Великолепно сайт Wodolei
Я не верю тому, что ты рассказала мне о своих любовных связях. Это просто смешно. Я отказываюсь верить в это и никогда не поверю! Даже на краю могилы я не поверю в то, что ты мне сказала! У тебя никогда не было других мужчин. Я знаю, потому что следил за тобой каждый день, каждый час. Ты любишь меня, Нэнси. Я это знаю!
— Нет… — Крик вырвался из самой глубины ее души. — Нет!
Рамон поднялся на ноги, возвышаясь над ней, обезумевший от гнева, непонимания и страсти.
— Я не верю тебе, Нэнси. Не… верю!..
Она молчала, не находя слов.
— Будь ты проклята! — яростно выкрикнул он. — Тесса Росман во сто крат лучше тебя! Ты оказала мне большую услугу, Нэнси. Благодарю!
Он ушел.
— Рамон… — прошептала она, но дверь за ним уже захлопнулась. Нэнси напрягла всю свою волю, чтобы не двинуться с места и не броситься следом. Прошло несколько секунд, затем минут. Ее внутренняя борьба закончилась. Она осталась в комнате. Не побежала за ним с его именем на устах через мраморные холлы отеля. Но это была пиррова победа.
Нэнси отменила коктейль с Санни и приказала Марии укладываться. Пришел Вильерс, и Нэнси, побледнев, вздрогнула. Лайнер отправлялся в Лиссабон утром. Почти все отдельные каюты первого класса были заняты, но одна все-таки нашлась. Нэнси решила узнать, есть ли связь между Лиссабоном и Нью-Йорком. Рамон не должен догадаться, что Лиссабон — конечный пункт ее путешествия. Вильерс дотошно доложил ей о датах и времени отплытия пассажирских кораблей и предложил заказать каюту. Нэнси отказалась. Она сама сделает это в Лиссабоне. Затем поблагодарила Вильерса и отпустила его.
На следующее утро она встала рано, коротко попрощалась с удивленной Джорджианой, Бобо и Венецией и оставила записку князю Васильеву. Затем в десять часов в сопровождении только Марии незаметно вышла из отеля через боковой выход. Ее чемодан с золотыми монограммами был аккуратно уложен в багажник «роллса». Темные очки скрывали ее лицо.
В половине одиннадцатого Вильерс попытался добиться приема у миссис Санфорд, но ему было отказано, как и всем прочим в последнее время. Однако он, к необычайному удивлению персонала отеля, продолжал настаивать. Без четверти одиннадцать его приняли. В одиннадцать к постели матери позвали Рамона.
Нэнси взошла одной из последних на борт «Элины». Мария поспешила вниз, чтобы проследить за размещением вещей миссис Камерон для короткого четырехдневного путешествия до Лиссабона. Нэнси осталась на палубе. Якорь был поднят. Заработали двигатели. Сверкающий лайнер медленно отходил от пристани Фанчэла, направляясь в открытый океан.
Вдалеке заманчиво светились розовые крыши «Санфорда».
Фигурки на берегу стали крошечными. Волы, телеги, местные жители в белых соломенных шляпах казались игрушечными. Мадейра возвышалась над морем, и ветер доносил до корабля неповторимый аромат острова. Аромат мимозы, бу-генвиллей, гибискуса, стрелизии и любимой Нэнси франси-сеи с синими лепестками. Фанчэл утопал в розовом тумане цветущего палисандра. Местные жители говорили, что их остров — подлинный рай. Для Нэнси он и вправду стал на короткое время раем.
Ее руки крепко сжимали поручни. Неожиданно на пристань на сумасшедшей скорости вылетел «даймлер». Продавцы цветов и волы, запряженные в телеги, шарахнулись в стороны. Из автомобиля выпрыгнул Рамон и бросился к своей «Кезии», команда которой, доставив на остров адвоката, в большинстве своем сошла на берег.
На палубе лайнера собирались люди, с любопытством наблюдая, как «Кезия» снимается с якоря. Было бы благоразумнее подождать, пока «Элин» не выйдет в открытый океан. В бухте плавало множество мелких суденышек, и обычно они уступали дорогу большим лайнерам. «Кезия», несмотря на свое великолепие, была гораздо меньше «Элин». С дальнего конца бухты яхта направилась не в открытое море, а на бешеной скорости неслась наперерез лайнеру, у поручней которого столпились перепуганные пассажиры.
