Нет, право, ты невыносима, поняла? Но утром чтоб она прошла обряд!
Женское бормотание в ответ подтвердило, что они достигли некоторого компромисса.
Я потер глаза и снова посмотрел на Ториана.
– Он не посмеет! – сказал я.
– Ты уверен, о Меняла Историй?
Нет, я не был уверен.
– Но как? Разве возможно такое?
Самое время было отправляться на разведку.
Я заставил себя встать на ноги и зашагал по крыше в сторону города, стараясь не отходить от стены. Ториан пошел за мной. Когда я дошел до угла, освещенные отверстия молельни остались у меня за спиной. Одинокое отверстие в кровле подсказывало, что за ней расположена еще одна небольшая комнатка, хотя света не было видно. Пару секунд я размышлял: как же в нее попадают? Комната расположена за алтарем, а в той стене не было ни одной двери. Может, в нее можно попасть с другой лестницы?
Я заглянул за угол и изучил главный фасад пирамиды. По оси его огромные ступени для торжественных шествий вели от основания к вершине. Дальше высился в темноте бок Майаны, но все, что я мог разглядеть, – это лишь изгиб ее груди. Ее рога чернели на бархатной подкладке звездного неба – я торопливо отвел взгляд: не стоит мне в нынешнем утомленном состоянии засматриваться на звезды.
Покрытие передо мной представляло собой гладкую поверхность из полированного гранита, сверкавшего в ночи как вода. Никаких вентиляционных и световых проемов. Разумеется, я не мог видеть нижние ярусы.
Я начал пробираться вперед, пригнувшись, чтобы меня нельзя было увидеть снизу. Повязка здорово мешала мне передвигаться; подумав, я развязал и сбросил ее. Ключ от особняка Тарпита упал на камни со звоном, от которого – так мне казалось – должен был проснуться весь город. Освободившись от одежды, я пополз дальше, пока не добрался до края, а там растянулся на животе и осторожно высунул голову. Спустя несколько мгновений Ториан лежал рядом со мной.
Никто так и не смог внятно объяснить мне, почему высота всегда кажется большей, когда смотришь сверху вниз, а не наоборот. Старый Тумбал из Тенка говорил обычно, что так устроили боги, чтобы чувствовать себя еще божественнее, но я ему не верю. Но если это все же так, то мы с Торианом должны были бы ощущать себя самыми что ни на есть богами. Я помню только, что меня поразила высота пирамиды.
Далеко-далеко под нами разрозненные светлячки на Площади Тысячи Богов означали склонившихся в молитве. Дальше уходил вниз, к воротам, Большой Проспект, движущиеся огненные точки отмечали перемещения военных патрулей. Редкие освещенные окна говорили о болезни или о каких-то неладах в доме. Впрочем, мы пришли сюда не затем, чтобы глазеть на город.
Нас интересовал храм. Предыдущий ярус тоже представлял собой гладкую плоскость из темного гранита.
Я покосился на своего спутника. Он кивнул, но ничего не сказал.
Некоторое время мы пятились ползком, потом я поднялся и, пригнувшись, поспешил к восточной грани. Громада Балора темнела на фоне лунного сияния; золотой меч угрожающе блестел.
Я снова растянулся на пузе и высунул голову посмотреть на ярус под нами. Разница была налицо – множество темных отверстий и редкие светлые отмечали комнаты и коридоры. Жаль, что я не видел ярусы, расположенные ниже, но я не сомневался, что картина будет приблизительно такой же.
Из трех светлых отверстий над молельней доносилось негромкое женское пение.
Я посмотрел на Ториана, не отстававшего от меня ни на шаг.
– Нам надо залезть на самый верх, – сказал я.
– Святой Фуфанг не даст в обиду своих.
Я улыбнулся, с гордостью ощущая, что мой спутник начинает доверять богам больше, чем собственной хитрости и силе.
В моем плане имелось одно-единственное слабое место. Стоит кому-то на Площади Тысячи Богов посмотреть вверх – и он увидит нас. Правда, зритель может и не поверить своим глазам. К тому же поверхность камня напоминала цветом и фактурой человеческую кожу, а мы оба были обнажены. Это могло помочь, как бы странно это ни казались. Мы разом поднялись и бросились бегом к парадной лестнице.
Бок о бок устремились мы по широким ступеням к самому верхнему уровню. В центре его стояла Обитель Богини – высокий цилиндр из гранита, увенчанный золотым куполом. Каким-то образом плавность его линий сочеталась с угловатостью остального сооружения. Единственным проемом в гладкой стене была входная арка. Мы не сбавляли хода, пока не добежали до нее.
Я ворвался внутрь, увидел перед собой Майану и рухнул на колени.
Ториан пошел еще дальше, распластавшись на полу.
– Прости нас! – простонал он. – Святая Владычица, мы ищем только славы твоей!
Это была молитва, а я с некоторым усилием вспомнил, что терпеть не могу молитв. Богиня знала, что мы пришли, и знала зачем. Я откинулся на пятки полюбоваться на нее.
