– Ну конечно, нет! Как я мог забыть? Ведь ты была единственным ребенком!
– Именно. И не только единственным. Я была последней в роду Макиннесов.
– Должно быть, ты была озорницей. – Он ухмыльнулся. – Теперь я понимаю, какая ты – своевольная, упрямая и капризная. Разве я не прав?
Джоанна кивнула, уютно уткнувшись лицом в его грудь.
– Мой дед, Дункан, умер еще до моего рождения, а мои дяди, Александр и Томас, никогда не проявляли особого интереса к браку. Как бы то ни было, все родственники любили меня как собственного ребенка.
– Значит, мало того, что у тебя скверный характер от природы, так тебя еще больше испортили и изнежили в детстве.
– Верно, и даже хуже, – добавила она. – Мои родители слабо представляли себе, что я вытворяла. Возможно, они были слишком заняты друг другом и поэтому не видели ничего плохого в том, чтобы давать мне все, чего я только желала. При их попустительстве и бесконечном потакании обоих моих дядьев я, уверена, плохо бы закончила, если бы не влияние бабушки.
– У нее есть властная жилка.
– Ты знаком с ней? – удивленно спросила Джоанна.
– Да, это великая женщина. Я встретился с ней, когда готовился к отъезду в горы, чтобы вступить во владение замком Айронкросс. – Рука Гэвина нежно скользила по ее обнаженной руке. – Она была первой, кто представил мне тебя, моя маленькая волшебница, хотя и всего лишь посредством добрых слов.
– Как она себя чувствовала? – спросила Джоанна, беря его руку в свою. – Для нее, наверно, было невероятной трагедией узнать о смерти моего отца и… всех нас!
– Когда я ее оставил, она выглядела не очень здоровой, но у нее сильны дух и разум, которые помогают компенсировать то, что забрали годы. – Гэвин некоторое время прислушивался к шуму дождя. – Ее высказывания во время нашей встречи не свидетельствовали о том, что она потеряла надежду.
– Надежду? – спросила Джоанна, в недоумении поднимая на него взгляд. – Ты хочешь сказать, она подозревает, что кто-то выжил?
Гэвин нахмурился.
– Не думаю, что она смеет надеяться на такое чудо. Но ее манера вести разговор, то, как она убеждала меня отправиться в горы, – все это заставляет меня верить, что она надеется на справедливую кару для тех, кто совершил это злодеяние.
Гэвин заметил, что выражение лица Джоанны изменилось. Она отвернулась и стала пристально вглядываться в темноту комнаты, будто пытаясь найти в ней нечто незримое. Что-то из сказанного им задело струну ее растревоженной памяти.
– Соответствует ли мое описание леди Макиннес твоим воспоминаниям о ней? – спросил он.
Она быстро повернулась и кивнула с легкой улыбкой.
– Она всегда была человеком решительным, если уж бралась за какое-то дело. Как я уже говорила, только ее влияние и постоянные нравоучения направили меня на путь истинный. Говорила ли она тебе что-нибудь, когда вы встретились в последний раз… я имею в виду, обо мне? Или по поводу замка?
– Насколько я помню, вопросы сейчас задаю только я!
– Это ты умеешь, – мягко сказала Джоанна, легким прикосновением разглаживая морщинку на его лбу. – Хотя за эти несколько месяцев я многому научилась, но всегда помнила некоторые вещи, о которых она мне успела рассказать за прошедшие годы. Если посмотреть на все, что было, внимательно, то многое окажется связанным между собой.
– Она просила меня разыскать твой портрет. По правде говоря, я понял так, что портрет – это единственная вещь в замке, которую она рассчитывала получить.
Джоанна села в постели и повернулась к нему.
– Упоминала ли она что-либо еще? Она говорила тебе о несчастьях, которые преследуют наш род?
Гэвин следил за тем, как ее пальцы нервно дрожали в его руках.
– Твоя бабушка рассказала мне о том, как умер каждый из ее сыновей, а также упомянула, что проклятие замка Айронкросс не имеет ничего общего с существованием призраков или гоблинов. Она говорила о Зле, которое обитает в этих местах, но подчеркивала, что это Зло, исходящее из человеческого сердца.
– И она убедила тебя докопаться до истины.
– Да, – кивнул он. – У меня есть землевладения и люди на равнине, и я никогда не планировал превращать замок Айронкросс в свой дом. Граф Энгус преподнес мне эти владения в дар, и я вижу, что здешним людям сейчас необходим хозяин, который позаботится о них. Но я никогда не приехал бы в горы, если бы не визит ко мне твоей бабушки. Именно он и послужил толчком к этой поездке.
– Ты сожалеешь о том, что приехал? – спросила она тихо.
Он заглянул в ее бездонные синие глаза и искренне ответил:
– Я навсегда останусь должником твоей бабушки. Она подарила мне теплоту солнца. – Он поднес ее руку к своим губам. – Она подарила мне тебя.