Капитан дал предупредительный гудок, но «Кезия» не изменила своего курса. Она шла прямо на «Элин». Двигатели лайнера замолкли. Он не мог маневрировать.
— Убирайся сейчас же! — сердито крикнул в мегафон капитан «Элин».
— Я должен подняться на борт, — ответил капитан «Кезии». На воду спустили шлюпку. Опасения пассажиров сменились возбуждением. Столкновения не будет, и их жизни вне опасности.
— Это Санфорд!
— Кто?
— Санфорд!
Нэнси перегнулась через перила палубы. Он совсем потерял голову! Может быть, он хочет убить ее? Или забрать с собой? Рамон ловко прыгнул из пляшущей на волнах шлюпки на поспешно спущенный веревочный трап, а поднявшись на борт, начал пробираться сквозь толпу пассажиров, отмахиваясь от протянутых к нему рук, как от надоедливых мух.
— Нэнси!
Толпа вокруг нее расступилась, тараща глаза.
— Нэнси!
Он так крепко обнял ее, что она чуть не задохнулась. В его голосе слышались нотки, которые, не знай она Рамона, можно было бы принять за всхлипывание. Он прижался к ней губами, и Нэнси не могла противиться. Ее губы раскрылись в страстном порыве. Она не могла без него жить.
— Пойдем! — Он потащил ее за собой, и мужчины громко зааплодировали, а женщины завистливо вздыхали.
— Но, Рамон…
— Пойдем!
Веревочный трап, казалось, уходил в бездну.
— Я не могу!
— Можешь, не то я взвалю тебя на плечи.
Когда Нэнси начала свой рискованный спуск, послышались ободряющие возгласы. Малочисленный экипаж «Кезии» помог ей сесть в шлюпку. Рамон спрыгнул на место рядом с ней.
— Ты такая дуреха! — сердито сказал он.
Меньше всего она ожидала услышать от него это.
— Почему ты ничего не сказала мне? Как ты посмела увезти моего ребенка, как будто меня это не касается?
Команда «Кезии» прислушивалась к каждому слову Рамона.
— Я не понимаю…
— Зато мне все понятно! Я понял, что ты, моя мать и твой глупый отец едва не сломали нам жизнь! Он никогда не убивал моего отца, и тот умер вовсе не из-за него. Мой отец скончался от кровоизлияния в мозг. Я точно знаю это! Я был с ним, когда он умер! — Рамон сжал ее кисти с такой силой, что, казалось, кровь в жилах остановилась. — Глупый сообщник твоего отца просто ослабил винты на «лагонде», чтобы автомобиль потерпел аварию. Авария действительно произошла, а поскольку мой отец, как и я, сам любил водить машину, твой отец решил, что он погиб в результате катастрофы. Но это не так. Авария случилась совсем по другой причине. Все колеса «лагонды» остались на месте. Могу добавить: я рад, что твой отец поверил в убийство. Он в самом деле мог его совершить!
— Но он не сделал этого? — воскликнула Нэнси с чувством облегчения.
— Конечно, нет! Теперь, ради Бога, перестань плакать и поцелуй меня!
* * *
Потребовалось всего лишь пять минут, чтобы шлюпка достигла «Кезии», еще три, чтобы Нэнси забралась по качающемуся веревочному трапу на благословенную палубу. Всего восемь минут — и она приняла самое важное в жизни решение. Она выйдет замуж за Рамона, но сохранит свою тайну. Их ребенок будет рожден в браке. Ничто не может помешать их вновь обретенному счастью. Если она расскажет ему сейчас всю правду о себе, он будет ужасно расстроен. Оставшиеся месяцы ее беременности пройдут в бесполезной погоне за консультантами, которые ничем не смогут ей помочь. Она стала более зрелой с тех пор, как несколько месяцев назад стояла в жарко натопленной приемной доктора Лорримера. Она обнаружила в себе силы, о которых раньше даже не подозревала. Она научилась жить, высоко ценя каждый отведенный ей день, с благодарностью воспринимая как страдания, так и радость. Страдания означали, что она еще жива и может любить. Это была ее ноша, и она ни с кем не хотела разделить ее. У нее родится ребенок, и у него будет отец. Со временем Рамон, возможно, снова женится. На Тессе Росман с ее светлыми волосами и милой улыбкой. Тесса будет ласковой и любящей мачехой. Будущее, конечно, непредсказуемо. Но сейчас она снова вместе с Рамоном, любящая и любимая.