С земли Обитель, конечно, казалась крошечной, да и здесь я с трудом мог оценить ее истинные размеры из-за высоты купола. Так или иначе, приходилось мне видеть и тронные залы царей меньшего размера. Гладкий пол из мрамора не нарушался ничем. На фоне темной дальней стены стояла богиня страсти – серебряная фигура в три моих роста.
Изо всех изваяний богини, которые мне доводилось видеть до сих пор, это, наверное, самое яркое. Той ночью она была окутана в лунный свет, свет тайны. Каким бы слабым он ни был, он сиял на ее рогатом полумесяце, играл на бриллиантах в ее волосах, зажигал багровые рубины на ее губах и сосках и горел обольстительным синим огнем в паху. Ее взгляд пронизывал меня насквозь, холодя сердце страхом. Вечная мать, вечная супруга! Страх – да, конечно, но, кроме страха, я ощущал еще и желание, от которого перехватывало дух. Я трепетал от ее призыва. Право же, за всю свою долгую жизнь я никогда еще не бывал столь самонадеян, чтобы являться в саму обитель богини нагишом и без приглашения.
Ну, может, меня все-таки приглашали? И потом, есть ведь боги и богини, настаивающие на том, чтобы в их присутствии смертные были только нагими, ибо одежда есть не что иное, как тщеславие и показуха. Или помеха – в некоторых случаях.
Я неуверенно поднялся и начал оглядываться. Осмотрев интерьер, я вышел на улицу и направился к северному краю яруса, заднему фасаду храма. Последнюю часть пути я привычно проделал на карачках. Я посмотрел вниз, на ярус, с которого мы только что поднялись, и снова увидел проемы расположенных под кровлей помещений. Снова нижние ярусы остались скрытыми от моего взгляда, но я не сомневался в том, что они отличаются очень мало – ну, возможно, света от факелов чуть больше, да еще добавляются дворики со спящими в них жрецами и жрицами.
За храмом земля полого понижалась; кое-где за склон цеплялись небольшие домики. Городская стена подходила с этой стороны совсем близко к храму.
Я не стал изучать западный фасад. Вместо этого я вернулся к Ториану – он лежал ничком и отползал, пятясь как рак – молящиеся всегда покидают священную обитель таким вот образом.
– Все как мы и думали, – сообщил я. – В праздники жрецы и знатные горожане поднимаются по парадной лестнице. Они не видят ничего, кроме гладкого камня. Из этого я делаю вывод, что главный фасад храма – цельная каменная кладка. Остальные три фасада полые и заселены, хотя их никогда не показывают мирянам. Грязное белье снижает священный ужас перед богами.
– А здесь, наверху?
– Ничего. Никаких входов. Никаких дверей. Ничего. Под нами сплошной камень.
Ториан встал, и, несмотря на его могучее сложение, даже он уже с трудом двигался от усталости.
– Должен быть путь, и Нагьяк должен знать о нем.
– Надеюсь, что ты ошибаешься. Я в этом уверен. Через день-два мы это узнаем.
Он издал свой львиный рык.
– Думаю, что я убью этого Фотия еще сегодня – для верности.
От страха у меня перехватило дыхание.
– Нет! Не смей! Мы здесь только свидетели, мы не должны вмешиваться в поток событий.
– Ты, возможно, и свидетель. Ты – человек слов. Я – человек дела.
Мне необходимо было подумать. Я продекламировал про себя простенький стишок, которому научила меня Иллина.
– Грамиан Фотий – заложник, – объявил я. – Если ты убьешь его здесь, ты развяжешь в городе гражданскую войну.
Он опять зарычал – и еще раз, уже чуть тише.
– Возможно, ты и прав, хотя у меня руки чешутся придушить его. Кстати, луна уже осветила ступени. Как мы будем спускаться, о слуга богов?
– По заднему фасаду.
Почтительно поклонившись богине, мы покинули Обитель.
Мы подползли к северному фасаду. Лежа на холодном граните, мы смотрели на уступ под нами. Уступ казался высоким. Может, лучше все-таки рискнуть спуститься по лестнице?
– Я могу спустить тебя немного, – сообщил Ториан. – А будь у меня повязка, спустил бы еще ниже.
– Только не жди, что я потом поймаю тебя.
Он усмехнулся:
– Сломаю ногу и нарушу тем самым монотонность нашего существования.
Я перевалился через край. Ториан взял меня за запястья и опускал, насколько хватало длины его рук. К своему удивлению, я обнаружил, что ноги мои, вместо того чтобы упираться в стену, болтаются в воздухе, а перед носом маячит резной карниз. Прежде чем я успел за него ухватиться, Ториан отпустил меня, и я рухнул вниз. Я хлопнулся сильнее, чем ожидал, громко охнув от удара. Колени и локти обожгло огнем. Оставалось только надеяться, что те, кто обитает в комнате под ближайшим проемом, спят крепко.
