепо? Люди с крыльями, которые ходят сквозь стены? Типичные образы из снов, возможно отражающие мое подсознательное желание освободиться от всех ограничений…— Тазло, подумай! Конечно, у нас крылья. Иначе как бы мы летали? И, конечно, мы ходим сквозь стены, а как же еще мы выходили бы?— Все именно так: присутствует примитивная внутренняя логика хорошо организованного сна.— Весь этот разговор о великанах и драконах — фантазия, Тазло, неужели ты не понимаешь? Это символы препятствий, которые тебе предстоит преодолеть. А то, что ты был королем, — транспортное осуществление желания. Воображаемое отречение значит, что ты имеешь все привилегии королевской власти без обязанностей.— Ну и ну… да ты сама неплохо владеешь терминологией! Но я полагаю, этого следовало ожидать, раз уж ты — порождение моего подсознания…Сисли топнула ножкой:— Твоего подсознания! Тазло Хаз, я заставлю тебя признать, что я настоящая, живая женщина во плоти, существующая в трехмерном пространстве, и твое подсознание не имеет с этим ничего общего!Она обняла Лафайета за шею и поцеловала его нежно и продолжительно.— Вот! — сказала она, задыхаясь. — Теперь скажи, что я — плод твоего воображения!— Но… но, если ты настоящая, — с трудом соображал Лафайет, — тогда как же насчет Артезии… и Рыжего Быка, и пещеры, полной хитроумных механизмов, и старика в гробу, и Лома, и…— Это тебе просто приснилось, Тазло, милый, — прошептала Сисли. — Теперь ляг. Давай-ка я покормлю тебя холодным булфрутом и поговорим о нашем будущем.— Ну… — заколебался Лафайет. — Тут только вот какое дело. — Он оглядел голые стены вокруг себя. — Вам очень хорошо ходить сквозь твердое дерево, и твоему папе, и братьям тоже. А как же я? Мне-то как выйти?— Тазло, Тазло, ты же ходил сквозь стены с полутора лет!— Полагаю, примерно в том возрасте я научился ходить, но не сквозь тиковые обшивки.— Глупый мальчик! Пойдем… Я покажу тебе. — Она взяла его за руку, подвела к стене, проскользнула в нее. Лафайет смотрел, как дерево поглощало ее плоть, тело сливалось со стеной, будто она опускалась в темную воду. Видна была лишь ее рука, которой она держала его руку. Она быстро скрылась, дерево сомкнулось за ее предплечьем, запястьем… Пальцы Лафайета больно натолкнулись на дерево. Рука Сисли все еще сжимала его руку. Он вырвался, потирая ободранные костяшки, когда она снова появилась. В широко раскрытых глазах ее появилось выражение беспокойства.— Тазло, в чем дело?— Я же говорил тебе, что не умею ходить сквозь стены!— Но… но, Тазло, тебе это необходимо!— Факт есть факт, Сисли.— Но если ты не умеешь ходить сквозь стену… — На лице ее появился испуг.— Тогда, я полагаю, мне придется прорубить путь наружу. Можешь достать мне топор?— Топор?Он описал топор.— В Таллатлоне нет ничего подобного. И… если бы даже было, то сколько же тебе потребуется времени, чтобы прорубить шесть футов твердого кривуда! Он же прочнее железа!Лафайет опустился на кровать.— Прекрасно! Я в ловушке. Но как же они меня сюда затащили?..Прежде чем Сисли успела ответить, из стены появился младший брат Вугдо.— Я только что переговорил с Уизнером Хизом, — сказал он. — Ладно, не сердись на меня, — добавил он, когда Сисли обернулась к нему. — Он нашел меня и спросил, как себя чувствует Хаз. Я ему сказал, что нормально. Вот он и хочет его повидать.— Вугдо, как ты мог? — воскликнула Сисли.— Хазу рано или поздно придется предстать перед ним. И чем раньше, тем лучше. Если он вызовет подозрение у старого дьявола, то… ну, ты знаешь, каков Уизнер.— Когда… когда он хочет его видеть?— Он сказал сейчас, сегодня вечером.— Нет!— Но я его уговорил подождать до утра. Я сказал, что у него голова болит. — Вугдо кисло глянул на Лафайета. — Я не сказал ему, что его головная боль — ничто по сравнению с моей.Когда Вугдо ушел, Сисли посмотрела на Лафайета широко открытыми от страха глазами:— Тазло, что делать?— Не знаю, малыш, — мрачно ответил Лафайет. — Но лучше что-нибудь делать. 5 — Давай начнем сначала и посмотрим, нельзя ли что-нибудь понять, — предложил Лафайет. Он казался спокойным и рассудительным. — Итак, я был дома в безопасности, всем довольный, и вдруг получил записку от Рыжего Быка…— Нет, не так, — сказала Сисли, тряхнув головкой. При этом ее фиолетовые султаны восхитительно заколыхались. — Ты был на охоте, собирался принести домой пару птичек уи-уи с золотыми хохолками, чтобы они жили у нашего домашнего очага, когда у нас будет свое гнездо.