* * *
Зия просто ожила.
— Дорогая, какая приятная новость! — воскликнула она, идя по лужайке им навстречу легкой пружинящей походкой, которой у нее не было уже несколько недель. На столе снова появились шампанское, апельсиновый сок и печенье. — Думаю, в таких обстоятельствах будет ханжеством с твоей стороны оставаться в своем номере, а Рамону — в своем. Я хочу, чтобы ты пожила в отеле, пока не родится ребенок. По крайней мере в «Санфорде» ты можешь быть уверена, что тебя никто не побеспокоит.
— Мария! — вскрикнула Нэнси, прижав руку к губам. — Она осталась на борту «Элин».
Рамон засмеялся, крепко обняв ее за талию:
— Значит, ей придется оставаться там, пока «Элин» не причалит в Лиссабоне. Я прослежу, чтобы ее немедленно доставили назад.
— Но она ненавидит путешествия по морю.
— Господи! — воскликнул Рамон, и его брови взметнулись вверх. — Сегодня утром в моем офисе был Луис. Он ругался и кричал, что последует за Марией при первом же удобном случае. Если бы я не остановил его, он готов был плыть за ней через весь океан!
— В Америке бракоразводные процессы длятся недолго, не так ли, дорогая? — сказала Зия, разбрасывая крошки печенья голубям. — Не думаю, что ребенок появится раньше, чем ты и Рамон поженитесь. Теперь меня ничто не тревожит. — Ее улыбка была мягкой и необычайно лучистой для женщины, которой под семьдесят. — Я уже написала твоему отцу. Его совесть будет наконец чиста. Он должен опять сойтись с Глорией. Скажи мне, — она села под тень зонтика из павлиньих перьев, — что собой представляет Глория?
— Лучше спросите об этом Рамона, — сказала Нэнси с притворной скромностью и была награждена таким взглядом, что за ним должно было последовать неминуемое наказание, а затем — столь же неизбежное примирение.
Теперь Нэнси больше не занималась хозяйством отеля. С каждым днем она уставала все больше и больше. Огромные апартаменты, которые она занимала с Рамоном, выходили в сад, и Нэнси проводила дни, лежа в тени в шезлонге, занималась живописью и принимала отдельных посетителей и близких друзей.
Рамон, не сведущий в таинстве беременности, ничего не подозревал и оставался веселым, часами наблюдая, как она писала то одну картину, то другую.
— Хорошо, — просто сказал Джованни в конце мая, когда она впервые с волнением представила его глазам шесть законченных полотен. — Очень хорошо! Каррера будет доволен. Завтра я отвезу их в Рим.
— О нет! Не так скоро!
Джованни вопросительно приподнял свои густые брови.
— Они требуют доработки…
— Они вполне законченны, — уверенно сказал Джованни. — Не надо волноваться. Я, Джованни, говорю, что картины достойны выставки. Вы сомневаетесь?
— Нет… Только… — Нэнси, ослабев, откинулась назад. — Я боюсь, Джованни. Что, если ни одна из них никому не понравится?
— Вам они нравятся?
Нэнси долго и напряженно смотрела на полотна. Она вложила в них всю свою душу, свои надежды, свои страхи.
— Да, — ответила она просто.
— Тогда этого достаточно.
* * *
В конце мая Бобо и Хасан поженились в Париже и вернулись в «Санфорд», чтобы провести там медовый месяц. В Риме Леопольд Каррера организовал небольшую изысканную выставку, где были представлены работы неизвестных художников. Картины получили сдержанную оценку в итальянской прессе. Однако две из них были проданы и выставлены рядом с такими мастерами, как Шагал и Лабиш, во Флорентийском дворце. Когда же Амстердамский национальный банк через Карреру обратился к неизвестному художнику, заказав у него картину для нового офиса, который обошелся во много миллионов, оба критика из «Таймс» и «Ле Монд» поместили в газетах соответствующие заметки.
Нэнси колебалась.
— Не могу в это поверить, — сказала она Рамону, раскрыв газеты, а затем читая и перечитывая письмо Леопольда Карреры. — Он хочет, чтобы я приехала в Рим и подтвердила авторские права на свои картины.