Мгновение спустя следом за мной скользнул через край Ториан. Он тоже заметил нависающий фриз и успел, зацепившись, повисеть немного, изучая его. Фриз почти, не выступал из стены, но тянулся по всей грани, а возможно, и вокруг всего храма. Я как-то расстроился, что не заметил его раньше. Правда, у нас не было возможности разглядеть храм вблизи при дневном свете, но я обычно горжусь своей наблюдательностью. Наблюдательность – основа моего ремесла.
Ториан, цепляясь за рельефы, как муха полз вниз до тех пор, пока не повис на нижнем поясе, откуда и спрыгнул ко мне. Он приземлился гораздо мягче, чем я, и тут же устремился к краю яруса, лег и осторожно выглянул вниз. Когда он вернулся, я уже встал и более-менее обрел способность ходить. Первым делом мы пошли подбирать свои повязки.
– Ничего, – шепнул он. – Только верхний.
– Но почему фриз тянется вокруг верхнего яруса, если его нет на остальных? Это идет вразрез с моими представлениями о красоте.
– Потому, что рельефы здесь расположены не случайно, а с умыслом.
– С каким умыслом?
Тут проем, мимо которого мы проходили, осветился.
Разумеется, мы заглянули в него.
Спальня под нами была небольшой, но для одного человека вполне просторной. Соответственно этому она была и обставлена – просто, но со вкусом: складная койка, стол и, возможно, еще несколько предметов, вне поля нашего зрения. Мне приходилось жить в куда более скромной обстановке, и не раз. Однако спальня показалась просто крошечной, когда в нее вступил Грамиан Фотий, на ходу излагая в простых, но достаточно ярких выражениях свою точку зрения на размеры кровати.
Высокий голос посоветовал ему спать на полу. Потом огонь померк, а дверь хлопнула. Я услышал лязг засова.
Я схватил своего спутника за руку, хотя не питал иллюзий насчет возможности удержать его, если он решит свести счеты с охотником на рабов.
– Если он лежит, я мог бы прыгнуть на него, – возбужденно прошептал Ториан. – Это пойдет на пользу его потрохам – для начала.
– Я понимаю, что соблазн велик, но мне очень хочется увидеть твое представление. Боюсь, я не смогу оценить его по достоинству в темноте.
– Ага! Вот, значит, в чем дело.
– Пошли. – Я поспешил увести его от проема.
Мы вернулись к исходной точке над верхней лестничной площадкой. По лестнице спускались две длинные цепочки жриц. Пение прекратилось: церемония была завершена. Я распластался на крыше и, просунув в проем голову и плечи, успел увидеть из положения вверх тормашками во главе процессии что-то алое – жирный Нагьяк спускался на своем кресле – носилках на плечах четырех молодых жрецов.
Ночные дела близились к концу – скоро храм утихнет, и мы сможем подумать о том, как отсюда выбраться. И вовремя: полумесяц уже выглядывал из-за дымной завесы, а с рассветом все начнется по новой. У нас оставалось совсем немного времени.
И все же нам пришлось задержаться. В смежном с площадкой дворике три молодые жрицы укладывали древнюю верховную жрицу спать. Белджис топталась рядом, возможно, надеясь на какое-то просветление, но старуха оставалась недвижна, как мешок картошки. Мы не осмелились идти по узкой полоске кровли над ними.
Я оттащил Ториана на безопасное расстояние и уселся. Он с усталым вздохом сел рядом со мной. Меня самого шатало от усталости – с той минуты, когда я проснулся в оливковой роще, миновали долгие, долгие сутки.
– Скикалм? – сказал я. – Завтра ее торжественно пронесут по городу. На закате ее оставят в Обители Богини. Интересно, что случится с ней, если Балор не откликнется?
Я вспомнил: о том, что наследницей нынешней верховной жрицы станет Белджис, говорили так, будто Скикалм в случае неудачи должна умереть. Однако реакция Ториана застала меня врасплох:
– А что с ней случится, если откликнется?
– Ты же слышал! С рассветом она снова сделается юной и прекрасной супругой бога. Сама Майана, возможно, не участвует в этом, ее будет представлять здесь верховная жрица. Как Омия, они сказали, или Пиала. Должно быть, были и другие – в более далекие времена. Несомненно, не все имена сохранились в памяти.
– Только на сей раз бог окажется подозрительно похож на Грамиана Фотия, а жрица – на Шалиаль Тарпит?
– Я уверен, он не посмеет! – не сдавался я. – Даже если боги и допустят такое, горожан не обмануть. Шалиаль – не Скикалм.
– Кто помнит, какой была Скикалм в юности? – буркнул Ториан.
Я нахмурился – его логика начинала доходить до моего сознания.
– Но Тарпит – один из самых богатых купцов в городе! Множество людей должны знать его дочь!
– Совсем не обязательно. Вполне возможно, она большую часть жизни провела в затворничестве. А этот ублюдок Фотий много лет прожил в какой-то сельской дыре. Ты сам слышал это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38