С другой стороны, сама Энни абсолютным большинством голосов была избрана Королевой домашнего очага. Она выбрала для танцев брата Мэри, Джо, окончившего школу два года назад.
Джо неохотно согласился пойти с ней и быть ее кавалером, но сделал это из уважения к миссис Голдман при условии, что Энни наденет что-нибудь скромное и пристойное, в спокойных тонах. Пристрастие этой юной леди к ослепительным краскам началось еще в раннем возрасте, и к тому времени, когда обе девушки учились в средней школе, ее манера одеваться стала притчей во языцех и принесла ей легендарную славу.
Энни, никому не позволявшая диктовать ей хоть что-нибудь, появилась в черном бархатном вечернем платье без бретелек, в туфлях на шпильках высотой три дюйма и в длинных черных перчатках а-ля Рита Хейворт в «Джильде».
Следует сказать, что Рита Хейворт была в то время ее любимой киноактрисой. У Энни были тогда длинные рыжие волосы, которые она зачесывала назад. Поэтому она пыжилась изо всех сил, чтобы выглядеть совершенством. Сказать, что Джо это не понравилось, было бы большим преуменьшением его недовольства. Пришпилить к ее корсажу купленную им розу было бы немыслимо, и весь вечер он провел, отражая атаки обожателей Энни, и заработал на этом поприще синяк под глазом, не считая рассеченной губы.
— Так ты скажешь мне или нет? — подзуживала Энни, стараясь вернуть погрузившуюся в воспоминания Мэри к настоящему.
— Лу пригласил меня на свидание сегодня утром, — призналась наконец Мэри. — И нечего так смотреть на меня. Это всего лишь первое свидание. Я никогда не согласилась бы спать с ним ради телятины. Ну разве что ради говяжьей вырезки.
— Ты будешь уже в глубоком маразме, когда решишься наконец узнать, в чем состоят сексуальные отношения, но к тому времени не вспомнишь, для чего предназначено это твое славное маленькое отверстие.
— По крайней мере мне не нужно будет восстанавливать девственность после пятидесяти тысяч сои…
Мэри вовремя умолкла, чувствуя, как вспыхнули ее щеки, но Энни ничуть не обиделась.
Она откинула голову и расхохоталась, показав свои на редкость белые ровные зубы. Мэри завидовала зубам Энни, потому что ее передние зубы были кривоваты и слегка выдавались вперед, и из-за этого она стеснялась улыбаться.
Фрэнк Руссо не согласился отправить дочь к ортодонту, как это сделал Сид Голдман, и терпеливо выносил постоянные попреки Софии, уверявшей его, что Мэри обречена на муки и страдания в течение всей жизни, потому что ее отец поскупился заплатить за то, чтобы ей поставили скобки.
«Несчастье Мэри, — говорила София, — в том, что у нее неправильный прикус и передние зубы выдаются вперед. Слава Богу, не очень сильно. Но ей необходимо поставить металлические скобки».
— Очень хорошо, Мэри, — сказала Энни, и в глазах ее заплясали смешинки. — Вижу, что одинокая и целомудренная жизнь обострила твой ум и сделала тебя саркастичной. А теперь только надо усилить твое либидо.
— Прекрати это занудство. Когда придет время, я займусь этим. К чему спешить?
— Право же, Мэри, надо смотреть на жизнь трезво. Тебе почти тридцать четыре, а ты воображаешь, что оргазм выращивают в чашечках Петри . Принимай жизнь такой, какая она есть. И Бога ради, познакомься с сексом. Несмотря на все то, что тебе твердит София, ты не будешь гореть в аду, если переспишь с мужчиной. Если бы дело обстояло так, как утверждает твоя мать, мне бы предстояло поджариваться на огне целую вечность.
Зажигательные речи подруги всегда вызывали у Мэри жажду. Поэтому она отправилась на свою маленькую кухоньку, благодаря судьбу за то, что ей редко приходилось там готовить, и вернулась через несколько минут, крепко держа под мышкой откупоренную бутылку шардонне, а в руках два винных бокала на длинных тонких ножках. Разлив золотистое вино, она протянула один из бокалов Энни, второй же взяла сама и устроилась с ним на софе. Морти тотчас же прыгнул к ней на колени и немедленно уснул.
— Я еще не встретила того, с кем мне захотелось бы переспать, — сказала Мэри, свирепо одергивая свой серый спортивный свитер с надписью «Университет штата Мэриленд». Она делала это каждый раз, когда ей приходилось лгать, и этот нервный жест вошел у нее в привычку. Впрочем, это случалось с ней не так уж часто.
Правда же состояла в том, что ей отчаянно хотелось переспать с Марком Форентини. Этот мужчина обладал фигурой, будто высеченной из гранита, а с Мэри он обращался с почтительностью, смешанной с восхищением. Он был самым совершенным образцом мужчины, созданным природой. Но время шло, и Марк перестал делать попытки затащить ее в постель, после того как Мэри неоднократно отказывалась вступить с ним в связь, мотивируя это религиозными соображениями. И их отношения окончились ничем.