— Я тоже хочу, чтобы ты подтвердила свои права, — сказал Рамон. — Я также категорически запрещаю продавать оставшиеся четыре полотна, пока сам не посмотрю их. Мне кажется, у отеля есть преимущественное право на приобретение одного из них.
— Я нарисую все, что ты захочешь, — сказала она, сияя от удовольствия.
— У тебя не будет времени, — сухо заметил Рамон. — Всемирно известные корпорации засыплют тебя заказами.
— Только одна корпорация.
— Уже две, — поправил Рамон. — Это пришло сегодня утром. — И он протянул ей телеграмму от Карреры.
Нэнси от изумления открыла рот.
— «Нью Уорлд Ойл»! Почему они хотят купить именно мои картины?
— Потому что, моя милая, они, как я успел заметить, удивительно хороши. Мы поедем в Рим, и ты лично положишь конец всем слухам о том, кто их истинный автор. Ты должна была предвидеть, что подпись «Нэнси» вызовет самые различные толки.
— Я… Я не думала, что это может иметь значение. Не предполагала, что кого-то может заинтересовать авторство. — Она немного подумала, затем медленно произнесла: — Я не хотела подписывать их фамилией Джека. Он так долго подавлял меня. Я никогда не смогла бы заняться живописью, если бы осталась с ним. Он бы высмеял меня. Эти картины написаны не Нэнси Камерон. Я не изменю подписи до нашей свадьбы.
Рамон крепко схватил ее за руки.
— Я люблю тебя, — сказал он, так глядя на нее своими темными глазами, что по спине у Нэнси пробежала дрожь восхищения. — Ты нескончаемый источник восторга и удивления. Что ты еще сотворишь? Начнешь ваять? Напишешь роман? Сочинишь музыку?
— Займусь любовью, — сказала она и скользнула в его объятия.
* * *
В июне Джорджиана Монткалм неохотно вернулась к своим обязанностям первой дамы британского высшего общества, а на холмах вокруг Фанчэла зацвели белоснежные лилии.
В июле Вир написал, что Кларисса согласилась на развод, а остров покрылся цветами гортензии и из зеленого стал голубым.
В августе ведущая актриса Санни леди Хилдегард появилась на экранах, и мир провозгласил ее второй звездой первой величины после Гарбо.
В сентябре желтые лепестки цветов коричного дерева наполнили комнату Района и Нэнси, а Регги Минтер объявил о своей помолвке с Хелен Бингам-Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Нет… — Крик вырвался из самой глубины ее души. — Нет!
Рамон поднялся на ноги, возвышаясь над ней, обезумевший от гнева, непонимания и страсти.
— Я не верю тебе, Нэнси. Не… верю!..
Она молчала, не находя слов.
— Будь ты проклята! — яростно выкрикнул он. — Тесса Росман во сто крат лучше тебя! Ты оказала мне большую услугу, Нэнси. Благодарю!
Он ушел.
— Рамон… — прошептала она, но дверь за ним уже захлопнулась. Нэнси напрягла всю свою волю, чтобы не двинуться с места и не броситься следом. Прошло несколько секунд, затем минут. Ее внутренняя борьба закончилась. Она осталась в комнате. Не побежала за ним с его именем на устах через мраморные холлы отеля. Но это была пиррова победа.
Нэнси отменила коктейль с Санни и приказала Марии укладываться. Пришел Вильерс, и Нэнси, побледнев, вздрогнула. Лайнер отправлялся в Лиссабон утром. Почти все отдельные каюты первого класса были заняты, но одна все-таки нашлась. Нэнси решила узнать, есть ли связь между Лиссабоном и Нью-Йорком. Рамон не должен догадаться, что Лиссабон — конечный пункт ее путешествия. Вильерс дотошно доложил ей о датах и времени отплытия пассажирских кораблей и предложил заказать каюту. Нэнси отказалась. Она сама сделает это в Лиссабоне. Затем поблагодарила Вильерса и отпустила его.
На следующее утро она встала рано, коротко попрощалась с удивленной Джорджианой, Бобо и Венецией и оставила записку князю Васильеву. Затем в десять часов в сопровождении только Марии незаметно вышла из отеля через боковой выход. Ее чемодан с золотыми монограммами был аккуратно уложен в багажник «роллса». Темные очки скрывали ее лицо.