Джоанна быстро отвернулась, но Гэвин успел увидеть слезы, предательски скатившиеся по ее щекам. С неохотой он позволил ей освободить руку из своей ладони и застыл, любуясь ее прекрасным профилем, в ожидании, когда она найдет нужные слова.
С некоторым удивлением он обнаружил, что его горло сжалось, а в груди стало нарастать неизведанное ранее ощущение. Его руки испытывали почти болезненное желание снова вернуть ее в свои объятия.
С усилием он отвел от нее взгляд и стал смотреть на огонь, пылающий в камине. В голове Гэвина опять пронеслась мысль, не дающая ему покоя. Он просто не может позволить себе подоб-. ные чувства. Всю свою жизнь он видел, как смерть отмечала печатью тех, к кому он был искренне привязан, поэтому поклялся себе, что больше никогда не повторит этой ошибки. Он был предводителем своих воинов, землевладельцем. У него были обязанности по отношению к другим людям, но не было потребности в сближении с кем-либо. Гэвин не хотел больше любить или быть любимым.
Но появилась она и внесла хаос в его сердце.
«Правда, – думал он, – я предложил ей стать моей женой. Однако это предложение связано с вопросами обычаев и чести». Безусловно, размышлял Гэвин, он никогда не испытывал физического влечения, которое хотя бы отдаленно напоминало те вспышки молнии, которые зажигают его кровь каждый раз, когда он смотрит на Джоанну. Но в любом случае брак, который он предложил, разрешил бы все проблемы в возникшей ситуации. Она не может больше жить как отшельница в подземельях замка. Их союз позволит ей вернуть то, что принадлежит ей по праву. По справедливости замок Айронкросс должен принадлежать ей, независимо от действий лорда-канцлера и того, что сейчас его владельцем являлся Гэвин.
Повернувшись к Джоанне, он поднес руку к ее шелковистой коже и вытер сверкающий след от еще одной слезинки.
«Все это правда, – подумал он. – И все это ложь».
– Я помню, как все случилось, – промолвила она, нарушив тишину. – После первого лета, которое я провела здесь, в Айронкроссе, я вернулась ко двору и к бабушке переполненная впечатлениями и рассказывала о том, как полюбила горный край и это место. – Тыльной стороной ладони она смахнула с лица очередную слезу. – Но ее реакция оказалась совершенно не такой, какую я ожидала. Она просто ошеломила меня своим поведением. – Джоанна задумалась на мгновение, и на ее лице отразились переживания, вызванные воспоминаниями. – Бабушка пришла в ярость, и я поняла, что это связано с моим восторгом от поездки в горы. Но я не могла понять причину такого гнева. В моей любви к Айронкроссу и к этим краям не было ничего нового, ведь она сама несколько лет жила среди этих людей. Я никогда раньше не видела, чтобы она так бушевала.
– И долго она так злилась? Она как-нибудь объясняла причины своего поведения?
При этом вопросе брови Джоанны нахмурились.
– Не сразу, но ее гнев относительно быстро стих, после того как я уехала от нее, защищая себя и эту местность. Затем, и это тоже было неожиданно, моя бабушка стала выглядеть очень испуганной. Я никогда до этого не видела ее в таком состоянии. Она буквально умоляла меня не возвращаться сюда. Наконец она стала говорить мне те же вещи, о которых позже рассказала тебе. Это касается гибели моего деда и дядьев. Речь шла о том, что их смерти выглядят как несчастные случаи, но она называла их убийствами.
– Леди Макиннес ни разу не сделала столь далеко идущих выводов в беседе со мной, хотя смысл ее высказываний был достаточно понятен. Но говорила ли она тебе когда-нибудь о доказательствах? Подозревала ли кого-то конкретно? Это она обвинила во всем Мать?
Джоанна замолчала, и Гэвин мог явственно видеть, какая борьба происходит сейчас в ее душе.
– Джоанна, когда ты впервые заподозрила Мать?
Их взгляды пересеклись, но она продолжала молчать.
– Скажи мне, Джоанна, – настаивал он. – Это наше общее дело.
– Эта битва моя. Не твоя.
– Нет, – он покачал головой. – Возможно, так и было до того, как я приехал сюда. Но, по крайней мере для внешнего мира, я являюсь владельцем замка Айронкросс. И теперь, особенно после всего, что произошло сегодня вечером, все это непосредственно касается и меня.
Ее глаза сверкнули.
– Сегодняшний вечер тебя ни к чему не обязывает, хотя… – Она подняла руку, призывая его к молчанию. – У тебя тоже может быть интерес в этом деле из-за пожара, случившегося в твоей комнате прошлой ночью. Ты ведь знаешь, что он не был случайностью. Кто-то побывал здесь. И пытался уничтожить тебя! – Она долго смотрела на красные рубцы на своих руках. – Пожалуй, ты прав. Твоя жизнь в опасности, и ты имеешь право знать.