И до сего дня Мэри спрашивала себя, не отказывала ли она Марку из трусости, потому что слишком стеснялась своего тела. Ее, конечно, нельзя было назвать толстой, но Мэри не была и достаточно стройной, чтобы носить джинсы от Кельвина Кляйна, а для того, чтобы оправдать свою трусость, она ссылалась на религиозные запреты. Это было удобной отговоркой. И не было никакой тайны в том, что ей до сих пор не везло с мужчинами. Ее католическое воспитание, то есть то, что она была способна испытывать чувство вины, если, как ей казалось, вела себя неподобающим образом, в сочетании с мрачными прогнозами ее матери, уверяющей, что мужчины никогда не пожелают купить корову, молока которой попробовали даром, давило на нее, и преодолеть это давление Мэри было не под силу.
Мэри опасалась интимных отношений еще и потому, как она подозревала, что боялась причинить себе боль. Ведь позволить себе сблизиться с человеком только затем, чтобы тебя отвергли, было бы для нее полным и окончательным крушением жизни. А такая вероятность всегда существовала. Мэри редко оправдывала чьи-либо надежды, включая и себя. Ей искренне хотелось порадовать мать счастливым замужеством и наплодить кучу детишек, чтобы услышать от нее: «Видишь, Мэри, вот для чего ты создана. Тебе не надо работать и быть независимой. Позволь мужчине позаботиться о себе».
Таким образом, психологический момент играл существенную роль в ее настрое, но целлюлит и ее далекое от совершенства тело были не менее важны.
Одна мысль о том, чтобы предстать перед мужчиной обнаженной, приводила ее в ужас.
— О Боже! Ты ведь прекрасно знаешь, что Марк бросил тебя потому, что ты не сдалась. Этот человек вложил в тебя так много! Достаточно сказать, что целых шесть месяцев он кормил тебя ужинами. Естественно, он хотел что-нибудь получить за те деньги, что истратил на тебя.
— Ты спишь со всеми встречными и поперечными парнями, а ничуть не счастливее меня.
Энни пожала плечами, потом принялась с задумчивым видом потягивать вино. Однажды она была счастлива до безумия, до умопомрачения, но это было давным-давно. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь. И, пряча свою боль за дерзостью и иронией, как она обычно и поступала, Энни ответила:
— Возможно, я не всегда счастлива. Но время от времени у меня бывает от тридцати до шестидесяти минут полного и неземного наслаждения. И это дает мне ощущение счастья.
— Надеюсь, ты проявляешь осторожность и принимаешь соответствующие меры?
— Нет! Вы только послушайте ее! Ты говоришь точно как твоя мать!
Энни молитвенно подняла руки к потолку, удивительно похоже изображая Софию, осенила себя крестным знамением и воскликнула:
— Боже милостивый, защити Мэри! Она подумывает начать жить во грехе и растлении!
Мэри улыбнулась вопреки собственному желанию.
— По крайней мере я могу не опасаться смерти от венерической болезни, которую можно подцепить где угодно.
— Это уж точно. Скорее ты умрешь от скуки.
На вздох Мэри Энни отозвалась новой репликой:
— Мне претит занудство, но должна повторить, что тебе следует полностью пересмотреть свои взгляды и внести в свой образ жизни соответствующие коррективы. Ты не должна до самой смерти неукоснительно следовать теории «Быть как Пресвятая Дева», невзирая на всевозможные соблазны, как, например, диско.
— Теперь диско не в моде. Теперь в моде ретро.
Улыбка Мэри показалась Энни несколько самодовольной.
Она шмыгнула носом и заметила:
— Ты шутишь? Да? — Потом добавила: — Но по крайней мере ты вырвалась из этого убожества семидесятых, из вашей ублюдской квартиры. Мне нравятся мягкая мебель, обитая красной кожей, и крашеные сосновые столы. Сейчас моден кантри. — Она нежно погладила рукой кожаную обивку кресла. — Эта обивка кажется на ощупь такой чувственной.
— А мне казалось, что она создает ощущение домашнего уюта. Моя мать настаивала на оливково-зеленом твиде.
Диван, выбранный Софией, как две капли воды походил на ее собственный, украшавший гостиную. Это было нечто зелено-оранжевое в цветочках — настоящий шедевр. Выглядел он чудовищно. Особенно когда стоял на оранжевом лохматом ковровом покрытии.
— Я ее переспорила.