В половине одиннадцатого Вильерс попытался добиться приема у миссис Санфорд, но ему было отказано, как и всем прочим в последнее время. Однако он, к необычайному удивлению персонала отеля, продолжал настаивать. Без четверти одиннадцать его приняли. В одиннадцать к постели матери позвали Рамона.
Нэнси взошла одной из последних на борт «Элины». Мария поспешила вниз, чтобы проследить за размещением вещей миссис Камерон для короткого четырехдневного путешествия до Лиссабона. Нэнси осталась на палубе. Якорь был поднят. Заработали двигатели. Сверкающий лайнер медленно отходил от пристани Фанчэла, направляясь в открытый океан.
Вдалеке заманчиво светились розовые крыши «Санфорда».
Фигурки на берегу стали крошечными. Волы, телеги, местные жители в белых соломенных шляпах казались игрушечными. Мадейра возвышалась над морем, и ветер доносил до корабля неповторимый аромат острова. Аромат мимозы, бу-генвиллей, гибискуса, стрелизии и любимой Нэнси франси-сеи с синими лепестками. Фанчэл утопал в розовом тумане цветущего палисандра. Местные жители говорили, что их остров — подлинный рай. Для Нэнси он и вправду стал на короткое время раем.
Ее руки крепко сжимали поручни. Неожиданно на пристань на сумасшедшей скорости вылетел «даймлер». Продавцы цветов и волы, запряженные в телеги, шарахнулись в стороны. Из автомобиля выпрыгнул Рамон и бросился к своей «Кезии», команда которой, доставив на остров адвоката, в большинстве своем сошла на берег.
На палубе лайнера собирались люди, с любопытством наблюдая, как «Кезия» снимается с якоря. Было бы благоразумнее подождать, пока «Элин» не выйдет в открытый океан. В бухте плавало множество мелких суденышек, и обычно они уступали дорогу большим лайнерам. «Кезия», несмотря на свое великолепие, была гораздо меньше «Элин». С дальнего конца бухты яхта направилась не в открытое море, а на бешеной скорости неслась наперерез лайнеру, у поручней которого столпились перепуганные пассажиры.
Капитан дал предупредительный гудок, но «Кезия» не изменила своего курса. Она шла прямо на «Элин». Двигатели лайнера замолкли. Он не мог маневрировать.
— Убирайся сейчас же! — сердито крикнул в мегафон капитан «Элин».
— Я должен подняться на борт, — ответил капитан «Кезии». На воду спустили шлюпку. Опасения пассажиров сменились возбуждением. Столкновения не будет, и их жизни вне опасности.
— Это Санфорд!
— Кто?
— Санфорд!
Нэнси перегнулась через перила палубы. Он совсем потерял голову! Может быть, он хочет убить ее? Или забрать с собой? Рамон ловко прыгнул из пляшущей на волнах шлюпки на поспешно спущенный веревочный трап, а поднявшись на борт, начал пробираться сквозь толпу пассажиров, отмахиваясь от протянутых к нему рук, как от надоедливых мух.
— Нэнси!
Толпа вокруг нее расступилась, тараща глаза.
— Нэнси!
Он так крепко обнял ее, что она чуть не задохнулась. В его голосе слышались нотки, которые, не знай она Рамона, можно было бы принять за всхлипывание. Он прижался к ней губами, и Нэнси не могла противиться. Ее губы раскрылись в страстном порыве. Она не могла без него жить.
— Пойдем! — Он потащил ее за собой, и мужчины громко зааплодировали, а женщины завистливо вздыхали.
— Но, Рамон…
— Пойдем!
Веревочный трап, казалось, уходил в бездну.
— Я не могу!
— Можешь, не то я взвалю тебя на плечи.
Когда Нэнси начала свой рискованный спуск, послышались ободряющие возгласы. Малочисленный экипаж «Кезии» помог ей сесть в шлюпку. Рамон спрыгнул на место рядом с ней.
— Ты такая дуреха! — сердито сказал он.
Меньше всего она ожидала услышать от него это.
— Почему ты ничего не сказала мне? Как ты посмела увезти моего ребенка, как будто меня это не касается?
Команда «Кезии» прислушивалась к каждому слову Рамона.