— Ладно, пусть будет так, как ты говоришь. Итак, мне снилось, что я в Артезии, получил записку от Рыжего Быка. Под влиянием порыва я сделал то, о чем он просил: вышел один среди ночи на таинственную встречу в таверне «Секира и Дракон».— Если ты был так доволен жизнью в этом сне, — сказала Сисли, — зачем же ты сделал такую глупость?Лафайет вздохнул:— Полагаю, я всегда был романтиком, — признался он. — Именно когда все устраивается наилучшим образом, у меня появляется эта неуемная тяга к приключениям. И наверное, мысль вернуться в «Секиру и Дракон» была связана с этим. Знаешь, оттуда ведь все и началось…— Нет, я не знаю. Расскажи мне.— Ладно… с чего бы начать? С Колби Конерз, видимо. Я был чертежником, работал на литейном заводе. Эта работа не очень захватывающая, и я много читал. Я читал о гипнозе. Однажды вечером я пытался освоить новую технику, которую вычитал из книги профессора Шиммеркопфа, и… ну вот я и попал в Артезию, в сумерках шел по мостовой. Доносился запах жареной гусятины и крепкого пива из таверны «Секира и Дракон».— Другими словами, ты согласен, что Артезия вымышлена! — торжествующе воскликнула Сисли.— Ладно… думаю, что на языке Колби Конерз, литейного завода, пансиона миссис Макглинт это был сон, но так как я там обитал, этот мир был так же реален, как и Колби Конерз, даже реальнее! У меня были приключения, я делал то, о чем всегда мечтал, приключения были такие, каких я всегда хотел…— Осуществление желания…— Пожалуйста, перестань говорить «осуществление желания». Я не помню такого желания, как быть обвиненным в похищении принцессы и очутиться в тюремной камере. Я не желал потеряться в пустыне, или быть запертым Лодом в клетку пыток.— Но ты избежал всего этого?— Ну, конечно! Если бы не избежал, то меня бы здесь не было. Фактически, я не уверен, что я здесь. Как мне увериться? Сон кажется реальным, пока спишь. Можно себя щипать, но ведь может и сниться, что ты себя щиплешь, и даже может сниться, что ты проснулся, и…— Тазло, пожалуйста, не надо так волноваться! Ты мне рассказывал о приснившейся Артезии…— Да. Так я закончил на том, что жил во дворце как постоянный гость принцессы Адоранны…— Эта принцесса… она была хорошенькая?— Невероятно! Золотые волосы, большие голубые глаза…— Голубые глаза? Как нелепо!— Вовсе нет, напротив! И фигура как у ангела…— Ты… ты был влюблен в это существо?— Ну… Я думал, что был, некоторое время… но…— Но… но что?— Но, — Лафайет внезапно замолчал, заметив тревогу Сисли. — Но, конечно, в конце концов я понял, что на самом деле я не влюблен в нее… и она вышла замуж за графа Алана и жила счастливо с тех пор… по крайней мере некоторое время.— В то время ты занимал роскошные апартаменты в ее дворце! Как уютно!— Поверь, мы с ней были добрыми друзьями, и все. А граф Алан был признан лучшим фехтовальщиком королевства, между прочим…— Значит… только страх перед этим грозным воином удерживал тебя от ухаживаний?— Перед кем? Перед Аланом? Чушь! Я с ним однажды дрался на дуэли и победил… с небольшой помощью Дафны, конечно…— Кого? — холодно спросила Сисли. — Дафны?— А, Дафна… бывшая горничная со второго этажа, — на ходу изменил Лафайет ход повествования. — Но не нужно отвлекать меня от попытки выяснить, что реально, а что нет. В любом случае я был в Артезии, встречался с Рыжим Быком. Я думал… ну, я думал, что будет как раньше, но было как-то не так. Даже Рыжий Бык казался каким-то не таким: он, казалось, лишился всякой сознательности…— Во сне все меняется, Тазло.— Думаю, да. Но не это было самой большой переменой. Рыжий Бык вышел на минуточку и вдруг… ну, эту часть очень трудно объяснить… неожиданно… я стал кем-то другим.— Так всегда бывает во сне, — посочувствовала Сисли. — Но теперь ты проснулся, ты — это ты, тот же самый милый Тазло Хаз, которым был всегда…— Но я не всегда был Тазло Хазом! — Я был Зорро, из шайки Путников!— Кажется, ты говорил, что был каким-то Лафайетом, экс-королем Артезии! Вот видишь, Тазло, какие у тебя галлюцинации!— Ты не понимаешь, все так просто! Сначала я был Лафайетом О'Лири, потом Зорро, а теперь я Тазло Хаз, только я все равно Лафайет О'Лири, если только ты понимаешь, что я имею в виду.— Нет, — вздохнула Сисли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22