От Мэри потребовались все ее самообладание, твердость и способность убеждать, чтобы заставить Софию поверить в то, что дочь решительно отказывается следовать ее советам. Когда мать приходила к какому-нибудь решению, то только закон, принятый конгрессом, мог переубедить ее. Эта женщина могла бы с легкостью и в одностороннем порядке аннулировать результаты договоренностей в Кэмп-Дэвиде. А если бы ей пришло в голову обратить в католичество Саддама Хусейна, то она допекла бы его так, что он согласился бы на все. Легче было соглашаться с ней, чем возражать, но на этот раз Мэри решила, что добьется своего любой ценой.
— Ты берешь с собой Софию, когда едешь покупать мебель? Ну и отважная же ты женщина, Мэри. По крайней мере она не убедила тебя купить одну из этих чудовищных картин на религиозные темы или распятие вроде тех, что развешаны у нее по всему дому. У меня от них мурашки по всему телу. — Мэри ответила не сразу, и Энни посмотрела на нее круглыми глазами и воскликнула: — Черт возьми! Разве это не так?
— Не заходи в спальню, — предупредила Мэри, — там на туалетном столике статуэтка Пресвятой Девы. Это подарок на новоселье от бабушки Флоры.
Для семьи Руссо картины религиозного содержания были столь же обязательны, как и воскресная месса. Не говоря уже о том, что эти картины сулили утешение и гарантировали защиту, Мэри считала, что они предназначены еще и демонстрировать неиссякаемое религиозное рвение семьи, что впечатляло друзей и родственников, а этого и добивались ее мать и бабушка. Этим же Мэри объясняла и еженедельные посещения кладбища, где покоились дедушка Руссо и родители Софии. Разумеется, почившим близким от этого не было никакой пользы.
Энни широко раскрыла свои и без того большие голубые глаза — наследие, полученное от отцовской стороны семьи.
— Передай-ка мне, пожалуйста, шардонне. Одного бокала вина, безусловно, недостаточно, чтобы пережить это последнее удручающее откровение. — Снова наполнив бокал Мэри, а затем свой, она добавила: — Может быть, тебе стоило бы переставить статуэтку в ванную, дорогая? Две девственницы в одной спальне — это уж чересчур. То же самое тебе скажет любой здоровый гетеросексуальный мужчина.
Начав читать кулинарные рецепты в отданном теперь в его ведение разделе газеты, Дэн не мог поверить в глубину своего падения. В газете был объявлен конкурс на лучший способ приготовления рубленой говядины, и теперь ему предстояло решить, какой из представленных восьмисот восьмидесяти семи рецептов можно счесть лучшим, чтобы увенчать лаврами и назвать победителем его автора.
Раздел «Множество состояний говядины», любимое детище Розмари, был укомплектован полностью до того, как она ушла в очередной предродовой отпуск. Но Дэн вынашивал новую — нестандартную и дурацкую — идею, отчего и сам впал в скверное состояние.
По его мнению, рубленая говядина заслуживала только одного — чтобы ее использовали для гамбургеров или тако.
Да и то только потому, что эти блюда считались чисто американскими, подобно яблочному пирогу или пицце. Рубленая говядина не могла конкурировать с такими продуктами, как телятина или цыпленок. И ни один уважающий себя гурман не опустился бы до того, чтобы готовить что-либо согласно какому-то из восьмисот восьмидесяти семи идиотских рецептов. Что за чудовищные блюда там предлагались! И что за названия у них были! Например, «Божественные гамбургеры от Максины» или «Запеченные с лапшой хамдингеры от Жанны». По всей вероятности, хамдингером называлось некое чрезвычайно неаппетитное месиво, поверх которого были щедро насыпаны тертый сыр чеддер и какая-нибудь пряная мексиканская трава. Дэн живо представил, как некто объевшийся мексиканской еды отрыгнул ее и дал извергнутой массе достаточно привлекательное название.
— Вы должны приготовить каждое из этих восьмисот восьмидесяти семи блюд соответственно рекомендациям рецепта, прежде чем выберете победителя конкурса, — сообщила Дэну бывшая секретарша Розмари, перешедшая теперь под его начало некая Линда Фокс. Она воспринимала все это в высшей степени серьезно. Линда была низкорослой брюнеткой с обильно припудренными проседью волосами, острым носом и таким же подбородком. Своей внешностью она очень напоминала зверя, имя которого носила . — Розмари обычно тратила на это целую неделю и проверяла все рецепты на членах своей семьи, прежде чем решить какое из блюд наилучшее.
Дэн сделал над собой отчаянное усилие, чтобы не прыснуть. Он ни при каких обстоятельствах не стал бы расточать свое время на приготовление блюд из говяжьего фарша. Но если бы широкой публике стало известно, что он манкирует своими прямыми обязанностями и несерьезно относится к рубленому мясу, он мог бы потерять подписчиков.
— Думаю, некоторым людям это просто доставляет удовольствие.
— По правде говоря, это относятся и к Розмари, — заметила Линда. — К тому же газета оплачивала ей покупку всех ингредиентов. Поэтому она могла все это готовить бесплатно, а остатки держать в своем холодильнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40