— Я не понимаю…
— Зато мне все понятно! Я понял, что ты, моя мать и твой глупый отец едва не сломали нам жизнь! Он никогда не убивал моего отца, и тот умер вовсе не из-за него. Мой отец скончался от кровоизлияния в мозг. Я точно знаю это! Я был с ним, когда он умер! — Рамон сжал ее кисти с такой силой, что, казалось, кровь в жилах остановилась. — Глупый сообщник твоего отца просто ослабил винты на «лагонде», чтобы автомобиль потерпел аварию. Авария действительно произошла, а поскольку мой отец, как и я, сам любил водить машину, твой отец решил, что он погиб в результате катастрофы. Но это не так. Авария случилась совсем по другой причине. Все колеса «лагонды» остались на месте. Могу добавить: я рад, что твой отец поверил в убийство. Он в самом деле мог его совершить!
— Но он не сделал этого? — воскликнула Нэнси с чувством облегчения.
— Конечно, нет! Теперь, ради Бога, перестань плакать и поцелуй меня!
* * *
Потребовалось всего лишь пять минут, чтобы шлюпка достигла «Кезии», еще три, чтобы Нэнси забралась по качающемуся веревочному трапу на благословенную палубу. Всего восемь минут — и она приняла самое важное в жизни решение. Она выйдет замуж за Рамона, но сохранит свою тайну. Их ребенок будет рожден в браке. Ничто не может помешать их вновь обретенному счастью. Если она расскажет ему сейчас всю правду о себе, он будет ужасно расстроен. Оставшиеся месяцы ее беременности пройдут в бесполезной погоне за консультантами, которые ничем не смогут ей помочь. Она стала более зрелой с тех пор, как несколько месяцев назад стояла в жарко натопленной приемной доктора Лорримера. Она обнаружила в себе силы, о которых раньше даже не подозревала. Она научилась жить, высоко ценя каждый отведенный ей день, с благодарностью воспринимая как страдания, так и радость. Страдания означали, что она еще жива и может любить. Это была ее ноша, и она ни с кем не хотела разделить ее. У нее родится ребенок, и у него будет отец. Со временем Рамон, возможно, снова женится. На Тессе Росман с ее светлыми волосами и милой улыбкой. Тесса будет ласковой и любящей мачехой. Будущее, конечно, непредсказуемо. Но сейчас она снова вместе с Рамоном, любящая и любимая.
* * *
Зия просто ожила.
— Дорогая, какая приятная новость! — воскликнула она, идя по лужайке им навстречу легкой пружинящей походкой, которой у нее не было уже несколько недель. На столе снова появились шампанское, апельсиновый сок и печенье. — Думаю, в таких обстоятельствах будет ханжеством с твоей стороны оставаться в своем номере, а Рамону — в своем. Я хочу, чтобы ты пожила в отеле, пока не родится ребенок. По крайней мере в «Санфорде» ты можешь быть уверена, что тебя никто не побеспокоит.
— Мария! — вскрикнула Нэнси, прижав руку к губам. — Она осталась на борту «Элин».
Рамон засмеялся, крепко обняв ее за талию:
— Значит, ей придется оставаться там, пока «Элин» не причалит в Лиссабоне. Я прослежу, чтобы ее немедленно доставили назад.
— Но она ненавидит путешествия по морю.
— Господи! — воскликнул Рамон, и его брови взметнулись вверх. — Сегодня утром в моем офисе был Луис. Он ругался и кричал, что последует за Марией при первом же удобном случае. Если бы я не остановил его, он готов был плыть за ней через весь океан!
— В Америке бракоразводные процессы длятся недолго, не так ли, дорогая? — сказала Зия, разбрасывая крошки печенья голубям. — Не думаю, что ребенок появится раньше, чем ты и Рамон поженитесь. Теперь меня ничто не тревожит. — Ее улыбка была мягкой и необычайно лучистой для женщины, которой под семьдесят. — Я уже написала твоему отцу. Его совесть будет наконец чиста. Он должен опять сойтись с Глорией. Скажи мне, — она села под тень зонтика из павлиньих перьев, — что собой представляет Глория?
— Лучше спросите об этом Рамона, — сказала Нэнси с притворной скромностью и была награждена таким взглядом, что за ним должно было последовать неминуемое наказание, а затем — столь же неизбежное примирение.
Теперь Нэнси больше не занималась хозяйством отеля. С каждым днем она уставала все больше и больше. Огромные апартаменты, которые она занимала с Рамоном, выходили в сад, и Нэнси проводила дни, лежа в тени в шезлонге, занималась живописью и принимала отдельных посетителей и близких друзей.