– Страх смерти не имеет никакого отношения к моему желанию узнать истину. Но сейчас мною движет другое – то, что ты рядом со мною, ты жива, ты не прячешься и ты в безопасности.
Она посмотрела на него сияющими глазами. Любовь, которую Гэвин увидел в их глубине, заставила его дыхание прерваться.
И тут же в дальнем уголке его памяти всплыла жгучая боль тягостных воспоминаний о смерти, о тех, кто уже умер, о тех, кто любил его.
– Так когда ты впервые стала подозревать Мать? – еще раз упрямо повторил он, и даже для собственного слуха его голос прозвучал грубо. – Насколько я наслышан, до этого пожара вы с ней были большими друзьями.
– Да, мы были дружны, – признала она. – В сущности, одно время я была настолько глупа, что восхищалась ею. Я даже защищала ее.
– Защищала ее? От кого?
– От моей бабушки, разумеется.
– Разве леди Макиннес недолюбливала ее? Она хорошо знала Мать?
Джоанна покачала головой.
– За все годы, пока Макиннесы были владельцами этих земель, моя бабушка, насколько мне известно, провела здесь очень мало времени. Поэтому я не могу себе представить, что у нее была возможность проводить достаточно времени в аббатстве и, в частности, с Матерью. Но, как я тебе уже говорила, после того первого лета, когда я вернулась отсюда, именно мои рассказы о беседах с Матерью и то, как я ее восхваляла, больше всего обеспокоили мою бабушку.
– Значит, именно в тот момент ты выступила в ее защиту?
– Да, – кивнула она. – Это было ошибкой. Сейчас я это понимаю.
– Но объясняла ли тебе бабушка причины своей тревоги?
Джоанна снова медленно кивнула.
– Конечно. Бабушка ненавидела Мать, поскольку та несла ответственность за все смерти в замке Айронкросс. Разве этого недостаточно?
– Да, – мрачно произнес он. – Этого вполне достаточно… если это правда. Но о каких доказательствах она говорила?
В этот раз Джоанна замотала головой.
– Она не проявляла желания упоминать что-либо конкретное. Именно по этой причине я весьма усердно защищала Мать. Но я была так наивна… – с горечью проронила она, рассеянно водя рукой по одеялу.
– Джоанна, расскажи мне, что случилось! – Он постарался, чтобы его голос звучал ободряюще. – Помоги мне понять, что ты чувствовала тогда и что видела.
– В ту осень, возвратившись в Стирлинг, я была полна радужных мечтаний. В течение лета у меня была возможность встречаться и работать с Матерью и другими женщинами из аббатства. Тогда они были для меня самыми замечательными людьми на земле. Они были добры и преданны своему делу. Я помню, что поразилась силе их веры и удивительной сплоченности, с которой они помогали своей пастве и защищали ее. С чувством восхищения, укоренившимся в сознании, я возвратилась ко двору и обнаружила, что моя бабушка называет духовного лидера этих людей «дочерью самого Сатаны». – Джоанна сокрушенно покачала головой. – Что я только ни говорила, как ни умоляла ее, она наотрез отказывалась сказать больше. – Джоанна судорожно сжала руку в кулак. – Я была воспитана таким образом, что не верила в придворные сплетни. И никогда не принимала участия в пустопорожней болтовне. Теперь же оказалось, что самый близкий человек, прививший мне определенные жизненные ценности, ожидал, что я приму ее слова без всяких возражений. Бабушка потребовала, чтобы я держалась от Матери и женщин, которых она собрала вокруг себя, подальше.
Гэвин положил ладонь на ее руки, что заставило Джоанну вновь поднять глаза.
– Но когда ты снова вернулась в горы следующей осенью, то, несмотря на ее просьбы, опять отправилась в аббатство.
– Так и было, – прошептала она. – То, что я решила пойти против воли бабушки, причиняет мне сейчас боль.
– И тогда что-то произошло.
– Да, кое-что произошло, – подтвердила она, и ее взгляд затуманился воспоминаниями. – Во время моего последнего посещения аббатства я случайно услышала разговор о собрании, которое должно было вскоре состояться. Речь шла о некоем ритуале для женщин. Мое любопытство взыграло, и, поскольку меня не пригласили, я была решительно настроена на то, чтобы выяснить об этом деле все, что только удастся.
Гэвин обратил внимание на то, что ее руки вцепились в одеяло, и крепко взял их в свои ладони. Она глянула на него, почти испуганная этим жестом внимания.
– Где произошло это собрание, Джоанна?
– В подземелье, расположенном под замком, – хрипло прошептала она. – В том же помещении, где находятся склепы.
Джоанна вздрогнула, и Гэвин ощутил, как в комнате словно неожиданно повеяло холодом. Посмотрев в сторону камина, он некоторое время следил за шальной игрой языков пламени.
– Так ты пошла туда?
– Я собиралась это сделать. Видишь ли, они планировали собраться в ту же ночь. Это была ночь полнолуния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41