Рамон, не сведущий в таинстве беременности, ничего не подозревал и оставался веселым, часами наблюдая, как она писала то одну картину, то другую.
— Хорошо, — просто сказал Джованни в конце мая, когда она впервые с волнением представила его глазам шесть законченных полотен. — Очень хорошо! Каррера будет доволен. Завтра я отвезу их в Рим.
— О нет! Не так скоро!
Джованни вопросительно приподнял свои густые брови.
— Они требуют доработки…
— Они вполне законченны, — уверенно сказал Джованни. — Не надо волноваться. Я, Джованни, говорю, что картины достойны выставки. Вы сомневаетесь?
— Нет… Только… — Нэнси, ослабев, откинулась назад. — Я боюсь, Джованни. Что, если ни одна из них никому не понравится?
— Вам они нравятся?
Нэнси долго и напряженно смотрела на полотна. Она вложила в них всю свою душу, свои надежды, свои страхи.
— Да, — ответила она просто.
— Тогда этого достаточно.
* * *
В конце мая Бобо и Хасан поженились в Париже и вернулись в «Санфорд», чтобы провести там медовый месяц. В Риме Леопольд Каррера организовал небольшую изысканную выставку, где были представлены работы неизвестных художников. Картины получили сдержанную оценку в итальянской прессе. Однако две из них были проданы и выставлены рядом с такими мастерами, как Шагал и Лабиш, во Флорентийском дворце. Когда же Амстердамский национальный банк через Карреру обратился к неизвестному художнику, заказав у него картину для нового офиса, который обошелся во много миллионов, оба критика из «Таймс» и «Ле Монд» поместили в газетах соответствующие заметки.
Нэнси колебалась.
— Не могу в это поверить, — сказала она Рамону, раскрыв газеты, а затем читая и перечитывая письмо Леопольда Карреры. — Он хочет, чтобы я приехала в Рим и подтвердила авторские права на свои картины.
— Я тоже хочу, чтобы ты подтвердила свои права, — сказал Рамон. — Я также категорически запрещаю продавать оставшиеся четыре полотна, пока сам не посмотрю их. Мне кажется, у отеля есть преимущественное право на приобретение одного из них.
— Я нарисую все, что ты захочешь, — сказала она, сияя от удовольствия.
— У тебя не будет времени, — сухо заметил Рамон. — Всемирно известные корпорации засыплют тебя заказами.
— Только одна корпорация.
— Уже две, — поправил Рамон. — Это пришло сегодня утром. — И он протянул ей телеграмму от Карреры.
Нэнси от изумления открыла рот.
— «Нью Уорлд Ойл»! Почему они хотят купить именно мои картины?
— Потому что, моя милая, они, как я успел заметить, удивительно хороши. Мы поедем в Рим, и ты лично положишь конец всем слухам о том, кто их истинный автор. Ты должна была предвидеть, что подпись «Нэнси» вызовет самые различные толки.
— Я… Я не думала, что это может иметь значение. Не предполагала, что кого-то может заинтересовать авторство. — Она немного подумала, затем медленно произнесла: — Я не хотела подписывать их фамилией Джека. Он так долго подавлял меня. Я никогда не смогла бы заняться живописью, если бы осталась с ним. Он бы высмеял меня. Эти картины написаны не Нэнси Камерон. Я не изменю подписи до нашей свадьбы.
Рамон крепко схватил ее за руки.
— Я люблю тебя, — сказал он, так глядя на нее своими темными глазами, что по спине у Нэнси пробежала дрожь восхищения. — Ты нескончаемый источник восторга и удивления. Что ты еще сотворишь? Начнешь ваять? Напишешь роман? Сочинишь музыку?
— Займусь любовью, — сказала она и скользнула в его объятия.
* * *
В июне Джорджиана Монткалм неохотно вернулась к своим обязанностям первой дамы британского высшего общества, а на холмах вокруг Фанчэла зацвели белоснежные лилии.
В июле Вир написал, что Кларисса согласилась на развод, а остров покрылся цветами гортензии и из зеленого стал голубым.
В августе ведущая актриса Санни леди Хилдегард появилась на экранах, и мир провозгласил ее второй звездой первой величины после Гарбо.
В сентябре желтые лепестки цветов коричного дерева наполнили комнату Района и Нэнси, а Регги Минтер объявил о своей помолвке с Хелен Бингам-Смит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57